Кроди

Время и в замке Эсби не стояло на месте: безутешный рыцарь отправился на поиски Арвида, Ерха уехал с ним, а старый Харольд один остался управлять поместьем. Эта нелегкая забота одна спасала его от уныния - он уже оплакал Арвида и теперь трясся за жизнь внучатого племянника, и будь старичок не при делах – неминуемо слег бы от переживаний. Магнус перебрался в замок и поддерживал словами утешения, призывая молиться денно и нощно, и довел до такого состояния, что Харольд засыпал стоя на коленях под бесконечные псалмы попа. Через месяц вернулся Ерха, безлошадный и изголодавшийся. Увидев его, оба старика схватились за сердце. - Эсбен, мой мальчик! – вскричал Харольд. - Да жив он, жив, только где рыщет – не знаю, - устало сказал слуга. – Он меня бросил, сеньоры мои, прямо посреди дороги, вот так-то. Лошадь моя пала, бедняжка, загнал я её, кричу ему: «Господин, господин, моя лошадь пала!», а он даже не обернулся. Всё медальон проклятый - то в одну сторону тянул, то в другую, вот он и метался. И совсем, по-моему, ума лишился, - с печальным вздохом заключил Ерха. - Что ж ты не разыскал его, негодяй? – заплакал тэн. – Как же он один будет, да ещё и не в своем уме! - Здесь я нужнее, - твердо сказал слуга и, не дожидаясь распоряжений старика, пошел на кухню. – Пойду, перехвачу хоть горсточку каши, а то живот к спине присох… И опустошил в один присест почти все казанки и противни, заставив кухарку стряпаться во второй раз. Но Ерха прав был, сказав, что в замке он нужнее. Следующий же день принес им новую беду. В замок заявился сам эрл Торкел со свитой, ахнул, увидев строящейся донжон, и весь негодующий и красный ввалился в парадную залу. Здесь его спеси был нанесен ещё один удар - Эсбен успел заставить дом новой дубовой мебелью и бронзовыми светильниками. - Бездна вас всех раздери, эк вы разжирели на моей земле! – закричал Торкел, проигнорировав вежливое приветствие двух стариков. - Ошибаешься, твоя милость, мы на своей земле! – вскинулся Харольд. – Мой племянник показывал мне бумагу за твоей подписью… - Что ещё за бумага? Не помню такого, - прервал его эрл. – Рыцарь Эсбен задолжал мне, долг не выплачивал, и теперь его поместье мне отходит, а вы все катитесь в Бездну, чтоб через два дня замок был свободен, сюда заселится мой вассал. Какая-то нечисть в человечьем обличии донесла Торкелу, что замок Эсби процветает, а сам рыцарь пропал, вот он и спешил прибрать к рукам давно желаемое. Самого Эсбена он ненавидел всей душой, хотя бы по той причине, что в молодости пускал на него слюни, за что получил от отца оплеуху и обещание изгнать. После отъезда эрла Харольд схватился за голову: - Пропали наши жизни! Что я могу? Я – старик?! - Ищи бумагу, старый плакса! – прикрикнул на него Магнус. Но Ерха уже перерыл хозяйский сундук и принес им свиток с печатью эрла. - Ну вот, подпись, печать… - с облегчением сказал поп. - Толку-то от печати? Эрл вышвырнет нас из дома, а документ сожжет. Правда всегда будет за ним - он сильнее. Эсбен, глупый мальчишка, зачем ты оставил нас? – и Харольд зарыдал в голос. - У нас два дня есть, друг мой, - хмурясь, сказал Магнус, - не будем же терять времени и поищем помощи у того, кто посильнее эрла. - Хорошо, давай помолимся, - обливаясь слезами, закивал тэн. Но пресвитер только махнул на него с досадой. Не медля ни минуты, он собрался в дорогу, положил в суму свиток с отказом Торкела от долговых претензий и уехал в город. - Постараюсь поскорее обернуться, но всякое может случиться… Держитесь, сколько можете, - сказал он на прощание. В замок за новую ограду набились гебуры с тележками скарба и со скотом, все почему-то были единодушны в своем нежелании переходить под власть эрла. И когда ставленник Торкела заявился принимать владения (раньше срока, с жадным блеском колючих глаз-гвоздей), он лишь ткнулся в запертые ворота, из-за которых стали поносить его на чем свет стоит. Рыцарь убрался восвояси, а на следующий день замок был осажден наемниками и вассалами эрла. Первым делом захватчики подожгли несколько крестьянских хижин, надеясь, что устрашат этим гебуров и принудят их открыть ворота. Однако добились лишь новых проклятий из-за стены и ещё большего ожесточения. Ворота пытались выломать, но на головы наемников полился кипяток, старый тэн забрался на верхнюю площадку донжона и размахивал мечом, распевая жуткую разбойничью песню. В него полетела стрела и впилась в шов между кладкой в дюйме от уха. Слуга стащил Харольда с площадки, и теперь обстреливать стали уже наемников охотничьими луками, и весьма неумело. Дело неизбежно шло к смертоубийству, но на третий день осады затрубил рог неподалеку, и к замку подъехал дружинный отряд конунга с отцом Магнусом и самим епископом в красном плаще. Струхнувшие наемники низко им кланялись, но эрл держался нагло. - Тааак, - протянул епископ и развернул перед носом Торкела свиток с его печатью, - и что это, сын мой? - Подлог! – взвизгнул Торкел, - меня тогда опоили, обманули!! - Ложь! Мой Эсбен честно обыграл тебя в кости! – вырвался из ворот Харольд и поспешил припасть к перстню на руке епископа. Епископ закатил глаза и зацокал языком. Магнус в точности повторил его действия. - Ай-яй-яй, ты играл в кости, сын мой? Первые кости вырезал враг рода людского, ты наверняка знаешь об этом. И часто ты берешь в руки это порождение Бездны? Торкел неожиданно побледнел настолько, что стал почти нормального человеческого цвета. - Нет-нет, я никогда… сроду в руки не брал! Это шахматы, да, шахматы, монсеньор! Невинное развлечение для ума, но я никогда не играл в них прежде, а Эсбен соблазнил меня, сказав, что всё решает везение… - Ложь! Всё не так было! – снова вклинился Харольд. - Истина не укроется от того, на ком лежит длань божья, - мягко улыбнулся им епископ. – Я предлагаю вам, благородные господа, вместе со мной отправиться в монастырь, где выяснить правду посредством допроса с пристрастием, буде в том нужда, ибо так пожелал ваш конунг. Он очень расположен к тебе, сын мой, - совсем нежно улыбнулся он Торкелу, - и печется о том, чтобы дурная слава не пятнала твоего имени. Впрочем, на справедливый суд может рассчитывать любой его подданный. - В таком случае, я готов ехать с Вами, монсеньор, - с горячечной поспешностью сказал Харольд. Эрл мысленно схватился обеими руками за наговоренный ведьмой амулет. Слишком крупную ставку требовали от него в этой игре, а что он получит при выигрыше? Клочок земли с недостроенной башней? Красивенького пажа он здесь не видит, наверняка Эсбен забрал его с собой… - Пусть Небо рассудит нас с рыцарем и каждому воздаст по заслугам, а я отказываюсь от своих претензий, - сказал Торкел, раздираемый злостью и тщетно пытающийся придать своему голосу кротость. – Будем добрыми соседями, старик? Харольд скривил губы и недобро прищурился. - Конечно, будем, мой дорогой эрл. Как только компенсируешь сожженное имущество. По багровости, вернувшейся на рожу эрла, можно было ожидать, что его в любой момент хватит удар. Однако он молчком отсчитал серебро за сожженные дома и свалил вместе со своим войском. Всё в этот раз окончилось благополучно, Харольд до небес возносил ум и благородство Магнуса и извел его своею благодарностью. Кончилось лето, наступила осень, а после Дня Всех святых Ерха поехал на рудник, чтобы закрыть его на зиму. Оттуда он вернулся страшно сконфуженный и привез на телеге рыжую Бергдис, охающую на каждой колдобине и обеими руками поддерживающую свой огромный живот. Она так и вошла в замок, словно бочку перед собой тащила. Оба старика ужинали у камина, да так и застыли с ложками в руках при её появлении. - Вот, говорит, что от господина понесла, - смущенно сказал Ерха. - От кого же ещё? – плаксиво затянула Бергдис, - уж со сколькими я, да простит меня Небо… и всегда пустой оставалась. А стоило с благородным связаться, и на тебе, обрюхатил! - Блудница! И как тебе совесть позволила явиться сюда! – закричал на нее Магнус. – Сама же признала, что жила в грехе со многими! - Да, но только господское семя прижилось, - уперлась девка. - Меня повивальные бабки смотрели, сказали, что бесплодна, от меня жених отказался. Я уж и думать об этом забыла, и не беспокоилась никогда. Истину вам говорю: там (она ткнула себя в живот) господское дитя! - Черта с два! – воскликнул Магнус и все с ужасом выпучили на него глаза. Тут поп опомнился и сказал уже потише и благоговейно возведя в потолок глаза: - хотя промысел божий нельзя упускать из виду, нет-нет, ни в коем случае. А ты что об этом думаешь, Харольд? Харольд, естественно, тоже не оспаривал божий промысел. И Бергдис оставили в замке, а к Великому зимнему празднику она родила двух младенцев мужского полу, да с такими воплями рожала, что вся округа переполошилась, и долго ещё ходили пересуды, что в ту ночь слышна была труба первого Ангела, и теперь следует ждать огня с неба… И как же ей, бедняжке, было не вопить, если детки вышли очень крупными и чудом не разорвали материнское лоно. Но, хвала Небу, всё обошлось, кухарка Сигрид обмыла родильницу и младенцев и сразу подсунула их к материнским грудям, чтобы матка перестала кровить. Харольд сгорал от нетерпения увидеть новорожденных, но Магнус как всегда заставил его ещё час отстоять на коленях в благодарственной молитве. И только потом он был допущен к колыбели, где посапывали краснолицые сытые младенцы. - Ну, что скажешь, брат мой? – прошептал Магнус, заглядывая в колыбель через плечо тэна. - Гм, тот, что справа – какой-то непонятный, а вот левый – вылитый Бильд, ох, аж сердце заныло, до чего похож. - Значит, от племянничка твоего дети, так не бывает, чтобы один из близнецов от одного, а другой – от другого, это тебе не котята. - Да… ох-ох, моё сердце. Магнус, вот оно – продолжение нашего рода. - Назови этого Бильдом, пусть твой брат возрадуется на небесах. Ну а второго можно Эсбеном назвать. - Ещё чего, обойдется! Где, скажи на милость, носят тролли их папашу? – встопорщил усы тэн. – Будет Харольдом, вот! Младенцев не успели покрестить, как к Харольду явился молодой парень – один из тех гебуров, что работали на медном руднике, и заявил о своем желании взять Бергдис в жены, если за ней дадут приданое. Девка очень обрадовалась, и Харольд с легкой душой выпроводил обоих из поместья, щедро отсыпав серебра. А для малышей привезли кормилицу из поселения керлов. Если Харольд и горевал ещё по племяннику и Арвиду, то всё реже и реже. Иные заботы владели им. Поместью по-прежнему требовалась твердая рука, а с двумя настырно орущими младенцами женщины едва справлялись и были радешеньки, если старики сменяли их у колыбели. Сытыми, Бильд и Харольд-младший были сущими ангелами и предавались сладкому сну, не просыпаясь даже от загаженных пеленок. Зато проголодавшись орали так, что все начинали носиться, как угорелые, а охотничий пес щемился по кладовым, испуганно скуля. Ели они жадно и много, у кормилицы не всегда молока хватало, благо дети и козьим не брезговали. - Ну, всем в Эсбена, и характером и голосом, - умилялся Харольд. Он чувствовал себя счастливым, когда зимними вечерами сидели они с Магнусом у жаркого очага с детьми на руках и кормили их из рожка. - Крошки мои, и угораздило же вас родиться бастардами, - демонстративно вздыхал Харольд. - И бастардами живут, - отвечал обычно Магнус. Он всегда брал на руки Харольда, а тэну доставался Бильд. - У старого приятеля моего Вилфреда была доченька Агнета, - в который раз рассказывал тэн, - чисто ангел, кроткая и светлая. Я все мечтал, что сосватаю её для Эсбена. А она умерла, голубка, от оспы, проклятая болезнь как нарочно на женский род ополчилась и забрала самых юных и хорошеньких, а старые и сварливые, как моя Хельга, только на лицо страшнее стали, но выжили. - Божий промысел, - кивал Магнус, - но ты уже рассказывал мне об этом. - Голубке Агнете пятнадцать лет было отроду. Не пожелал Господь, чтобы сей ангел дожил до замужества и завел деток. - На каждого у Господа свои планы… - Да-да. А вот вышла бы замуж за Эсбена, и у деток были бы законные отец и мать, и оба из хорошего рода, между прочим. - Харольд! – не выдержав, повысил голос поп и тут же затряс коленкой, на которой беспокойно завозился младенец. Утряся его, зашипел: - к чему эти разговоры? Сам ведь говоришь – не судьба. - Магнус, не делай вид, что не понимаешь, к чему клоню! – громко зашептал Харольд. – У нас с лета никто не рождался и не умирал, в твоей приходской книге проще простого сделать запись задним числом, что Эсбен и Агнета… - Ум у тебя когда-то был ясный, а вот кончился на старости лет! – не на шутку рассердился поп. – Это преступление - подделывать метрические записи, ты знаешь? - Ой, преступление, - с сарказмом отозвался тэн. – Да кому мы навредим? Кто об этом вообще узнает? - Бог, бог узнает, и покарает нас, старых обманщиков! - Нет, бог простит обязательно, мы ж для доброго дела соврём. - Вот что, Харольд, ещё раз услышу из уст твоих о подобных махинациях – конец нашей дружбе, понятно тебе?! В последний день зимы в часовне крестили младенцев Бильда и Харольда. В книге прихода указывалось, что их родители – рыцарь Эсбен и Агнета, дочь тэна Вилфреда, скончавшаяся при родах. А в первых числах марта вернулся в замок Эсбен, худой, заросший щетиной, но вовсе не безумный. В глубокой меланхолии разве что. В замке никто его не встретил, Ерха только вчера уехал на рудник, а Харольд с Магнусом купали младенцев. - Дядя, а откуда дети взялись? – спросил Эсбен, оглядывая эту картину с порога спальни. Тэн от неожиданности едва не выронил Бильда. Новость, что у него появилось сразу два сына, рыцарь воспринял без малейших эмоций. Подержал малюток на руках, потому что от него этого потребовали, а потом вернул их в руки стариков. Харольд поначалу очень радовался возвращению племянника и всё пытался его расшевелить. А потом понятно стало, что никаких изменений в их жизнь возвращение хозяина замка не принесло. Рыцарь мало интересовался делами, о сыновьях вспоминал только когда те начинали вопить, требуя к себе кормилицу. С утра уходил он бродить по окрестностям, возвращался в обед и до вечера сидел у камина, глядя на огонь. Однажды Сигрид выгребла из очага серебряный медальон с оплавившимся внутри завитком белых волос. Она отнесла медальон Харольду, и он посчитал это добрым знаком. Прошлое предано огню, и теперь сердце Эсбена откроется для всего, что несет грядущий день.