Дружба на стороне

Поздним днём по парку то и дело сновали семейки, на выходных решившие выбраться на природу, влюблённые парочки и кучки смешливой молодёжи. Всё это было так типично и банально, что уже порядком приелось (если не сказать, стояло поперёк горла). Луиза энергично бежала впереди меня, время от времени подбегая то к деревьям, то к свободно расхаживающим по земле птицам и распугивая их, то к другим детям и мамашам с колясками. Всё, что она видела, рождало в ней какие-то эмоции и впечатления. Я же практически не смотрел по сторонам, лишь молча следуя за ребёнком и следя за тем, чтобы с ней ничего не случилось. - Пап, смотри! Эта ёлка похожа на ту, которая стояла у нас на Рождество. Папа, пап, иди сюда! Понюхай, как пахнет! - Тебе не кажется, что нам пора домой, Луи? – спокойно поинтересовался я в ответ. Девочка смотрела на меня со смесью испуга и разочарования. - Почему домой? Ещё ведь так светло… Когда я непреклонно покачал головой и протянул руку, чтобы она взялась за неё, Луиза отбежала и начала вопить и топать ногами, пуская в ход свои девичьи штучки: - Не хочу домой! Сам иди, я останусь здесь жить! - Как хочешь. Но ночью сюда придут голодные волки и начнут тебя искать. Я повернулся и сделал вид, что ухожу. Разумеется, через какое-то время сзади раздался торопливый топот, и вскоре я почувствовал, как меня отчаянно тянут за куртку. Луиза, до смерти напуганная уже нарисованной в детском воображении картиной, смотрела на меня своим наивным детским взглядом. - Прости, я больше не буду. Сев на корточки, я обнял дочь. Мне было стыдно за то, что я манипулировал ею ради собственных интересов, рискуя однажды услышать что-нибудь наподобие «я тебя ненавижу». Но на прогулку я был настроен не больше, чем на прыжок с парашютом, и это состояние держало меня в себе уже на протяжении месяца. Наш дом находился примерно в десяти минутах ходьбы от парка. В качестве компенсации я купил Луизе мороженое и пару плюшевых «уродов», как называла их Мэри. Когда мы пришли домой, она первым делом обратила на них внимание: - Опять эти уроды! Дастин, у нас их уже девать некуда, изо всех щелей торчат! Ты можешь хоть раз отказать ей, или так и будешь соплёй? Дождёшься, вырастет – будет об тебя ноги вытирать. Я молча выслушивал претензии, разуваясь и развешивая одежду, в то время как Мэри распутывала кокон, без которого никогда не выпускала дочь из дома. В последнее время молчание стало моей единственной тактикой. Семейный ужин прошёл в тишине, лишь изредка прерываемой фразами «подай соль» и «Лиззи, не опрокинь тарелку», Мэри время от времени бросала на меня внимательные взгляды, словно пытаясь в чём-то уличить. Внезапно её взгляд застыл на чём-то, и она даже на время перестала жевать. Проследив за ним, я понял, что уже несколько минут наматывал на палец прядь со лба, и убрал руку. - Сходи к парикмахеру, Дастин, состриги эти лохмы, - неуверенно проговорила Мэри, спрятав глаза. – Почему ты не ешь курицу? - Я… ты знаешь. Просверлив во мне взглядом ещё одну дыру, Мэри окончательно уткнулась в свой суп, одними губами прошептав: «дерьмо». Я посмотрел на Луизу, чтобы убедиться, что та ничего не слышала, увлечённая ковырянием в своей тарелке. Было видно, что прогулка её утомила. Мэри доела свою порцию и подхватила девочку на руки. Та послушно позволила себя поднять, засыпая на ходу. - Дастин, помой посуду, - донеслось уже из комнаты, - я уложу Лиззи. Я так же молча собрал тарелки и, сложив их в раковину, включил воду. Надо признать, что Мэри прекрасно готовит, но, придерживаясь своих принципов, я не мог в полной мере оценить её кулинарные способности. Иногда мне было жаль её. Жаль нас троих. … Я принял душ и зашёл в спальню. Мэри уже лежала там, листая свежий выпуск Rolling Stone и пытаясь, подобно мне, овладеть навыком игнорирования. Но я знал, что в это время внутри неё бушуют эмоции и просятся наружу вопросы, на которые я всё равно не отвечу. Не найдя себе другого занятия, я сел рядом и прикрыл глаза, откинувшись на подушки. Мэри отложила журнал и повернулась ко мне. Её ладони легли на мои плечи, она придвинулась ближе и стала увлечённо целовать меня. Эти прикосновения были похожи на случайные соприкосновения с ладонями остывшего трупа – настолько они были слабыми и ужасно безынициативными. Её губы также искали инициативы с моей стороны, а язык не спешил проникать слишком глубоко, готовый только ответить. Я стал стягивать с неё бельё и исследовать уже давно знакомое тело. Мэри начинала учащённо дышать и прогибаться подо мной. Прелюдии продлились достаточно долго, но я всё ещё не был готов. Я не ощущал ничего… Отстранившись, я посмотрел ей в глаза, в которых отражалось непонимание. - Я не могу. Её губы дрогнули. - Снова?.. Скотт, я ведь предупреждала, что чёртовы сигареты сделают из тебя импотента! Я лёг на спину и закрыл глаза. Можно подумать, я виноват в том, что она меня не возбуждает. Мне тоже хотелось трахаться, но совсем не так, как она это себе представляла. Передумав обвинять меня во всех грехах, а вернее, в отсутствии одного из них, Мэри надела халат и продолжила нарочито внимательно читать свой журнал. Не прошло и минуты, как её руки затряслись, и она отбросила его в сторону. - Дастин, я так больше не могу. Я не чувствую, что рядом со мной мужчина. Скорее, я себя ощущаю мужчиной рядом с тобой! Я промолчал, не глядя на неё. Не хватало только ещё одного скандала, на который я мог спровоцировать её любым звуком, жестом или неуместным односложным ответом. - Ты попросту меня игнорируешь! Ну какой из тебя мужчина, Скотт? Ты чистишь ногти, щипаешь брови и следишь за фигурой! Да какая у тебя фигура, чёрт возьми, ты просто дрищ! Тебя не волнует абсолютно ничего, что связано со мной… - Заткнись. Едва я успел произнести это, как по лицу наотмашь заехали ладонью. Следом за этим мою шею тут же обхватили женские пальцы, впиваясь в кожу длинными ногтями. Я не сопротивлялся, так как сил на то, чтобы причинить мне какой-либо вред, у неё явно не хватало. - Мама, мама! – завопила Луиза из соседней комнаты. Мэри перестала меня душить. Вскочив с постели, она прокричала что-то нечеловеческим голосом, обратившись к потолку и воздев к нему руки, после чего отчаянно зарыдала. - Где, Господи? – разбирал я отдельные фразы. – Где мне искать это долбаное женское счастье? Где и чем мне его откопать? Ответь! В какой-то момент я не выдержал и выбежал из комнаты. Пробегая мимо дочери, я проигнорировал её попытку взять меня за руку и рванул в ванную. Там я закрыл за собой дверь и несколько раз ударил костяшками в стену, затем упал на колени. Мэри всё ещё плакала, чем спровоцировала и Луизу тоже, которая даже не понимала, в чём дело. Я не знал, как мне отгородиться от всего этого – отовсюду в этом доме веяло бесконечным отчаянием и обречённостью, и я не чувствовал в себе сил остановить их. Я дотянулся до тумбы и на ощупь отыскал бритвенные лезвия. Одно из них я зацепил пальцами и, поднеся к своему телу, распорол кожу на животе. Боль пришла не сразу, а лишь спустя секунду, странным образом принося с собой облегчение. Переждав некоторое время, я дважды полоснул лезвием по запястью вдоль и поперёк, после чего сразу же ощутил, как ослабло моё тело. Я быстро замёрз, ужасно замёрз. Попытавшись пошевелиться, я понял, что не могу этого сделать. - Пап, ты где? – донеслось откуда-то извне. Я хотел закричать, хоть что-то сделать, но не мог. Перед глазами всплыл образ голубоглазого мальчика с большим портфелем за плечами и радостной улыбкой на губах. «Смотри, Даст! Я теперь такой же умный, как ты!» «Нет, малявка, я всегда буду умнее, потому что я старше…» Так и не сумев ничего предпринять, я провалился в темноту. … - Капельницу во вторую палату, санитара в третью! Аннет, проверьте пульс. Я уйду на пару минут, перекурю. Перед глазами мелькнул силуэт женщины в белом халате. Чуть позже надо мной наклонилась ещё одна женщина, черты лица которой расплывались у меня перед глазами. - Ох, вы уже пришли в себя, - растерянно выдала она и стала проводить какие-то манипуляции с моей рукой. Она что-то туда вколола и, вскочив со стула, придвинула ближе стойку с капельницей. – Ваша жена приходила, просила передать кое-что… повестку… - Аннет потупила глаза. – Хорошо себя чувствуете? Отдыхайте пока. Протараторив это, сестра выбежала из палаты.