Сахарный снег

опять прошу прощения за задержку, но автор неслабо приболел и не имел доступа к компу. Зато думал, думал, думал и теперь этот фик продуман полностью, осталось лишь напечатать его! о да, еще кое-что. эта глава должна была включать в себя финал повествования и еще много чего, но меня, как всегда, понесло не в ту степь и, в общем. будет еще целых две-три главы. надеюсь, они вам понравятся. З.Ы. Во время написания этой главы меня прошибло на слезу. и, во имя поддержания интриги, я не буду отвечать на животрепещущие вопросы, типа "а был ли ли мальчик?". все ответы - в следующих главах. приятного почтения. З.З.Ы. ООСИЩЕ!!!! Людвиг одевался. Итальянец следил за ним, щурясь от яркого света, из-под одеяла. Знаменитая немецкая педантичность точно не была мифом – Крауц тщательно проследил, чтобы рубашка была идеально выглажена, на пиджаке чтобы не было никаких посторонних ворсинок, а об стрелки на светло-серых брюках можно было порезаться. Казалось, он собирался на важное совещание. В какой-то степени так оно и было, вот только Людвиг не знал, вернется ли еще домой – отсюда и такая тщательность. Такая себе импровизированная подготовка к смерти, некий вариант суицида – потому что уйти живым от Кёркленда еще никому не удавалось. Родериху известен тайник в его доме – там лежат некоторые документы, которые необходимо уничтожить после его смерти, новенький паспорт Варгаса – его доставили буквально вчера, и завещание. Брат был и так обеспеченным человеком, но и о нем упоминалось в официальном документе. Все остальное отписывалось Феличиано, в том случае, если он больше не будет принимать наркотиков. Если ж наркоман вновь сорвется – деньги шли на его лечение. Людвиг все предусмотрел и сейчас, приняв главное решение в своей жизни, больше не колебался. Он был спокоен. - Ты когда придешь? Я могу приготовить поесть, - Варгаса слегка лихорадило, приближался приступ и Крауц отрицательно покачал головой. - Прости, тебе придется остаться в своей комнате. Я выпущу тебя вечером. Итальянец понуро кивнул, и мужчина быстро втянул в себя воздух сквозь зубы. Как бы ни хотелось ему сейчас остаться дома – принятых решений Людвиг не менял. Уже в машине он позвонил брату и попросил наведаться вечером, проверить наркомана. Теперь все. Кёркленд выглядел удивленным, когда принимал его. А еще наркобарон довольно плохо выглядел – синие тени под глазами, общий усталый вид. Видимо, много дел навалилось. - С чем пожаловал, Людвиг? Мысли Скотта текли в несколько ином направлении. Неужели Мэтти попал в цепкие лапы немца, рассказал ему все и теперь тот пришел мстить? Шотландец поморщился. Да нет, бред полный. Но зачем же тогда? - Я хочу уйти, Скотт. Гром среди ясного неба. Один из самых успешных его работников и вдруг такое странное решение! - Людвиг, ты ведь понимаешь, что это очень неверное решение. Я бы даже сказал – фатальное, - шотландец незаметно нажал на кнопку вызова охраны. – Мне оно категорически не нравится. Людвиг даже выражения лица не поменял – что-то вроде этого он и ждал. Жаль, не довелось поговорить с Феличиано последний раз и попросить прощения… - Я больше не могу заниматься этим. Просто хочу отойти от дел, уехать далеко и забыть обо всем. Немец даже сейчас надеялся на что-то, но напрасно. - Ты слишком много знаешь, Людвиг. Ты сам знал, что так закончится, в случае, если решишь бросить работу. Что же изменилось теперь? - Многое изменилось. Когда в руках Крауца тускло сверкнул пистолет, Скотт не поверил своим глазам. Каков наглец, он правда собирается сделать это? Он же живым из особняка тогда не уйдет! Услужливо-издевательски сознание тотчас же подсказало, что он сам, буквально только что, сжег Людвигу последние мосты, почти прямым текстом сказав, что он в любом случае покинет это место лишь ногами вперед. И как же неудачно сложилась ситуация, что после вчерашнего происшествия он оставил свое оружие у себя же в спальне! - Вместо меня придет другой, Людвиг, это бесполезно. Ну где же эта охрана?! Загнанная в угол крыса сама нападает на преследователей, он ведь знал это! - И, возможно, этот другой будет лояльнее ко мне, - немец понимал, что это навряд ли. Новички в первую очередь избавляются от ошибок предшественников, а сам он, прямо сейчас, являлся такой ошибкой. Кёркленд криво улыбнулся. Он понимал это не хуже Крауца. - Ничего личного, Скотт. И в тот самый момент, когда прогремел выстрел, с треском и грохотом распахнулись двери в кабинет. Два охранника, мгновенно оценив остановку, потянулись к оружию. Людвиг, прищурившись, выпустил еще три пули. Две попали в цель, и один охранник навсегда затих, скорчившись а полу в луже своей крови. Второму повезло больше и верзила, метнувшись в сторону, сумел избежать ранений. Ну а стрелял он всяко лучше немца – ему платили за это. Когда Людвиг, хрипя, упал на пол и, после нескольких попыток что-то сказать, затих, Скотт, раздраженно шипя, поднялся с пола, придерживая левую руку. В сердце метил, тварь! И ведь попал бы, если бы чуток не отвлекся на дверь. Боль растекалась по телу волнами, словно кровь внезапно вскипела, и Кёркленд стиснул зубы, давя крик. Да что ж ему так не везет? Переступив через труп незадачливого охранника, он позвал помощника. Антонио появился через минуту, вежливый, подтянутый и совершенно невозмутимый. - Вызови мне врача и убери мусор, - шотландец просто свалился на руки второму охраннику, потеряв сознание. Тот, согласно указаниям босса, занес его в спальню. Антонио вызвал нужного врача – того не смутит огнестрельное ранение и молчать об этом он будет, словно нем с рождения. Доктор прибыл быстро – смешливый парень, мешавший китайские слова с нашими, и Карьедо успокоился, препоручив его заботам шефа. Самое время для уборки. Охранник безотлучно находился при Скотте согласно его приказу, еще одна смена здоровенных парней не прибыла, поэтому, Антонио, вздохнув, переоделся в самую старую свою одежду. Ему не нравилась его работа, нет. Вообще не нравилась, но платили за нее хорошо. Ну и, конечно, были еще далекоидущие планы, но так далеко он старался не задумывать. Упаковав мертвого охранника в пластиковый мешок, парень в раздражении вздохнул. Еще и ковер теперь с паркетом менять надо, мастера искать, оплачивать молчание. Иногда его все это раздражало до чертиков. Он перетащил должным образом упакованное тело в машину и вернулся в кабинет. Теперь процедуру следовало повторить. Мертвый Людвиг, едва его только приподняли, чтобы перекатить на расстелённый пластик, застонал. Антонио мороз продрал по коже. И почему никто во всем мире не додумался пощупать немцу пульс?! Фернандес трясущимися руками расстегнул на Людвиге рубашку и осторожно отлепил ее от кожи. Две пули – одна, судя по расположению, задела правое легкое, вторая засела в левом плече. Ранения явно не смертельные, при оказании должной медицинской помощи. И теперь Скотт скажет ему добить раненого. Антонио вздрогнул при одной только мысли. Стрелять в беззащитного и уже умирающего ему не хотелось. Но ведь можно сделать и по-иному… Воровато оглянувшись, он запихнул немца в мешок и, поднапрягшись, поволок его к машине, где уже остывал один труп. Ему еще предстояло выносить окровавленный ковер. - Все сделано, босс, - уже переодевшийся Фернандес бодро рапортовал начальнику. – Мастер по замене пола придет завтра с утра, ковер привезут тогда же. - Это хорошо, - Скотт поморщился и прикрикнул на китайца, чересчур туго затянувшего бинты. Тот не обиделся и, сделав грозное лицо, прошипел что-то, с одинаковым успехом могущее быть как пожеланием скорейшего выздоровления (все же ему платили немало), или же смертельным проклятием (выносить раненого Скотта оказалось сущим проклятием). - Можешь быть свободен, думаю, сегодня ты мне уже не понадобишься. Кёркленд надеялся отлежаться в постели, напрочь забыв о приказе Артура и вообще обо всем в мире. Добрый доктор напичкал его лекарствами, и сейчас ему хотелось лишь спать. Родерих с силой пнул ластящегося Гилберта, краснея от злости. Стоило только раз поддаться эмоциям, и непутевый студент уже и на голову вылез! - Гилберт, хватит! Мне нужно собираться! - Ну возьми меня с собой, всего-то. Тогда я перестану мешать, - голый Байльшмидт, не соизволивший натянуть на себя даже подштанники, ползал по краям кровати, пытаясь схватить одевающегося Родериха и затащить обратно к себе. Он искренне не понимал, как после такой потери сил можно еще двигаться. Но музыкант был упорен и, ворча, выбрал из шкафа свитер с высоким воротом – кое-кто был весьма несдержан ночью и, хотя Эдельштайн просил не делать этого, Гилберт в очередной раз не послушал его. И вот – пожалуйста! Теперь на шее и плечах красуется просто роскошное ожерелье из почти черных засосов. - Гилберт, ты очень надоедлив! – Родерих не собирался быть так груб, но и его можно довести до крайней точки кипения. Но парень в ответ на это лишь усмехнулся и, сделав поистине великолепный бросок, затащил упирающегося Эдельштайна на кровать. А дальше лишь дело техники – зацеловать краснеющего музыканта и просто не выпускать из своих цепких рук. В общем, когда Родерих, наконец, вырвался из объятий Гилберта, на улице уже темнело. Людвиг просил к нему зайти, и не в привычках Эдельштайна было отказываться от исполнения обещания. Его Величество голый король физики милостиво соизволили почивать на широкой кровати, дожидаясь любовника. А Родерих, полный самых прекрасных мыслей, направился к брату. Квартира встретила его пустотой. У него были свои ключи и, когда никто не ответил на переливы дверного звонка и не открыл ему дверь, ему пришлось самому войти, благо, брат уже давно оставил ему запасной комплект ключей. Пусто, идеально убрано. На столике у дверей лежит записка. Родерих почувствовал, будто небо рухнуло ему на голову, лист бумаги выскользнул из ослабевших пальцев. Брат прощался с ним и просил присмотреть за Феличиано. Как во сне, музыкант нашел старый тайник – в нем действительно было все то, о чем писал Людвиг. В мыслях была одна пустота. Звуковым фоном к ней за дальней дверью скулил Варгас, услышавший, что кто-то пришел. Он звал Людвига. Родерих тихо присел в кресло, стараясь успокоиться и прийти в себя. Получалось плохо. Не верилось, что вот так, неожиданно и нелепо, Людвига больше не стало. «…Если все получится, тогда ты никогда не прочтешь этого – я первым вернусь домой и порву это письмо. Но если ты читаешь его – то даже не ищи меня, я почти уверен, что тела моего не найдут. Прощай. Людвиг» Иван метался по дому, с трудом сдерживая ругательства. Где этот чертов Торис? Мобильный отключен, дома нет никого, на работе аналогично? Куда делся его непутевый помощник? Брагинский почти что рычал от злости, что что-то идет не по плану, но сделать ничего не мог. Мэтью с легким испугом дернул его за рукав, явно жалея о своем местонахождении здесь. - Простите, а где здесь ванная? Мужчина успокоился – нечего тут всяких студентов пугать, показал парню, где находятся все удобства и метнулся на кухню. Мэтти любит фруктовый чай с ложкой сахара. И поесть, его же нужно накормить! Пока закипал чайник, Иван в панике бегал по кухне, пытаясь найти что-то съедобное. Он редко ел дома в последнее время, поэтому не нашлось даже хлеба. В холодильнике же ясно виднелась повесившаяся с горя мышь. Мэтью вышел посвежевший, с суровым видом поправляя на носу очки, но все равно прехорошенький. Блокируя возможную реакцию, Иван ловко выставил перед ним чашку с ароматным чаем. На поверхности стоя плавала чаинка. Уильямс вздохнул. Ну почему он не может злиться на Ивана, хотя все обстоятельства того требуют? При всей его воле и силе Брагинский был донельзя симпатичным внешне. Даже улыбался он мягко и словно застенчиво. Мэтью и не подозревал, что, заметь сотрудники Ивана подобную улыбку, бежали бы со всех ног подальше от начальника с криками «Дьявол!». Но люди достаточно часто бывают поспешны в своих суждениях, потому что улыбался Иван вполне искренне и лишь с целью донести до мира свою тихую радость. А уж о причинах сей радости – осенний букет, труп врага под ногами или же растрепанный Мэтью утром – это уже частности, в которые вдаваться не следует. - Мне пора уходить. Я благодарен за помощь, но мне пора. Брагинский словно оцепенел. Отпустить Мэтти? Отправить его во внешний мир, где бродит Скотт и полно его же людей? Это прямая смерть! - Ты не хочешь подождать до завтра? Сегодня я съезжу к Скотту, потолкую с ним, чтобы больше не трогал тебя? – Иван почти умолял, прекрасно зная, что, когда не нужно, в Уильямсе просыпается просто огромное и совершенно бессмысленное упрямство. Мэтт покачал головой. - Я поживу пока у друзей. Мне вовсе не обязательно оставаться у вас. Он правда был благодарен. Но переживания последних дней заставили его изрядно понервничать, и сейчас ему хотелось лишь спрятаться в тихое местечко, подальше от этих всех страшных людей и просто успокоиться. Изгнать из памяти эти страшные воспоминания о людях, для которых держать в руках оружие вполне нормально. Иван вздохнул. Он просто не имел права отпускать Мэтью, пока где-то там был Кёркленд. Но и парень не останется у него добровольно. В любое другое время любой другой человек, заставивший Брагинского задуматься над подобной проблемой, очнулся бы через пару часов с дикой головной болью и – сюрприз – прикованный к батарее. Но это был Мэтью, поэтому образ действий немного изменился. - Пустите меня! Немедленно! – Уильямс негодовал. Как этот негодяй посмел просто схватить его в охапку и понести наверх, в комнату? В сердце его на миг колыхнулся страх – он вспомнил, что вот как-то так у них со Скоттом все и началось, просто намного мягче. Да, вот только закончилось все так, что и вспоминать тошно. Мэтью затрепыхался сильнее, всей душой желая сбежать из этого негостеприимного дома, когда Иван втолкнул его в комнату на втором этаже и запер дверь. Уильямс в панике осмотрелся. Это не та комната, где он ночевал, вещей его, естественно, Брагинский сюда не приносил вместе с ним. Что делать? Бежать через окно? При некотором раздумии Мэтти все же склонился к этой идее, тем более, опыт уже имелся в подобном деле. Но только вот беда – когда он, дрожа от холода, уже перелазил через подоконник, в комнату вошел Иван, держа в руках что-то странное – длинное, белое и явно тряпочное. Брагинский, не теряя времени, пораскинул мозгами и решив, что веревка будет слишком жесткой для Мэтти – при сопротивлении тот мог содрать себе кожу, просто разодрал простыню на множество полосок, которыми и собирался связать строптивого парня. После непродолжительной борьбы ему это удалось. Иван закрыл окно, и невольно залюбовался запыхавшимся парнем, прикрученным к постели. После чего поправил на нем одежду, сбившуюся во время борьбы – Уильямс тогда закрыл глаза и непроизвольно задержал дыхание, опасаясь самого страшного. - Я не желаю тебе зла, - мягко сказал Иван, проверяя крепость узлов. – Просто хочу, чтобы ты был в безопасности, пока я не разберусь с Кёрклендом. Это для твоего же блага. Мэтью молчал, обиженно сопя. Он не особо верил словам Брагинского. - Обещаю, что как только вернусь, я освобожу тебя и больше не буду удерживать, - Иван вздохнул, видя, что все его усилия пропадают даром. Связанный и обиженный Уильямс выглядел столь соблазнительным, что он просто не смог удержаться. Мужчина чуть улыбнулся, наблюдая за испугом на лице Мэтью, когда он наклонился над парнем. Короткое движение – Иван снимает явно мешающие очки и секунду просто любуется таким беззащитным сейчас близоруким взглядом. Мэтти не заслуживает такого обращения – его нужно любить, холить и лелеять, оберегая от жестокости внешнего мира. Но сейчас явно не тот случай. Уильямс выдыхает изумленно, когда Брагинский бережно касается его щеки губами, кладет очки на прикроватную тумбочку и уходит, на прощание грустно улыбнувшись. - Я скоро приду. Теперь ему есть над чем подумать. У него есть масса информации для размышления и, похоже что очень много времени. Мэтью чуть пошевелил связанными руками. Ткань, натянувшись, немного раздражала кожу, но все было еще очень терпимо. За окном постепенно темнело. Уильямс думал, потом еще думал, а когда его начало клонить в сон, в дверь неожиданно проскользнула темная фигура, почти неотличимая от темноты, что царила теперь в комнате, разве что одежда незнакомца была куда темнее черноты ночи. Мэтью придушенно дернулся, когда к его губам прикоснулся палец. - Тсссс, - прошептал незнакомец. – Ты должен помочь мне. В почти полной темноте чернёное лезвие было не видно. Тихо, почти неслышно, затрещала разрезаемая ткань.