Сахарный снег

Ивана без проблем пустили в особняк Скотта. Почтительный помощник провел его к самому кабинету и неслышно удалился прочь. Брагинский вздохнул. Почему нигде не видно охраны? Наверняка возле Кёркленда просто не протолкнуться от дюжих парней с автоматами наперевес. На диво, в кабинете сидел лишь Скотт, устало перебирая бумаги. Побледневший и осунувшийся, он плохо выглядел, и это наводило на подозрения. - И ты пришел? – он криво улыбнулся. – Я как чуял. Выпьешь? Иван кивнул, чувствуя странное волнение. У него тоже была мысль, что сегодня все закончится, но, увы – интуиция, обычно не подводившая мужчину, сейчас упорно молчала, не желая предсказывать ближайшее будущее. Что будет? Кто останется в живых? Эти вопросы мучили его, так же, как и оставшийся в темной комнате Мэтью – что станется с ним, если Ивана убьют? Скотт поднялся, нехотя демонстрируя руку в перевязке. Кто успел? Иван все больше чувствовал себя, словно в дурном сне – ничего не понятно, ничего не известно. А ощущать себя подобным образом он ой как не любил! Кёркленд, морщась, налил в два низких стакана с толстым донышком янтарной жидкости на два пальца. Потом посмотрел на оппонента и долил до половины. - С чем пожаловал? - Будто ты сам не знаешь, - Иван с благодарностью принял стакан, присаживаясь в мягкое кресло напротив Скотта. - Смотри на них. Просто смотри, оценивай, выбирай. Кому бы ты помог? – тихий голос, чуть громче шепота, слышно возле уха. - Я… Я не знаю, - он растерялся. Чуждый мир, страшный и непонятный, он не хочет вникать в него. Не может. - Смотри! – и руку чуть повыше локтя сжимают, словно в тиски. Хватка у его неожиданного помощника сильная. - Нам нужно уже разобраться, да? – Скотт вздыхает – как не вовремя пришел Брагинский. Ему бы еще с недельку… - Да. Мне не нравится слишком многое в твоих действиях, - Иван не спеша потягивает терпкий напиток, потихоньку начиная наслаждаться. А почему нет? Скотт ранен и вряд ли дееспособен, один пистолет приятно оттягивает карман, второй в кобуре дожидается своего часа. Нечестно? А иначе здесь нельзя и если не умеешь участвовать в таких играх, то лучше и не берись. - Твои сорванные поставки? – Скотт растягивает губы в улыбке. Он знает, что не только это, но так приятно подразнить Ивана. Особенно если еще вспомнить его фантазии… Он сумасшедший, да. - И они тоже. Мэтью, в основном. - Забирай его себе. Для меня малыш слишком скучен. Тихий дрожащий вздох. - Они могут так спокойно разговаривать об этом? Смешок. И невидимый сейчас в темноте друг прижимается ближе, чтобы ничего не упустить из разговора в соседней комнате. - Он не вещь, чтобы передавать его, - Иван стискивает в руке стакан. При одном воспоминании, каким испуганным выглядел Уильямс вчера вечером, сбежав отсюда, его глаза темнеют от ярости. Но он пока старается обуздать свои эмоции и кажется спокойным. - А хочешь, - подается вперед Кёркленд, охваченный внезапным приступом вдохновения, - а хочешь, я больше никогда его не трону? Отдай мне свой бизнес, и убирайтесь куда хотите, я не буду искать. - Ты серьезно думаешь, что я соглашусь на это? Меня пристрелят при первой же возможности, ты прикажешь это, едва я только выйду отсюда. Брагинский улыбается. Ему действительно весело от такого предложения. Да и не пойдет с ним Мэтти куда угодно. После того, что произошло сегодня, об этом и мечтать не приходится. Скотт, чуть поморщившись, нашаривает прикрепленный под столом пистолет – небольшая уступка его профессии, такой себе вершитель судеб на крайний случай. - Ты слишком плохо думаешь обо мне, Иван. Пистолет удобно ложится в ладонь. Прохладный пока металл быстро согревается, приятно оттягивая свой тяжестью руку. - Я думаю о тебе правильно, - возражает Брагинский, неспешно сжимая пальцы на рукояти пистолета. Мужчины улыбаются друг другу – вполне искренне. - Выпьешь еще? – предлагает Кёркленд, заметив, что стакан собеседника опустел. Иван кивает – пожалуй, не помешало бы. - Прости, не нальешь и мне? Рука… - Скотт извиняюще улыбается и, когда Брагинский подходит к столику, быстро поднимает пистолет. Но и Брагинский не лыком шит – чего-то такого он ожидал уже давно. По телу пробегает знакомый холодок, когда Смерть улыбается, стоя напротив, смотря черными провалами глазниц. Пат. - Ты же не думал, что это будет легко? – у Ивана положение куда выгодней. Но и его можно зацепить при должном везении, а стреляет Скотт неплохо. - Вообще-то думал, - Кёркленд ухмыляется. Всего один выстрел, лишь один – и он получит все, что хочет. - Поможешь им? – и в руку змеей вползает что-то. Что-то теплое и твердое. Потом он ощущает толчок в спину. Секунда промедления – никто не решается выстрелить первым. И когда с шумом распахивается дверь в соседнюю комнату, оба мужчины реагируют одинаково – вскидывая оружие, целясь в неведомую угрозу. В Мэтти, взъерошенного и несчастного, что стоит сейчас посреди кабинета, сжимая в руке пистолет. Глаза Ивана расширяются в изумлении – как? Как такое могло случиться, он ведь лично привязывал мальчишку? Вид Уильямс имеет сейчас самый жалкий – испуганный, ничего не понимающий, он растерянно переводит взгляд со Скотта на Ивана. Помочь? Что бы это значило? Он опускает взгляд вниз – и видит пистолет, крепко зажатый во вспотевшей от страха ладони. Вот что имел в виду незнакомец… Словно во сне Мэтью поднимает руку с зажатым в ней оружием. Нужно помочь. Что делать? Стрелять? Его всего трясет и, что самое удивительное, ни Брагинский, ни Кёркланд не делают ничего, чтобы ему помешать. Скотт ухмыляется – он не верит, что скромный бармен способен на такое. Иван все еще удивлен. Быстрый взгляд на приоткрытую дверь в соседнюю комнату – но там темно. Где Мэтти взял пистолет? Нашел у него дома? Чушь. Иван не успевает толком ни до чего додуматься, когда Мэтью, незнакомо прищурившись, уверенно направляет оружие на Скотта. На пистолете снят предохранитель – это он еще успевает заметить. - Ты не выстрелишь, Мэтти, - Скотт поднимается на ноги, пинком откидывая бесполезное кресло прочь. В здоровой руке у него тоже оружие – но Иван не успевает ничего сделать. Выстрел в замкнутом помещении, кажется, ударяет просто по мозгам, на несколько секунд оглушая и заставляя тело замереть в страхе. Но время идет, и Иван с некоторой толикой изумления замечает, что ничего не болит. Стало быть, не в него. Далее - как в замедленной съемке. Мэтью, вдруг страшно побелев, роняет страшную игрушку на пол – глухой стук от удара об ковер – и начинает сползать вниз, теряя сознание. Напротив Скотт, с расширенными глазами, в которых еще плещется изумление, падает на пол, словно отброшенный назад. Лицо в брызгах крови, она же стремительно пропитывает белоснежную рубашку. Брагинский бросился к Мэтти, едва только осознав картину окружающего мира. Похлопал мальчишку по щекам, отбросив подальше оружие. Потом поднял начинающего приходить в сознание Уильямса, и, бросив прощальный взгляд на соперника, идет прочь. Им срочно нужна машина, добраться до дома. А дальше он будет все решать уже утром. Потом. Когда убедится, что Мэтти в порядке. Но одно останется в его памяти навсегда – изломанное тело, неловко упавшее на ковер, все перепачканное в крови. Кёркленд еще жив – на губах пузырится темная кровь, но долго он не протянет. А Иван уж точно не собирается ему помогать. - Как ты? – он обеспокоенно вглядывался в бледное лицо, искаженное страданием. - Я убил его! – Мэтти странно спокоен, лишь неестественная улыбка застыла на губах. У парня истерика, это и неудивительно. Сейчас в него нужно влить что-то крепче чая и уложить спать. Наутро все покажется не таким уж и страшным. Наутро с ним будет Иван, который будет оберегать Мэтью, хранить его покой и больше не допустит ничего страшного. Все получается немного не так. Наутро проспавшийся Мэтью долго молчит, потом одевается и уходит. - Я хочу забыть все произошедшее. Эти слова Иван воспринимает, как начало конца. Мэтти не хочет видеть ничего, связанное с той стороной жизни, не хочет видеть его. Что ж, это естественно – с внезапным спокойствием понимает мужчина, и берется за дела. Что угодно, лишь бы не вспоминать прощальный взгляд парня. Но все не так уж плохо – потому что через неделю Уильямс вновь появляется у его дома, с небольшим рюкзаком. Губы решительно сжаты, на голове шапка со смешным помпоном. - Пустишь? И Иван открывает дверь, пропуская гостя. Мэтью обживается в его доме на удивление легко – словно жил тут всю жизнь. И еще нескоро он признается Брагинскому, что ему страшно оставаться одному дома. А здесь спокойно… И мужчина радуется, видя каждое утро на столе приготовленный завтрак. Мэттью больше не работает на Людвига – тот жив, как оказалось много позже. Кто-то добрый привез немца, уже почти на грани жизни и смерти, в больницу – и хорошо приплатил докторам, чтобы те закрыли глаза на огнестрельное ранение и не сообщали в полицию. Родерих, когда узнал, грохнулся в обморок – Гилберт еще долго подкалывал его, пока оба не узнали о родственниках друг друга. Людвиг вполне спокойно принял факт, что обожаемый братец встречается с племянником Брагинского, зато тот пообещал пристрелить Людвига при следующей «семейной» встрече. Поэтому Рождество Родерих и Гилберт встречали одни. Впрочем, у них не было повода печалиться с этого факта – особенно, если припомнить сшитые на заказ костюмы Санта-Клауса и Снегурочки, припрятанные Гилбертом под елкой. После этой выходки Байльшмидт едва не остался ночевать под дверью, но добросердечный музыкант в очередной раз не выдержал вида синеющего от зверского холода студента и уже через полчаса запустил его обратно, о чем тут же и пожалел. Феличиано удалось избавиться от своей зависимости – но теперь в доме Людвига запрет на сладкое. Не из-за наркотиков, а потому что субтильного итальянца от обожаемых им печенек разносит до размера жиробасины буквально за неделю. А потом Людвиг, матерясь, отлавливает его и заставляет худеть. В этом доме полно нежности и уюта – и, наверное, близок тот час, когда немец не выдержит массированной атаки и сдастся на милость итальянца. Варгас терпеливо дожидается этого времени, продолжая сверкать голым телом и ненавязчиво зазывать Людвига к себе в постель. В городе теперь новый босс – и Артур одобрил его. Лишь посоветовал не наглеть, на что Антонио лишь скромно улыбнулся. Он получил, что хотел, остальное придет позже. Магазин свой Артур передал Мэтью и теперь тот часами может возиться с игрушками. Паренек счастлив – теперь он делает на любимом деле деньги. Брагинский не препятствовал. Он знал, что нужно время забыть ту страшную ночь. Когда наступила весна и город начал зеленеть, Иван впервые решился поцеловать Мэтью. Он не мог уже дольше находиться рядом с объектом своего обожания и ничего не предпринимать. К его огромной радости его не оттолкнули, и уже на следующую ночь он пришел в комнату Уильямса. Тот уже спал, когда Иван разбудил его, целуя. - Что?... – Мэтти сонно бормотал, ничего не понимая, но и не сопротивляясь. А Иван радовался тому, что его не прогоняют. Сгреб парня в охапку и заснул. Наверное, у них все будет хорошо – потому что две половинки целого нашли друг друга в этом мире. Брагинский многое понял и осознал за это время – только не знал он одного – что его обожаемый Мэтью тайком тренируется стрелять. И как бы мужчина не внушал себе, что его любимый – нежная и трепетная фиалка, Уильямс хочет стать сильнее. - И как тебе эта история? – сидящий в кресле светловолосый парень искренне улыбается, читая отчет. – Забавно вышло, не правда ли? Рыжий, удобно расположившийся у его ног, недовольно наморщил нос. - Стрелять в меня было необязательно. Зачем ты подстроил это? Артур весело усмехнулся и потрепал по волосам Скотта. Тот смиренно принял ласку. - Скотти, ты такой злопамятный…Ты ведь знаешь, какой я отличный стрелок, тебе ничего не угрожало. А мальчишке не помешает немного уверенности в себе. Кёркленд хмыкнул. - Все равно мне не нравится твой план. Он слишком сложный. - Вот поэтому ты и не продержался долго на своем посту, - спокойно произнес Артур, неожиданно сжимая в пальцах рыжие жесткие волосы, заставляя Скотта смотреть на себя. Глаза в глаза – одинаково зеленые. Блондин несколько секунд наблюдал, потом, когда в глазах напротив мелькнуло выражение смиренности, хмыкнул и нагнулся. Поцелуй с горьковатым привкусом табака – Артур целует уверенно, грубо и до невозможности сладко, так, что у Скотта дрожат колени. - И вот поэтому ты сейчас сидишь здесь, у моих ног, - продолжает он свою мысль, прервал поцелуй. Кёркленд недоуменно моргает, прогоняя пелену желания из глаз. И украдкой трогает ошейник, когда Артур отвлекается на бумаги.