***
Хоук усаживает Фенриса в кресло перед огнем, и он неохотно выпускает ее из объятий. Нервничая, она не может усидеть на месте, поэтому беспокойно ходит взад-вперед. Хоук втягивает воздух, задерживает на секунду дыхание и резко выдыхает, хмурясь. Столько всего случилось, что не получается определиться, какое событие важнее и с чего начать. — Хоук... — Фенрис в конце концов прерывает удрученное молчание, но Хоук мотает головой. — Нет, все нормально. Просто... столько надо рассказать, но откуда начать... — задумавшись, она запускает пальцы в волосы. — С начала? — криво усмехается Фенрис, и Хоук покорно кивает. — Видимо, так. Ладно. В последнем письме я рассказывала, что мы отправляемся в Адамант...***
Рассказ занимает много времени. Хоук пытается притвориться, что говорит не о себе, а о незнакомке, пытается избавиться от боли в сердце. Она много чего рассказала Варрику, но чтобы объяснить события и людей Фенрису, который никогда их не видел, приходится прерываться. Хоук уносит поток слов, а он по большей части молчит, но беспокойство на лице лишь возрастает. Когда она добирается до части, где они столкнулись с демоном кошмаров и Лавеллан приняла ее предложение, Фенрис сжимает ручки кресла, впиваясь пальцами в мягкую ткань. Дальше Хоук не смеет взглянуть ему прямо в глаза, тревога в груди растет в бешеном темпе, несмотря на ранее спокойствие, которое принесло решение. Она всеми силами пытается не оправдывать себя, пытается объяснить ему, почему должна была остаться в Тени. Он не согласится, но для споров найдется время после. Сейчас же Хоук бродит по комнатке туда-сюда, туда-сюда и говорит, говорит, говорит. Подробно расписывает, как Страхи заполонили ее разум после победы над демоном, и дорогу сквозь Тень до разрывов. Хоук не поднимает взгляда, сообщая, что ради выживания обратилась к магии крови. Не поднимает взгляда, рассказывая о сделке с Меливией и спасении. — Когда мы прорвались, он хотел меня убить. Думала, справлюсь с ним первой, но после заклинаний мне не хватило сил. Меливия сбежал, потому что рядом появились люди. Без понятия, сколько я там провалялась, но потом меня нашла Инквизиция. А дальше... ну, меня привезли сюда, — Хоук разворачивается на пятках и не сводит взгляд с половиц, которые выучила назубок: шесть шагов, и на древесине будет след от сучка, значит, еще шаг — и поворачивать обратно. — Я еще не выяснила, как избавиться от воспоминаний или найти Меливию. Правда, еще не все книги посмотрела. Ну, о демонах, — поделившись накипевшим, Хоук не может остановиться, до жути боясь его реакции. — Я знаю... что ты думаешь о магии. О магии крови. Ты был прав, воспользовалась ей, и смотри, заключаю сделки с демонами и развязываю им руки, чтобы творить... что бы то ни было. Но... я уже ничего не изменю. — Хоук, — тихо низко и звучит голос Фериса. — Я жалею, что пришлось так поступить, но не жалею, что поступила, потому что мне больше ничего не оставалось. Есть ли смысл? Какое-то время я считала, что лучше было бы там умереть. Все стало бы гораздо проще, — бормочет Хоук. — Хоук. — Но теперь ты здесь. И мне все равно. То есть не все равно. Совсем не все равно. Но если ты не можешь пережить то, что я сделала, и хочешь уйти... я, ну, пойму. Не обрадуюсь, но остановить-то не смогу... — Хоук! — Фенрис вскакивает на ноги, хватая ее за плечи и прекращая мельтешение и безумную тираду. Хоук не смотрит ему в лицо, скрывая наворачивающиеся слезы. Не знает, что сказать, страшась потерять его навсегда — снова — а ведь они только встретились. — Я не уйду. Хоук застывает, сердце сумасшедше колотится. Спину греет пламя, в груди растекается тепло, и она ждет дальнейших слов. — Не стану притворяться, что рад случившемуся, но... — он замолкает, с трудом подбирая слова. — Тебя вернула магия, — беспомощно выдыхает Фенрис. — Я столько раз ее проклинал за то, что забрала тебя безвозвратно. Но она вернула. Фенрис не сводит с нее взгляда, и Хоук все-таки поднимает голову. — Ты умерла. Потерять тебя единожды — труднее не бывает. Я не смогу... Он отбрасывает все мысли и притягивает Хоук за шею, впиваясь в ее губы. Поцелуй грубый, настойчивый, передающий весь страх, жажду и безнадежность, одолевающие Фенриса в ее отсутствие. Хоук отвечает с не меньшей горячностью, жадная до его прикосновений, знающая, что он здесь, в безопасности и полностью ее. Она обнимает его за шею, он толкает ее к стене. Всякие сомнения ускользают, мысли путаются, и существуют лишь его руки, прижимающие ее ближе.***
Время пробегает незаметно, но вот раздается стук в дверь и голос: — Защитница? Хотела вам сообщить, что мы почти... ой! Посол, запинаясь, извиняется, а пара сплетенных тел неохотно распутывается. — Ничего страшного, Жозефина, — Хоук бледно улыбается, пока женщина не успевает поспешно отступить. Кажется, она может сдержать слезы не больше, чем на десять минут. — Что вы хотели сообщить? — Думала сказать, что мы собрались на ужин, если вы все еще желаете к нам присоединиться. Ваша... подруга уже ждет. Хоук интересно, чем Изабелла успела заслужить столь выразительную паузу. — Спасибо. Они следуют за Жозефиной в главный зал, переплетя пальцы. — Чужие... воспоминания. Ты еще... слышишь их? — осторожно спрашивает Фенрис, прежде чем пройти в дверь. Хоук кивает, но не говорит, что некоторые воспоминания оказываются отнюдь не чужими. Сегодня он взвалил на себя достаточно ее боли. «Позже», — обещает себе Хоук. Она расскажет ему позже.***
Главное крыло крепости опустело, за исключением маленькой группы людей за длинными столами у стены. Изабелла уже устроилась во главе одного из них и теперь радостно машет паре, появившейся за Жозефиной. Она даже не удосуживается снять шляпу, закинув ногу в сапоге на край стола. Фенрис мешкает, встречая обернувшиеся к ним незнакомые лица, свободная рука инстинктивно дергается по направлению к рукояти клинка за спиной. Острая боль привычно стреляет Хоук в сердце как бывает всегда, когда прорывается его застарелая боязливость: в толпе он всегда начеку, в ожидании неизбежного нападения. Она пожимает Фенрису пальцы, избавляя от тревоги, и тянет его через стол к свободным местам рядом с Изабеллой. Хоук не присоединялась к компании Инквизитора за обедами-ужинами со времен Адаманта, но до этого раз-два составляла компанию Варрику, поэтому выцветшие воспоминания заставляют ее шагать. Напротив сидят Лелиана с Кассандрой: шпионка с удовольствием слушает одну из грандиозных повестей Изабеллы о морских сражениях и борьбе между пиратами. Лелиана забрасывает их вопросами, скрупулезно собирая детали, которые не смогла отследить. Фенрис отвечает отрешенно и расплывчато, но пиратка взамен того нещадно хвастается навыками и уловками, которые безо всяких подозрений довели их до Скайхолда. Хоук больше осматривается, чем слушает, рассеянно разрывая хлеб на кусочки. Чуть дальше сидит Серый Страж, чьего имени она не помнит, и разговаривает с солдатами и капитаном Калленом, чей взгляд она избегает. В комнату вплывает высокая и грациозная леди Вивьен, холодно кивает Защитнице и занимает место у противоположной стены. Хоук подозревает, что дело в приглашении, не ответив на которое, она невольно оскорбила чародейку, но ситуация ее ничуть не трогает. Фенрис с Изабеллой после путешествия кажутся изголодавшимися, с жаром набрасываясь на еду и вино из подвалов Скайхолда. Хоук за компанию набирает еду и себе, но есть не хочет. Чувствует на своей исхудавшей фигуре обеспокоенный взгляд Фенриса, задерживающийся на выпирающих подобно лезвиям косточках ключиц. Встречаясь с ним глазами, Хоук пытается улыбнуться, а он мягко сжимает руку, лежащую у нее на бедре. Фенрис постоянно к ней прикасается, убеждаясь в реальности: пробегает пальцами по ее плечу, отрывается от разговора, поправляя упавшую прядку, которую сама Хоук не успевает заметить. Один раз она ловит Кассандру за завороженным подглядыванием, безотрывно смотрящую на их сомкнутые ладони. Поняв, что замечена, Искательница краснеет и торопливо заводит разговор с Калленом насчет каких-то припасов. Надо признать, ужин проходит спокойно, потревоженный лишь дважды. Первый раз напряженность возрастает, когда в холл вламывается Железный Бык. При виде него Изабелла замолкает на полуслове и бросает подозрительный взгляд. Хоук не сомневается, что Бык знает, кто перед ним. Тем не менее он молчаливо поднимает руки и пятится к другому концу стола. Хоук запоздало вспоминает поблагодарить Дориана, за то что на протяжении всего вечера занимает кунари разговорами. Ей бы самой не хватило сил уладить встречу, которая могла обернуться трагично. Второй раз натянутость возвращается, когда спутники Хоук понимают, что Кассандра — Искательница. — Вы охотились за Хоук, — бросает обвинение Фенрис. — Да, — безбоязненно отвечает Кассандра. — Как вы видите, я не желала ей вреда. О чем и говорила. — Хм-м, — Фенрис лишь сильнее хмурится, но безумный хохот Изабеллы останавливает спор. — Так что... он рассказал про нас все-все-все? — с намеком спрашивает она, вскидывая бровь. — Иногда даже больше, чем мне хотелось бы знать, — бормочет Кассандра, и вновь раздается смех Изабеллы.***
Вскоре Хоук уже клонит в сон, в том числе из-за еды, к которой она почти не притронулась. Лелиана и третий бокал вина все-таки развязывают Фенрису язык, и он приглушенно объясняет, как помогал беженцам из Тевинтера и отвлекал работорговцев. Наплевав на приличия, Хоук забирается к нему на колени, закидывая ноги на подлокотник, и устраивает голову у Фенриса на плече. Он задумчиво целует Хоук в макушку и ведет рассказ дальше. Она прикрывает глаза, прислушиваясь к низкому рокоту слов и едва обращая внимание на саму историю. Это состояние не похоже на сон, но большего спокойствия нельзя себе представить. Почти час Хоук сидит, наслаждаясь моментом, а разговоры постепенно стихают. — Хочешь сбежать? — тихо интересуется Фенрис. Хоук не особо хочется уходить, но знакомая, пробирающая до костей усталость берет свое, как бы не хотелось продлить момент навечно. Она длинно выдыхает, сползая с колен Фенриса. Изабелла увлечена болтовней с Лелианой и отмахивается в ответ на вопросительный взгляд Хоук. Она медленно ведет Фенриса в комнату, собираясь с духом ради последнего откровения.***
Хоук никогда не была тщеславной. Не притворялась красивой, хотя кто-то и считал ее довольно симпатичной. Слишком худая, слишком сильная — слишком меченая. Раньше она бы не прятала шрамы, а выставляла напоказ. Они служили предупреждением, напоминанием о сражениях и их последствиях. Но эти шрамы — другие. Ей вылечили последние следы применения магии крови, но рассказать о них не то же самое, что показать, убедиться, что смотреть на них для него невыносимо. Хоук садится на кровать, Фенрис закрывает за собой дверь, наконец избавляясь от тяжелого нагрудника и наплечников — стены обеспечивают безопасность и ограждают от переполненной крепости. Прикусив щеку, Хоук стягивает рубашку, радуясь ночной прохладе. Она выглядит так же, как себя чувствует: будто разбитому стеклу придали первоначальную форму. Иллюзия спокойствия держится лишь за счет настоящей поддержки друзей. Исполосовавшие кожу шрамы полностью исцелены, но побелевшие полосы пересекают руки и живот. Широкие же рубцуются плохо, оставаясь розовыми и неровными. Множеством шрамов иссечены бедра и икры, то тут то там встречаются более поздние синяки. Хоук избегает на них смотреть с самого возвращения, но сейчас не удерживается, оцепенело разглядывая доказательства невыносимой борьбы. Словно в ответ на мысли, внутри всплывает знакомая чернота, грозя затопить болью, яростью и ужасом. Бездна в груди готовится поглотить ее целиком. Фенрис медленно садится рядом, прижимаясь плечом к ее плечу, и берет ее руки в свои. — Отличная из нас пара, — иронично замечает он, с осторожностью поворачивая ее ладони вверх, и пробегает по тонким линиям пальцами. Ласково приподнимает Хоук руку и, склонившись, прижимается к запястью губами. Хоук закрывает глаза; тепло прикосновения рассеивает гнетущий страх, вцепившийся в сердце. Фенрис знает, каково быть помеченным. Если бы не это, Хоук вряд ли бы позволила ему увидеть. Но шрамы, хотя бы внешние, у него другие. Она в жизни не скажет ему, что считает их красивыми. Ему они только напоминают о прошлом, которое Фенрис жаждет оставить позади. Но вопреки всему его шрамы изящно изгибаются и вьются, превращая его в произведение искусства, которым не устаешь любоваться, даже оплакивая с ним его же боль. Но свои шрамы Хоук за красотой не спрячет. Изогнутые, рваные рубцы вторят ее боли — зеркало, не маска. — Можно и так сказать, — тихо отвечает она, тяжело опираясь ему на грудь. Фенрис пробегает поцелуями по лицу Хоук и спускается к губам. Она обнимает его в отчаянной попытке избавиться от напастей разума. Прикосновения Фенриса утягивают ее в материальный мир, вытаскивая из липкой реки безысходности. Хоук отбрасывает любые мысли, кроме ощущения его тела, видит только яркое сияние лириума, прослеживая губами и пальцами его татуировки. Они забывают о словах и остальном мире, в переплетении рук и ног ищут лишь утешение, прижимаясь друг к другу как можно ближе после долгой разлуки.***
Фенрис быстро засыпает, сваленный опустошительной усталостью тревожного путешествия. Мучила ли его бессонница, как у нее, пока он считал ее безвозвратно потерянной? Но прижимаясь к его теплому боку, Хоук едва ли страдает от прежнего горя. Фенрис не из тех, кто обнимается, — шрамы отзываются болью на продолжительные прикосновения — но он во сне перебрасывает через Хоук руку, губами легко прижимается к ее шее и зарывается лицом ей в волосы. Дыхание щекочет ей кожу, ее сердце стучит в такт его медленному ритмичному сердцебиению. Хоук бодрствует, не желая провести в страданиях очередную ночь, когда жизнь по эту сторону завесы только-только начала налаживаться. «Может, не сегодня», — проносится в голове, а глаза закрываются, несмотря на все усилия. «Может быть, сегодня они не придут».***
Хоук ошибается. Она стоит в очереди среди соперников, не товарищей. Плечи напряжены, взгляд опущен. Она — он явился сюда не за дружбой. Он явился за шансом. Малочисленную, опасливо шагающую группку ведут вниз по роскошному коридору, обвешанному толстыми коврами и бархатными портьерами. Стены украшены картинами, аристократические лица пронзают его взглядами сверху внизу, оценивая каждый шаг. Оно того стоит. Они останавливаются перед устрашающе огромными дверьми, украшенными дубовыми панелями с искусно вырезанными лианами. Звучит имя, и через них проводят эльфа. Он ждет, сгорбившись, уставившись в пол. Пока не называют следующего, он успевает трижды повторить все за и против, все больше нервничая с каждой нестерпимо длинной минутой. За толстой дверью раздается негромкий шум, и он поднимает голову, оглядывая стены. Напротив висит зеркало, но отражение на поверхности проступает не его — ее. Страшное открытие на мгновение возвращает ей память, и Хоук в отчаянии успевает подумать: «Нет, не он, не это». Но как бы не цеплялась она за поверхность кошмара, сила воспоминаний затягивает ее внутрь. Он смотрит в зеркало, а зелень его глаз приглушает безвкусная позолоченная рама. Дверь распахивается, и равнодушный чистый голос называет его имя: — Лето.