Падение из Тени

Глаза у Коула бледно-голубые, точно лед на озере, а слова, пусть произнесенные с лучшими намерениями, охватывают сердце холодом. — Нет, — недоверчиво шепчет Хоук, — ты даже дотронуться до меня не мог. — Если им есть место, я могу их перенести, — настаивает дух. — Не все. Только те, что пульсируют и давят, что чувствуют дорогу домой и, не мешкая, вернутся. И нет, — с сожалением добавляет Коул, отвечая на невысказанный вопрос, тут же всплывший в ее голове, — я не знаю, чьи они, пока не узнаешь ты. Иначе я бы сказал. — Э-э, пойду-ка я отсюда, пока вы тут разбираетесь... с чем бы ни разбирались, — бормочет Железный Бык и, как не в своей тарелке, пятится вниз по лестнице. — Магия, демоны — какую бы потустороннюю муть вы тут не обсуждали. Замкнув внимание друг на друге, они не обращают внимание на побег кунари. — А если ты вернешь воспоминания, — все-таки спрашивает Хоук, но нет, нет, это еще не решение, — они улягутся или будет как со мной? — Не знаю. — Я не могу так рисковать, — не так уж обидно терять возможность, когда все равно в нее не веришь. Хоук это понимает, и все же... при взгляде на сражающихся внизу воинов сердце болезненно сжимается, замирая. — Я не буду им рисковать. — Знай он, захотел бы их вернуть. — Нет, — поправляет Хоук, — он бы посчитал себя обязанным их забрать. А забрав, тут же пожалел бы. Я не позволю. — Но... — Хватит смотреть... на меня. В меня. Хватит. Взгляни на него и скажи честно, хочет он все это знать? Прямо сейчас? Коул медлит, пробегая глазами по фигуре эльфа. — Нет. Но только потому, что не знает. Он бы не хотел, чтобы они мучили тебя вместо него. — Если я поделюсь с ним болью, мне легче не станет, а ему — только хуже. С него и так хватит, — с нее тоже хватило, давным-давно, еще до того, как внутрь затолкали чужие кошмары. Но Хоук и так приходится с ними справляться, хоть и его воспоминания она не перенимала вместе с остальными. — Он не захочет, чтобы я его защищала, но я уже не могу остановиться. — А что с остальными? — тихо спрашивает Коул, и сердце схватывает от отчаяния, но Хоук уже качает головой. — Нет, — отвечает будто одной себе, — им тоже не нужно. Сомневаюсь, что они даже помнят, будто что-то... отсутствует. Воспоминания станут отвлекающим фактором — Инквизиция не может себе этого позволить. Не собираюсь подрывать силы Вестницы, без них сейчас никуда. Это было бы безответственно. А еще, шепчет внутренний голос — на этот раз ее собственный, а не страхов, но от этого не менее больно — если она начнет раздавать воспоминания, Фенрис догадается, в чем дело. Поймет, что она хранит и его боль тоже. Фенриса недооценивают, замечая лишь силу и татуировки, за грозным взглядом не видят живость ума. Он пришел к ней, не умея читать, но свободно владел как минимум четырьмя языками. Ему не составит труда сложить два и два, начни вдруг люди болтать, что она таскает в себе воспоминания, ведь один кошмар, когда она звала его старым именем, он уже пережил. Нет. Секрет должен храниться в тайне от всех, особенно от него, хотя бы пока Хоук не сыщет решение. — Но тебе они тоже не нужны, — пугающий мальчишка смотрит горестно, прерывая мрачные размышления. — Дело не в нужно-не нужно, — тяжело проговаривает Хоук. — Дело в долге. Кто-то должен за них отвечать, и это буду я. — Я не понимаю. — Не удивительно, ты же не человек, — прямолинейность выходит совсем уж беспардонной. Субтильный мальчишка рассматривает руки, сжимая и разжимая кулаки; они с Хоук стоят в собственном мирке тишины, возвышаясь над шумным двором. — Но я был. Хоук устала. От потревоженных ран, от его вопросов, тянущих за собой следующие. В другой жизни, в другом месте она бы к нему прониклась, ведь никогда не проходила мимо сломленных душ, но на ее судьбу выпало слишком много, и только приобретенная ожесточенность не дает ей надломиться. — Хватит с меня демонов, которые копошатся в голове, — сурово отрезает она. — Еще один мне не нужен. Не смотрит ему в лицо, не хочет видеть написанные там тоску и обиду. Переводит взгляд на эльфа, вопреки морозному воздуху покрытого капельками пота. «Лито», — шелестят голоса. «Фенрис», — непреклонно шипит она. Они не победят. Хоук найдет способ решить проблему. Сама. — Больно не будет. Я не как тот, другой. Хочу помочь. Он тоже захочет, если ты признаешься. У нее не осталось ни капли веры в предложения демонов, ни слов для мальчика-духа. Взгляд не отрывается от пары воинов: Кассандре наконец-то удается твердо ударить Фенриса щитом в плечо. Тот оступается и не успевает восстановить равновесие, как кончик меча Искательницы устремляется к краю нагрудника, точно под горло. Признавая поражение, Фенрис опускает клинок; после длительной тренировки оба никак не отдышатся. Без необходимости следить за противником взгляд эльфа машинально находит Хоук. Вопреки ее усмешке на его лице проступает беспокойство, затуманивая возбуждение от хорошего сражения. Фенрис хмурится, молчаливо задая вопрос, рассеянно отвечая Кассандре на комментарий. Он не замечает мальчишку, и Хоук позволяет себе забыть о том, спускаясь по лестнице навстречу воинам. — Я проиграла Варрику золотой, — легкий-легкий, веселый тон, ничуть не выдающий осевший на сердце давящий груз. Кассандра плохо ее знает и не обращает внимания, но Фенрис, Фенрис всегда подмечает. — Мне повезло, — смиренно признается Искательница. — Могло и по-другому обернуться, особенно используй он свои способности. — Не скромничайте, — отзывается Фенрис, за талию притягивая Хоук к себе. Она не сопротивляется. Публичные проявления чувств и безразличие к тому, кто на них смотрит, поначалу ее пугали. От невзначай оброненных нежностей в Киркволле неистово горели щеки, к большому восторгу Варрика и Изабеллы, но теперь это все — знакомый и желанный щит, закрывающий ее от мира. Или же закрывавший раньше.              Покажи, что умеешь, Лето. Голоса в сознании пробудились. Хоук чуть-чуть отодвигается, плечом опираясь на участок брони, а не кожи. Опускает нить дружелюбного разговора, утихомиривая разум. Даже прижимаясь к нему, может запереть воспоминания в дальнем углу — если постарается. Но и цену свою тоже заплатит. Рассеянно замечает выжидательный взгляд Кассандры и поспешно выцепляет из мыслей последние минуты разговора. — Я не знаю, на сколько мы еще останемся, — правдиво отвечает Хоук. — Надеялась еще кое-что выяснить не без помощи Инквизиции, — медный привкус призраком оседает на языке, так же как отголосок когтистой хватки отдается в плече. — Да и Варрик убьет меня, если не попрощаемся. Фенрис едва восприимчиво вздрагивает, и Хоук прикусывает язык, кляня себя за неудачный выбор слов и защитный инстинкт, вынуждающий прикрываться легкомыслием перед лицом сколько-нибудь эмоционального события. Кассандра, кажется, не придает фразе значения. — Инквизитор утром прислала весточку: они прибудут в Скайхолд на этой неделе. А пока, — Искательница поворачивается к Фенрису, — если решитесь продемонстрировать приемы нашим солдатам, Каллен с радостью поможет. — Они станут слушать воина из Тевинтера? Мне показалось, они ваши главные противники. Да еще и эльфа. Кассандра жмет плечами. — Они уже признали долийского эльфа Инквизитором. Может, и слушать будут внимательнее, чем вы думаете. Фенрис не принимает предложения, но и не отказывается тут же. Хоук мимолетно сжимает ему руку и отпускает. — После вашей тренировки даже мне есть хочется, — подхватывает она, возвращая на лицо радостную маску. — Торопиться некуда, неделю еще пробудем здесь.

***

Этой ночью Фенрис так же быстро проваливается в крепкий сон. Хоук лежит неподвижно, их руки-ноги переплетены, будто даже в беспамятстве он не желает ее отпускать. Она не может последовать его примеру и погрузиться в Тень — и не позволит себе. Кошмары, ждущие своего часа на этом пути, уже взывают к ней, плачущими голосами выдавая секреты, которые ей никогда не хотелось знать. Чувство тревоги посылает сердце вскачь, Хоук, словно окаменевшая, сопротивляется подбирающемуся сну. Потерянные воспоминания Фенриса вопят, стремясь утянуть ее в волну, украсть личность. От того, что она знает, какие именно кошмары ее ждут, почему-то становится только хуже. Хоук жаждет уступить истощению, на борьбу со сном уходит слишком много сил, но сдайся она, успокоения не последует. Этим путем она не пойдет. С каждой проведеной вместе ночью ужасы все будут прибавляться, а лютая хватка Страхов лишь усилится. Уже сейчас при столь близком контакте они глубже проникают в разум. Даже если получится скрыть от него, что именно ее мучит и тревожит, ей не удастся объяснить, почему, поддавшись, она все дольше просыпается. Каждое утро он будет просыпаться и ждать, очнется ли она или останется в ловушке навсегда. На жизнь, полную тревоги и безнадежности, Хоук его не обречет. Остается либо отыскать способ избавиться от Страхов, либо уйти от Фенриса. И выбора здесь, в самом-то деле, никакого нет. Медленно и тихо Хоук выскальзывает из некрепких объятий, босыми ногами не тревожа холодных половиц. Он не шевелится, ни когда она аккуратно натягивает одежду и хватает кошель, ни когда опасливо, едва слышным скрипом распахивает дверь. Секунда — и она уже снаружи, лишь только краткое дуновение ночной прохлады успевает проникнуть в комнату, как дверь за спиной закрывается. Холод каменной кладки под ногами проникает сквозь кожу сразу в кости уже на третьем шагу. Ночь пахнет снегом; едва ли даже лето прогонит зимнюю стужу, идущую от гор. Пара минут, и Крепость снова принимает Хоук в объятия. Та без раздумий следует привычному пути в ставшую родной библиотеку. Без большого труда несколькими осторожными искрами зажигаются свечи, хотя сил все-таки уходит больше необходимого. С самого возвращения Хоук накладывала лишь охранные чары вокруг постели, да разжигала камин. Не считая провалившихся попыток в исправлении нынешней ситуации. Обычной магией здесь не обойтись. Она это знала и отклоняла другой вариант, единственный, что приходил еще на ум, но обстоятельства в который раз подталкивали ее к решению, которое не хотелось принимать. Хоук долго держалась, но раз поддавшись, теперь без усилий вытягивает с полки толстый том, чьи страницы раскрываются на зловещих чертежах, где кружатся слова. В мыслях непрошенно всплывают разнозненные знания Тевина, подкрепленные беспрестранными шепотками чужих жизней и высокомерным голосом Меливии, читающим ей лекции. По правде, книга ей не особо нужна. Эту магию не почерпнешь со страниц точного ритуала — скорее обернешься к отчаянию и цепкой интуиции. И не прошедшему посвящение в Круге было известно, что магия крови ослабляет способность входить в Тень. Сей побочный эффект, для остальных магов непредумышленный, послужит ей орудием борьбы. Хоук захлестывает ненависть к самой себе — она же клялась, что воспользуется ей только для побега из Тени и больше никогда — но теперь других вариантов не осталось. К тому же под влияние попадет лишь она сама и больше никто, да и то временно: кровь прольется не чужая, а ее, и вторжение в разум ограничится тем же. Не станет создавать себе марионетку, не нарушит обещание матери, семье, себе. Не по-настоящему, не сейчас. Слова в голове повторяются раз за разом. У нее почти получается убедить себя в этом, даже когда она достает нож и опускается на колени на пыльный пол в тусклом свете комнатки. Закатывает рукав и не поддаваясь неуверенности, проводит лезвием по плоти, мгновенно окропляя ее кровью. До жути знакомого ощущения при надрезе и острой боли почти достаточно, чтобы усилить физическое восприятие и разогнать приглушенные голоса в голове. Хоук поступается правилом. Можно остановиться здесь, как останавливалась раньше, на краю силы, до которой только руку протяни, но это прояснение не продлится долго, не поможет. А она так сильно, сильно устала. Поэтому Хоук глубоко вздыхает, открывает разум и тянется. Слишком легко. На какие-то секунды волны силы, кружащей голову до эйфории, подавляют все остальные чувста. В воздухе стоит запах соли и металла, напоминая о молниях, железе и возможностях; в разуме открывают двери, ведующие к никогда не слышанным заклинаниям, до которых иначе не добраться. Кровь ручейком бежит по руке, впитываясь в ткань, укутывающую ноги, которую, Хоук едва соображает, следовало бы снять. Теперь уже поздно, пятна крови расплываются по подолу, а ей все равно, ведь переполняет сила. На языке и пальцах потрескивают излишки магии, только и стремящейся пуститься в ход. Хоук так и поступает. С очередным вдохом она направляет магию в себя, оборачивая разум в красноватый туман, отсекая себя от любой другой силы. Трудно вспомнить, зачем все это, зачем ей магия крови, что сладко взывает, предлагая другие дороги. Изнеможение охватывает Хоук не меньше, а страх и отчаяние твердо ведут выбранным путем, несмотря на опьянение. «Тихо», — приказывает она, возводя ментальные барьеры. «Спокойно. Ничего. Никого. Только я». Подкрадывается онемение, и цепляться за бьющуюся внутри силу становится все труднее. С запозданием до Хоук доходит опасность таких действий — она понимала, что рискует собой, но не знала, насколько быстро укрепится магия. Но уже слишком поздно волноваться, слишком поздно сдерживать почти слепленное заклинание, поэтому Хоук по-новой зачерпывает силу, оставляя порез на бедре. Если придется отдать ради этого душу — пусть забирают всю. Она найдет выход, иначе никак. Хоук тянется еще раз, и магия накатывает на нее волной, утопляя в сладкой безмятежности и облегчении. Хоук не следила за временем, и когда она вваливается в комнату громче, чем ее покидала, кажется, прошло совсем немного, но голоса молчат, лишь чуть кружится голова. Фенрис потревоженно вздрагивает от щелчка затворенной двери, Хоук забирается к нему под бок, прежде успев запихнуть испачканный халат под кровать. — Что?.. — Фенрис сонно вскидывается, но она успокаивает его простым «ничего». Комната перед глазами плывет, хотя сама Хоук не шевелится, а от удивленного взгляда эльфа ей приходится сдерживать смешки. Хорошо, что он не проснулся раньше, пока ее не было. Фенрис бы беспокоился. Он всегда так сильно за нее беспокоится. — Просто вышла на минутку, но уже вернулась. Спи. Голос, тихий и приглущенный, режет по ушам даже ей, но веки Фенриса тяжело опускаются, и Хоук приникает к его боку. Эта магия опьяняет. В голове стоит туман, толстым покрывалом отделяя ее от остального мира, и она закрывает глаза, а по телу пробегает смутный отголосок силы. Пульсация заклинания накрывает ее с головой, заглушая биение его сердца под ухом. Сегодня Фенрису не придется переживать. Она может отдохнуть. Хоук закрывает глаза. К ней приходит не сон, но там запредельно, блаженно тихо.