Падение из Тени

Сначала обжигает боль, резкая и острая, из продольных разрезов на руке струится кровь. Дальше накатывает знакомая ломота, тело сотрясает дрожь, явно показывая: что-то не так. Остальные голоса наконец-то поглощает тишина. И когда она тянется и вбирает силу в своей крови, ее накрывает запретная магия, такая сладкая, такая блаженная, пожирая все остальные ощущения: прохладу камней под коленями, пощелкивающий от магии воздух, боль во всем теле. Боль, которая до того не ощущалась, синяки, оставшиеся незамеченными — все уходит под одурманивающим напором силы и удовольствия. Глаза закрыты, существует одна лишь Хоук и мир возможностей внутри нее, точно бутон раскрывающий лепестки. Куда уж сравниться с этим обычному лириуму. Магия концентрируется под ладонями и по щелчку пальцев может так встряхнуть землю, что Скайхолд содрогнется и потрескаются камни. Или укроет крепость сверкающим льдом. Или зажжет Хоук столь ярко и эффектно, что никто и не вспомнит, что та обратится в монстра. Но Хоук здесь не для этого, нет. Вдыхая полной грудью, она готовится, возвращая былую сосредоточенность. Сила подчиняется охотнее, чем неделю назад, лишь тонкая нить проникает в сознание, остальные же сдерживает сила воли. Доберись до всех кошмаров, — приказывает Хоук. — Запри их. Свяжи. Разорви. Легче сказать, чем сделать. Кошмары пробрались в ее воспоминания, запятнали болью и мраком настоящее прошлое. Хоук всеми силами старается вывести их, отгоняя сгустками энергии. Пальцы немеют от потери крови, зелье здоровья, направленное дрожащей рукой, оказывается внутри за один глоток. Избавившись от незваных воспоминаний насколько возможно, Хоук выстраивает стену, перекрывая им путь. В этот раз она не отделяет себя от магии, позволяя той проникать и свиваться внутри, уцепившись за ее разум. По телу бежит теплая волна, заполняя собой сосущую пустоту. Не в первый раз уже призывая магию крови, Хоук все равно едва не соскальзывает в успокоительный морок, окружающий мир отходит на второй план, а мысли путаются. Она словно пробивается сквозь смолу, но даже не дошла еще до середины. Борясь с головокружением, Хоук открывает глаза, пальцами оглаживая страницы книги Искателей, и направляет силу. Произносит что-то вслух, нараспев, сплетая заклинание, но слышит себя будто со стороны. Звенящая энергия наполняет тело, осушая запасы сил, к плотному пергаменту прижимаются побелевшие, подрагивающие ладони. Лента силы, пронизывающая разум, теперь больше напоминает канат, толстый и грубый, порывы магии песчаным смерчем сметают все на своем пути. Ни разу еще Хоук не переполняло столько силы. Слишком много силы. Осознание находит медленно, но даже паника не способна пробиться сквозь поток магии, неизбежно овладевающий Хоук от и до. В глубине души нарастает тревога, но не переходит в ужас — ему просто не за что зацепиться. Магия уже не магия, а дикий, наконец-то сбросивший цепи зверь, желающий лишь гнать вперед, руша все, что попадется на пути. Стой, стой, — пытается Хоук, но уже поздно. Магические вожжи вырываются из рук, сила бесконтрольно бушует и вихрится словно река, прорывающаяся сквозь шлюз. — Нет, — шепчет Хоук, а с языка сыпятся искры. Под затекшими ногами образуется тонкий слой льда, спустя миг тающий под напором жара, что разбегается от Хоук. Руки не слушаются, попытка выпить зелье здоровья оборачивается дрожью и стеклянным звоном. Ей следует испугаться, следует запаниковать: сорвавшиеся чары точно ее убьют. Но единственная эмоция, которой удается прорваться на поверхность, — раздражение, что задуманное не получилось. Перед глазами пляшут мушки, Хоук падает на пол, конвульсивно вздрагивая. Единственная мысль, что еще крутится в голове: Когда за мной придет демон? Дверь в тайную библиотеку с хрустом врезается в стену, внутрь вбегает высокая фигура, не потрудившаяся даже постучать. Хоук едва поворачивает лицо к Дориану, который с напряженным видом тянет правый рукав вверх. Он что-то произносит, но сквозь рев магии и крови ничего не слышно. Под их совместными усилиями приступ стихает. Дориан опускается на колени, хватает ее за подергивающиеся плечи, пришпиливая к полу. Кожу опаляет фиолетовый поток магии. Постепенно, нехотя сила уходит, капля за каплей мучительно вытягиваемая из ее плоти. Из головы словно вытаскивают иглы, боль обжигает то огнем, то холодом. Хоук отогревается, кровь разбегается по сосудам, а тело колет будто от укусов ядовитых пауков. Поначалу она даже не шевелится, судорожно хватая ртом воздух. Но как только темная магия рассеивается, Хоук приходит в себя, и накатывают вырванные ощущения: тошнотворный ужас от того, что почти случилось — что уже началось — и первым делом она захлебывается рыданиями. Хоук пытается отвернуться, спрятать слезы, но сил не хватает, и она только елозит по полу. Дориан все еще говорит, но не читает заклятие, а безостановочно зло ругается. — ...полная идиотка, еще полминуты и ты бы стала одержимой! Магия крови не игрушка, ее нельзя строить на предположениях. Рехнулась!.. — Надо, — бормочет Хоук. — Надо их вытащить. Устала... Чужие ладони скользят с плеч на руки, залечивая порезы. Дориан уделяет им больше внимания, чем стала бы она, кожа и так уже размечена шрамами. Физическое прикосновение жалит не меньше магии, пробуждая знакомый кошмар. Не сработало, совершенно не сработало. Они все равно остались. Это невыносимо, и Хоук закрывает глаза, переживая волны безысходности. Чуть не умерла, выставила себя дурой. И вообще ничего не сумела. Плотная пелена между ней и миром спала, но Хоук еще окончательно не пришла в себя, а Дориан хмурится, пытаясь поймать ее взгляд. — Где ты выучила тевен? — спрашивает он, и она запоздало понимает, что разговаривает на чужом языке. — От тебя, — выдыхает Хоук, а потом истощение и стремительный поток украденных воспоминаний застилают ей глаза. Ей снятся сны. Но недолго. Когда Хоук прорывается сквозь сонливость, она все еще в подвале, но уже сидит, а Дориан закончил исцеление. Хотя бы ее исцеление: он залечивает собственные раны, на руках еще видны пятна крови и тонкие шрамы, белеющие на темной коже. Дориан молчит, а за Хоук говорит головокружительная усталость. — Ты же не маг крови. Скатывая рукав на место, он поднимает взгляд. — Не маг. Зарекся ее использовать. Глупо, возможно, но считай это личной неприязнью. — Я знаю, — усталость не позволяет лгать. — Ты не хотел меняться. А я захотела. Все хорошо. Дориан застывает на секунду, а потом аккуратно поднимает ее со скользких от крови плит. Перед глазами все плывет, Хоук не сдерживает болезненного стона. — Ничего хорошего. Магия крови тебе бы не помогла. Она того никогда не стоит. — Больше ничего не осталось, — шепчет Хоук, уткнувшись ему в грудь. Дориан быстрым шагом выходит из комнаты, и она опять теряет сознание. Хоук пробуждается на лестнице. Каждое движение отзывается болью, и даже Страхи не могут утянуть ее обратно. — Куда ты меня несешь? — Хоук пытается уцепиться за стену, пока не оказалась на виду у всего Скайхолда. Но она слаба, тело по-птичьи легкое, и не оказывает никакого сопротивления, пока Дориан поднимается. — Откуда ты узнал? — Как нашел тебя? О Создатель, да эти чары переполошили всех магов. Я на прошлой неделе услышал, как ты применяешь магию крови, но решил, что ты осторожна! Вишанте каффас, если бы я не отвлекся на ситуацию с Мэйварис, вмешался бы раньше. Вам южанам не понять, сколь опасна эта магия. Удивительно, как вы все здесь еще не сгинули, — скалится Дориан. — Но я осторожно, — слабым голосом возражает Хоук. — Безголовая дура. Сообрази я раньше, тут же бы разузнал что к чему. В рассказах о твоих похождениях явно есть белые пятна, и Варрик все мне о них расскажет. Дориан все поднимается, с каждым шагом факелы над головой горят ярче. — И я несу тебя к целителям. Я сделал все, что мог, но тебя определенно нужно тщательно осмотр... — Нет! — в этот раз Хоук чуть не выворачивается из рук, Дориан оступается, но удерживается на ногах. — Нет, я не могу... — Думаешь, я пущу дело на самотек? То, что ты пыталась... что ты натворила... преднамеренно наносила непоправимый вред... — Пожалуйста... не хочу, чтобы узнали... Они входят в коридоры главного этажа, и Дориан направляется в сердце крепости. От серых каменных стен отражается эхо его голоса. — Уже поздновато, не находишь? Заворачивая за угол, все еще держа обессиленную Хоук на руках, Дориан чуть не врезается в фигуру, двигающуюся навстречу. Хоук едва успевает кольнуть тревога, как Фенрис таращится на них с удивлением и волнением, но выражение его лица искажается от ярости, когда Дориан извиняется: не узнать акцент невозможно. — Прошу прощения, не заметил вас... — Магистр, — шипит Фенрис, вскидывая руку к мечу за спиной. Твою же, — мелькает у Хоук мысль, а Фенрис крепко хватает ее за руку, в распахнутых глазах — паника. Она забыла, что они с Дорианом еще не встречались, и не придумала, как лучше сообщить, что одна из ведущих фигур Инквизиции — бывший альтус. Дориан не отпускает ее и, стараясь не уронить, удивленно отходит на шаг. — Кто ты? Хоук не успевает вскрикнуть, как Фенрис бросается вперед, татуировки пульсируют голубым пламенем, бросая отсветы на стены. В этот раз Дориан роняет Хоук, отскакивая назад, и поднимает руки, меж которым пробегают фиолетовые искры. Хоук валится на пол между мужчинами, шипя от боли в коленях и запястьях, встретившихся с полом. Фенрис медлит, молчаливо скалится, разрываясь между желанием напасть и помочь Хоук. В ответ на заминку магия в ладонях Дориана вспыхивает, но Хоук вскакивает на ноги и толкает его в грудь, срывая заклинание. — Прекратите! — кричит она, оттягивая руку Фенриса от меча. — Это не то, что ты думаешь! — Что я думаю? Ты исчезаешь, а когда я тебя нахожу, ты ранена, и тебя тащит какой-то тевинтерский маг! Что я вообще мог подумать?! — Фенрис, подожди!.. — Фенрис? — перебивает Дориан, чья опаска сменяется удивлением. — Эльф-раб? Совсем не то, что нужно было сказать. Лириум вспыхивает, лицо Фенриса искажает гримаса боли, а Хоук вскипает от внезапной вспышки гнева, несмотря на то, что маг сегодня спас ей жизнь. Пока Фенрис не ударил, она ступает вплотную, хватаясь за обнаженные плечи. От контакта кожи к коже зрение плывет, сквозь коридор проступает кровавая арена, но Хоук отшвыривает и воспоминания, и дезориентацию с последствиями ритуала, от которых еще подташнивает. Фенрис напряжен до предела, а такой дикий взгляд сквозь обычно предвещает смерть. Он не обсуждает эту тему: словно вырывая сердца, выдирает с ними собственный страх. Позже он всегда находит отговорку, убеждает себя, что самозащита оправдывает бессознательное насилие. Что ему остается только рвать сердца, будто так можно возместить все, что творили с ним. Как могла она вернуть ему воспоминания о прошлом, если вот она, его реакция? Хоук забирает у него меч, и тот с лязгом ударяется об пол. — Дориан. Уходи, — приказывает она, не отрывая взгляда от своего спутника. Маг давится возмущенным вздохом. — Тебе нужно... — Живо. Она не оглядывается Дориану вслед, но слышит шелест мантии, когда тот уходит. Хоук берет Фенриса за руку, не дает вырваться и прижимает его ладонь к своей щеке. Лириум холодит ей кожу. — Фенрис, — зовет она тихо. К ярости в его взгляде прибавляется ужас: одно неверное движение или потеря контроля могли стоить ей жизни. Фенрис прикрывает глаза, и медленно, очень медленно мерцание угасает. Когда от голубого сияния остается легкий отблеск, Хоук встает на носочки и нежно касается губами его лба. Дотягивается лишь потому, что Фенрис устало горбится. — Все хорошо. Я в порядке. — Почему, — утомленно спрашивает он, не удосужившись открыть глаза, — когда ты говоришь про в порядке, ты при этом через раз вся в крови? Хоук опускает на себя взгляд. Дориан залечил ей порезы, но состояния мантии это никак не улучшило. — С кровью уже разобрались, — отмахивается, намереваясь не придавать ситуации большое значение. Будет еще время горевать над провалом — и в одиночестве. — Просто заклинание. Немного... не сложилось, и Дориан помог. Второй раз за вечер Хоук по глазам понимает, что он догадался. В груди противно екает, и воспоминания, расползающиеся под прикосновением, тут не при чем. — Подожди, — она не знает даже, как продолжить, но Фенрис не оставляет ей и шанса. — Ты прибегла к магии крови, — безжизненный голос, нескрываемое недоверие. — Вопреки всему, что случилось? Вопреки тому, что мы видели? Фенрис отступает, бессильно уронив руку. — Ты знал! Я говорила. Мне пришлось, чтобы выбраться из Тени! — Я не думал, тебе хватит глупости повторять! Хоук сцепляет на груди руки. — У меня не так уж много вариантов, ясно? И я перепробовала уже все, все кроме нее! — И что? Это считается оправданием? Забыла, что вышло, когда кто-то из Хоуков баловался магией крови? Из-за последствий теперь гибнет мир! Упрек задевает, вина за собственное участие гложет с удвоенной силой. — Да больше ничего не сработало! — срывается она в ответ. — Предлагаешь просто стоять и смотреть, как ты становишься одной из них? У них всегда найдется оправдание, чтобы взять больше силы. Считаешь, остановишься, как только все кончится? Раздражение вырывается из Хоук шипением сквозь стиснутые зубы. — Ты не понимаешь. Даже не пытаешься. Магия — часть меня, и да, ладно, я ошиблась! Но я не могу закрыть глаза на опасность и надеяться, что все разрешится само собой! Она неправильно подошла к задаче. Плохо подготовилась, глупо было брать заклинание с наскока, теперь Хоук это понимает. Но за время поисков она ведь столько всего узнала не только о магии крови, но и о других школах. Не значит же это, что она превратится в мага, от которых Фенрис бежал полжизни? Правда ведь? Резкая реплика возвращает ее в нынешний переплет. — И опять ты даже не подумала обратиться за помощью! — Никто из местных не смог мне помочь. Они пытались. Что ты от меня хочешь: отнять у них еще времени? Чтобы они решали проблемы за меня? Фенрис щурится, Хоук впивается ногтями в кожу. — Они не единственные маги, с которыми ты знакома. И не единственные, кто владеет магией крови. — Я... — Хоук замолкает словно громом пораженная. — ...Ох. Он прав. Ей даже не пришла в голову мысль попросить помощи у старых знакомых — только скрывать от них, чем она стала. Не одной ей пришлось пожинать плоды магии крови, не одна она знала, что такое потери. Словно наяву Хоук слышит, как Мерриль ее отчитывает. — Конечно, не подумала, — с нескрываемым разочарованием сам отвечает Фенрис. — Как всегда, да? Ты против всего мира, а нам рядом места нет. Факелы бросают на стены сполохи света, тени пляшут, расчерчивая его лицо резкими линиями. Солнечный свет уже не проникает в окна, Хоук даже не представляет, сколько времени прошло с неудавшегося ритуала. — Мои воспоминания. Магия крови. Что еще ты не рассказала? Хоук устала, она так устала. Какой теперь смысл? — Воспоминания меня убивают. Ложусь спать, и с каждым разом труднее и дольше проснуться. Скоро я не очнусь совсем. Повисает чудовищная тишина. Факелы дрожат, раздается лишь шипение пламени. — Вот почему ты не просишь помочь. Просто ждешь конца. И не придется притворяться, будто тебя тревожит, что приходится держать меня в неведении. И это замечание, не все прошлые, как настоящий удар под дых. — Когда я дала понять, что мне наплевать на тебя?! Зачем тогда я зашла так далеко, если не исправить эту демонову... Его голос — рык, и волк, стоящий за именем, обнажает зубы. — Когда они стали важнее! Под ребра что вонзается клинок, длинный и острый. Фенрис отворачивается, тихие горькие слова вырываясь, режут ему горло. — Ради них ты пожертвовала жизнью здесь. А остаться могла не ты одна. Он не хочет смотреть ей в глаза или не может, да и вряд ли сейчас есть разница. — Умереть ты хотела больше, чем вернуться домой. Сотни объяснений приходят на ум, но умирают на губах: что Стражам нужен лидер, что спутники Инквизитора не могли там остаться. Причины, которых достаточно остальным, здесь не имеют значения. Фенрис всегда понимал, когда она врет даже себе. В зловещей, гнетущей тишине отсутствие ее ответа падает на плечи вечными муками. — Похоже, один из нас постоянно убегает, — наконец отзывается Хоук, и тихие слова резонируют, а между ними неожиданно разверзается пропасть. На этот раз Хоук не уносится прочь. Она стоит и смотрит, как Фенрис, развернувшись, молча уходит. Как только его тень пропадает из вида, Хоук оседает на холодный пол. Пустоту, оставленную ссорой, заполняют слабость и боль. Оброненный меч так и лежит у ее ног. Прижавшись спиной к ледяным камням, Хоук закрывает лицо руками и рыдает.