Падение из Тени

Когда Хоук с Фенрисом возвращаются в крепость через балкон Лелианы, уже наступает вечер. Руки-ноги почти не чувствуются, хотя ветер едва дует, захлебываясь о камни. Холод просочился сквозь все слои одежду прямо в кости, несмотря на то, что Фенрис обнимал ее за плечи. Они не торопятся, радость пополам с облегчением покидают лицо его лицо с каждым шагом, приближающим их к ротонде. — Здесь, — предупреждает Хоук, остановившись в пролете второго уровня. Подносит руку Фенриса к губам, быстро целует и отпускает. Он остается, позволяя преодолеть оставшиеся шаги самой. Фенрис разворачивается к заставленным книжным полкам и нерешительно проводит кончиками пальцев по корешкам, разглядывая море обложек. Чуть хмурясь, отчего образуются морщинки, вчитывается в выцветшие названия. Но ей нужно смотреть вперед, сосредоточиться на деле, потому что Дориан ее уже заприметил, и радостным он не выглядит. — Я смотрю, ты выжила, несмотря на все усилия в обратном. — Привычка, — Хоук пожимает плечами. — Пришла послушать давно назревшую лекцию об играх с магией, которую не понимаешь? Она качает головой: — Я хотела поблагодарить тебя. И извиниться. — За что благодарить, интересно? Я заходил к целителям той ночью после твоих экспериментов. А потом утром. И сегодня, — он сверлит ее взглядом, Хоук морщится и подтаскивает стул, ставя напротив роскошного трона Дориана. — Не похоже, что ты хоть сколько-нибудь ценишь спасение своей жизни. — Ладно, — Хоук не утруждается повернуть стул и садится на него лицом к спинке. — Речь о тех воспоминаниях из Тени, с которыми я застряла после смерти Кошмара. Стало гораздо хуже. Вряд ли он забыл ее крики и всхлипы во сне, когда Инквизиция только подобрала ее на Священных равнинах. Дориана в подтверждение передергивает. — И я не просто вывалилась из разрыва. Магия крови помогла. — Демон, которого ты выслеживала, — бормочет он. — Он тебя научил. И это не вопрос. — Ага. В обмен на... помощь покинуть Тень. Заключили сделку. Оба выбрались. — И ты решила: а, почему бы не практиковаться в том, что советовал демон, какая отличная мысль? Магия крови — тот же инструмент, если использовать ее в меру и соблюдать осторожность, а ты... меняла собственный рассудок... — он не договаривает, не скрывая ужаса. Хоук кладет локти на спинку стула. Даже без прикосновений воспоминания-страхи копошатся в голове, стараясь проникнуть в ее мысли. — Мне пришлось. Сначала я испробовала все остальные средства. К слову, я не... я не осознавала, насколько она сложная. Думала, отгорожу часть себя, удержу их подальше или хотя бы выиграю время, чтобы выяснить больше. Не знала, что можно так легко запутаться. — Создатель, — Дориан закрывает лицо руками и устало потирает. — Не представляю, что хуже: когда магии крови учат всех и каждого, а потом они волей-неволей к ней прибегают, или когда магии крови не учат никого, а вы, вляпавшись, знатно ее недооцениваете. — Давай позже обсудим прорву моих ошибок? Я уже очень, очень пожалела. И не раз, — Хоук рискует бросить взгляд через плечо на Фенриса, который упорно смотрит на книги, но, конечно, прислушивается к каждому слову. — Я не понимала, на что иду. Совсем не понимала. Ты пришел как раз... Я не уверена, что случилось бы, но если бы ты не остановил... — Ничего хорошего, — мрачно замечает Дориан. — Ага. Спасибо. Я надеялась, ты расскажешь, какие могут быть последствия. Я больше не притронусь к магии крови, клянусь, но я использовала ее несколько недель... и мне нужно знать, чего теперь ждать. — Целитель лучше расскажет, во что ты ввязалась. Меня выгнали из Круга, когда мы еще не прошли эту тему. — Ферелденские целители не имели дела с магией крови, — прямо сообщает Хоук. — А я больше не хочу иметь дело с целителями. Обойдусь без повторения. Дориан рассматривает ее в полной тишине. Да что им всем до ее визита к доктору? Как будто не она с десяти лет лечила себе, Карверу и Бетани все порезы и синяки. Словно услышав ее ворчание, Дориан фыркает и смягчается. — Тошнота. Слабость. Лихорадка. Отсутствие аппетита и других желаний — их заменит жажда магии крови. Обычно у мага между сессиями проходит несколько месяцев, а чтобы накладывать заклинания чаще раза в неделю, требуются годы. Это единственный способ выработать сопротивляемость. Обычная магия не будет слушаться, если ты, конечно, попутно и в ней не практиковалась, — Хоук качает головой, и он мрачно кивает. — Ты сможешь колдовать как обычно, но позже. Невозможно предугадать, когда или сколько времени это займет. За все приходится платить. «Об этих деталях сумасшедшие отступники в Киркволле никогда не упоминали», — возникает в голове насмешливая мысль. И тут же становится совестно — она сама не так далеко от них ушла. Магия крови оказалась не такой простой, как полагала Хоук. Одержимые маги поддавались не просто слабости, но всепоглощающему голоду. — Физически ты поправишься. Не могу сказать того же о разуме. Эффекты могут не сказаться, а могут иметь длительные последствия. Любое влияние на мозг вызывает сложности. Поврежденные части уже не восстанавливаются как прежде. Целитель гораздо точнее оценил бы повреждения, — с намеком заканчивает Дориан. — А если не хочешь к ним, Вивьен или Солас могут догадаться о большем. Вивьен служила Первым чародеем и знакома с некоторыми сферами медицины. — Когда пройдут физические симптомы? — Давно ли ты начала ей пользоваться? Хоук без особой уверенности разводит руками. — Еще в Тени. Там время текло... по-другому. Не представляю, сколько там пробыла. Я перестала использовать магию крови, когда выбралась, на какое-то время... но через три недели, так как ничего больше не сработало, у меня не осталось других вариантов. Дориан пожимает плечами, на его лицо набегает тень, не остается и следа раздражения, а из голоса исчезает нотка сарказма. — Не знаю. Вероятно, сначала станет хуже, потом пойдешь на поправку. Определенные настойки и зелья смогут помочь. Послать за рецептами? — Спасибо, — благодарит Хоук. — Я признательна за помощь, — она поднимается, поправляет мантию и смотрит ему точно в глаза. — И кстати, — тихо добавляет, — несмотря на всю твою помощь, если ты хоть раз еще назовешь Фенриса рабом, я лично тебя заколю и столкну со стены. Маг готов рассмеяться, но что-то в ее лице останавливает его, и Дориану хватает приличий смутиться. Он чуть бледнеет. — Мне все равно, если ты оговорился. Эта тема не обсуждается. Хоук разворачивается и тянет стул на место. Фенрис без слов берет ее за руку, и они спускаются на главный этаж крепости. В холле у входа ждет Лелиана, будто бы знающая, что Хоук придет в любую минуту. Поразмыслив, она решает, что это недалеко от истины. — Хотела убедиться, что вы получите письмо как можно скорее, — сообщает глава шпионов, приподняв уголок губ. Хоук опускает глаза на протянутое письмо, и сердце замирает: она узнает витиеватый почерк, выписавший ее имя. — От Варрика, — с жадностью забирает его, отмахиваясь от шепотков, взлетевших от краткого прикосновения кожи к коже. Лелиана наверняка уже знает автора, но Фенрис согласно кивает. Сообщение немногословно, особенно для того, кто привык писать ей письма с авторским талантом.             Хоук,             Надеюсь, ты без меня справляешься. Я бы послал весточку раньше, но дурные птицы не летают сквозь скалы, так что пришлось ждать, пока не выберемся из пещер. Сильнее я радовался, только убравшись из того проклятого тейга. Прихвостни Корифея тут отметились, но к счастью, вряд ли они когда-нибудь вылезут обратно. Вернусь — расскажу остальное.             Пощекочи за меня мрачного эльфа.                                                 — Варрик Хоук крутит в руках письмо, ища на тонком пергаменте дату отправки, потом протягивает послание Фенрису, и тот с осторожностью его принимает. Лелиана уже ускользнула. Пока он читает, она пытается вспомнить, какой вообще сегодня день. Письмо написано дня... два назад? Три? Сколько-то дней назад, но добираться до Скайхолда как минимум три дня. А если еще во Внутренних землях встретятся проблемы, требующие участия Инквизитора... с большой вероятностью так и случится. К несчастью. Хоук не знает, что думать о письме: ни слова о Бьянке, лишь радость, что они закончили с делами. Почему-то это кажется дурным знаком. Фенрис щурится и возвращает письмо. — Обойдешься без щекотки, — предупреждает он, пока Хоук укладывает письмо в поясной кошелек. — М-м-м, — уклоняется та от ответа. — Ужин начинается. Давай что-нибудь захватим и убежим. На сегодня мне хватит разговоров. Кроме того Хоук не знает, кто еще слышал о происшествии в подвале. Вряд ли Дориан трепался об этом на каждом углу, но Лелиана с Кассандрой точно в курсе, а у нее нет ни малейшего желания усугублять и без того не лучшие отношения с Искательницей. Поэтому Хоук выхватывает у служанки поднос с сыром и фруктами, который уже готовились опустить на стол, и уходит в сторону комнат, а Фенрису остается лишь быстро извиниться перед девушкой. — Не думал воспринимать твое «захватим и убежим» настолько буквально, — подстраиваясь под ее медленный шаг, он прячет за ворчанием облегчение. Видимо, радуется, что она проявила интерес к еде, хотя желудок от одной только мысли сжимается. Поднимаясь по лестнице, Хоук на чистом упрямстве отправляет в рот дольку яблока. На балконе порыв ледяного ветра выбивает из нее дыхание. Крохи тепла с улицы исчезли вместе с солнцем, а ее саму — только-только отогревшуюся — будто окунули в прорубь. Руки дрожат — от холода ли, от последствий магии крови — дверная ручка выскальзывает из пальцев, и Хоук вваливается в комнату. — Похолодало, — пытается отмахнуться она, но зубы стучат, и хорошее настроение Фенриса сменяется привычным уже беспокойством. Он безмолвно разжигает очаг вместо Хоук, а когда она даже не пытается подхватить поленья магией и немедленно развести огонь, его озабоченность только возрастает. Хоук ставит утащенный поднос на стол и неловкими движениями избавляется от пояса и сапог. Устроившись в кресле, вытягивает ноги к пламени, что наконец-то взялось на древесину, и довольно жмурится, когда тепло проникает сквозь носки. Съедает полоску сыра, больше чтобы успокоить Фенриса, чем насытиться самой. Письмо к Мерриль лежит среди разбросанных бумаг на углу стола. Хоук снова пробегает его от и до и, сдавшись, бесцеремонно запихивает в конверт. Мысли в письме скачут, оно даже не закончено, но лучше она в нынешнем состоянии не напишет. Хоук царапает адрес эльфинажа в Киркволле, надеясь, что разведчики Лелианы найдут Мерриль, уйди та на новое место. Она встает, намереваясь достать оставленный у кровати кувшин с водой, но пошатывается от внезапной волны слабости. Несколько долгих секунд перед глазами лишь пляшут черные мушки, но головокружение отступает, и Хоук понимает, что Фенрис поймал ее за руку, а другой она упирается в край кровати. — Ой, — выдыхает она, аккуратно опускаясь на матрас. — Кажется... побочные эффекты проявляются раньше, чем я рассчитывала. — Тебя лихорадит, — Фенрис хмурится и вглядывается в ее лицо, обхватив ее подбородок ладонью. Сморщившись, Хоук отворачивается. — Все пройдет. — Зря мы так долго гуляли. Чем бы это ни было... оно только усилилось. Вопреки всем усилиям, у нее не получается сдержать легкий тремор, когда Фенрис берет ее за запястье, рассматривая мурашки. — Отдыхай. — Спать я пока не собираюсь, обойдемся. Он поднимается, и Хоук прячет ладони под бедра, подальше от назойливого интереса. — Отдохнуть. Я предлагаю тебе не спать, а посидеть спокойно хотя бы минуту. — Не понимаю, к чему это заявление. И я против. Фенрис забирает кувшин и выливает все в висящий над огнем чайник. — Эй, — возмущается Хоук, — я хотела попить. — Здесь плавает лед. Хотя бы подожди, пока вода согреется. — Хотя бы закинь туда чай, раз уж мне нельзя сделать это самой. Он повинуется, и Хоук готова воспротивиться снова, но на нее накатывает головокружение. Она откидывается назад, едва на стукнувшись головой об стену, и дышит размеренно, пока не становится легче. — Ладно, — соглашается сквозь стиснутые зубы. — Сейчас все хуже обычного. В отличие от того легкомысленного, на грани дурмана, состояния, что сопровождало выставление ментальных блоков, это истощение неумолимо почти до потери сознания. — Ложись, — настаивает Фенрис. Медленно и осторожно помогает ей улечься на спину, чтобы не вызвать новых приступов. Поправляет подушку, и Хоук бормочет благодарность, но тут же открывает глаза, когда куда-то съезжает одеяло. — Ты что задумал? — подозрительно интересуется она, когда Фенрис накрывает ее одной стороной. Даже не потрудился вытащить одеяло из-под нее. Но потом он берется за другой край и практически пеленает ее в кокон. — Нет. Прекрати. — Лежи смирно, Хоук. — Я не калека. — Ты три шага сделать не можешь. Прекрати дергаться. — Ни за что, — она возится, пытаясь выбраться на свободу, хоть уже согрелась и чувствует себя гораздо лучше. Но Фенрис сидит на краю кровати, как раз на одеяле, а Хоук стиснута со всех сторон, не говоря о том, что слаба как котенок, и не вырвет из-под него ткань. — Отодвинь свой тощий зад. — Если бы ты не вела себя так каждый раз, как болеешь, я бы обиделся. Хоук дергается в последний раз, потом замирает и хватает ртом воздух, а ведь почти ничего не сделала. Отрывистые движения и так подвели ее к головокружению, так что она лежит спокойно. К счастью, язык свободен, и ее никто не заткнет. Фенрис покорно терпит поток раздраженной болтовни, спокойно снимает ботинки и аккуратно выставляет у стены рядом с мечом. Чайник свистит, Фенрис встает и наполняет чашки. Хоук упрямо высвобождает руку. Торжествующе, забирает у него чай и тут же портит момент обретения независимости, разлив горячую жидкость на подушку и волосы. Приходится смириться, что Фенрис придерживает ее руку, пока Хоук пьет. Он осушает чашку до капли, и в груди таят последние осколки холода. Ноги все еще мерзнут, Хоук открывает рот пожаловаться, но возмущенно пищит, потому что Фенрис хватает ее едва освобожденную конечность и терпеливо заворачивает обратно под одеяло. — Ты издеваешься, — она злится на свою слабость, что можно просто взять и расположить ее, как ему угодно. Фенрис, будто даже не замечая сопротивления, стягивает одеяло еще туже. — Это самое ужасное, что со мной случалось. Считая Глубинные тропы. — Есть хочешь? — Фенрис пропускает ее болтовню мимо ушей. — Нет. Эй, я сказала нет. Да хва... Фенрис бесцеремонно пропихивает ей меж зубов ломтик сыра. Наименее романтичная ситуация за всю ее жизнь. Хоук остается только жевать и злобно на него поглядывать. Ей кажется, или он слишком сильно наслаждается моментом? Она глотает, собирается высказать все, что думает, но как только открывает рот, внутри оказывается долька яблока — либо ешь, либо давись. Хоук пытается еще дважды, а потом просто сжимает губы и бросает на Фенриса злорадные взгляды, надеясь так доказать, сколь абсурдна эта ситуация. Фенрис уступает и подносит к ее губам вторую чашку чая, которую она смиренно выпивает, лишь бы не намочить подушку еще больше. Хоук ввинчивается глубже в одеяла, что торчит только кончик носа да поблескивают глаза, обрывая на корню дальнейшие попытки ее накормить. — Почитать тебе? — спрашивает Фенрис. Она буравит его взглядом, но все-таки угрюмо соглашается, приглушенно ответив сквозь одеяло: — Да. Он берется за «Трудную жизнь в Верхнем городе» и вытягивается рядом на кровати, поставив книгу на грудь. — Говорят, на рынке Нижнего города можно купить что угодно, и это правда, — начинает Фенрис. — Если знать дни, здесь можно найти коробейников и с сегеронскими пряностями, и с пожитками неизвестных гномьих Совершенных, и с картами тайных крепостей в Доннаркских горах, и даже с королевскими регалиями из Антивы... Хоук не представляет, сколько проходит времени. После первой главы ее затуманенный разум оказывается то в Тени, то в настоящем мире, еще не засыпая, но не в силах прогнать воспоминания. Они приходят не только от Фенриса, хоть он и лежит вплотную — наверняка сказывается эффект от разрушенных барьеров. Они высовываются и раздражают сильнее, будто волки принюхиваются к хрупкому разуму как к еще живой туше. Перед глазами встают земли, где ей не доводилось бывать; лица, которые ей не доводилось видеть, но все равно знакомые. Фенрис задает ей вопрос, а она отвечает на языке, которого не знает. Лба касаются прохладные пальцы, прогибается матрас, и по соседству становится пусто. Хоук что-то спрашивает, но выходит лишь тихое бормотание, и к лучшему, что его никто не слышит. Скрипит кровать, ей на лоб опускается мокрая ткань, остужая разгоряченное лицо. И тогда Хоук покоряется. Она не спит, ведь обещала, но больше не сопротивляется терпеливой заботе Фенриса, пока ночью он наконец не засыпает, закинув руку на ее спеленутую фигуру.