Падение из Тени

Время причудливо растягивается, со всех углов комнаты к ней тянутся тени, потом шустро откатываются и подползают снова. Хоук дрожит, а кто-то вонзает кинжал в ее бедро. Нет, не правда. Кто-то ее целует. Нет. Она горит, попавшись в ловушку, из которой не выбраться... Туман чуть рассеивается, позволяя вспомнить саму себя. Она в кровати, так и закутанная в одеяло, а к спине прижимается Фенрис. Вымокла до нитки, а под одеялом нестерпимо жарко, хотя пламя в камине давно погасло. — Фенрис, — едва слышно хрипит Хоук, но не дозывается. Она облизывает губы, но во рту пересохло, и слова застревают в горле. Одна рука прижата к груди, видимо, в результате ее попыток выбраться из кокона, пока сознание погружалось не в сон, но в подернутую кофеиновой дымкой пустоту. Из-за неудобной позы одеяло скрутилось еще туже, что не осталось никакой возможности вылезти. Раз голос не слушается, Хоук с сожалением зажмуривается и пинается. Из удара выходит лишь легкий шлепок, но нужный эффект достигнут: за считанные секунды недовольное ворчание Фенриса оборачивается встревоженным пробуждением. — Что такое? — спрашивает он, и Хоук хрипит: «Воды». Фенрис тут же скатывается с постели, и уже через несколько мгновений к губам Хоук прижимается кружка, а на лоб ложатся прохладные пальцы. Вода еще сохраняет остатки тепла, где-то в глубине чернеющих углей тлеет искорка пламени. Допив, Хоук кашляет и не успевает даже попросить, как с нее стягивают влажное от пота одеяло. Лириумные татуировки чуть мерцают, будто аккомпанируя лунному свету, чьи косые лучи раскрашивают комнату, периодически оттеняемые проходящими тучами. — Лихорадка усилилась, — напряженно сообщает Фенрис. Морозный ночной воздух приносит облегчение, бодрит и погоняет дурноту. — Вряд ли, — возражает Хоук. — Мне хорошо. Мне... — она сбивается, прислушиваясь к себе. Ей беспокойно. Будто что-то крутится под кожей, ища выход. Будто это... ох. Ох. Дерьмо. Хоук торопливо сваливается с кровати на подрагивающие ноги. Нет, не подрагивающие. Вибрирующие. Фенрис рефлекторно поддерживает ее под локоть, и Хоук под возмущенный крик распахивает дверь и цепляется за косяк, уставившись во тьму. Успевает заметить лишь темную тучу, заползающую на лик луны, а потом под кожей дергается зарождающееся заклинание, в груди расцветает магия вопреки стараниям ее усмирить. Не видя другого выхода, Хоук разводит пальцы, высвобождая в пространство огонь, молнию или ледяной поток... Вот только ничего из этого нет. Кончики пальцев колет, распирающее ощущение в груди сползает ниже, и внезапно, так и не вызвав языков пламени, Хоук складывается пополам, и ее рвет на каменный пол скудным ужином, что она в себя затолкала всего пару часов назад. Гадство, скорбно комментирует здравомыслящая часть сознания. Но вибрация прошла. Своевольная магия больше не ищет выхода, потрескивая у костей. Хоук совершенно уверена, что не выплюнула электрические импульсы вместе с ужином, но чистка желудка волшебным образом высвободила скопившуюся силу. Внутри ощущается пустота, и накатывает слабость. К этим знакомцам Хоук привыкла и встречает их с некоторым облегчением. Цепляясь за косяк, она делает пару глубоких вдохов и успокаивается. С удивлением отмечает, что снаружи посветлело. Небеса на востоке чуть тронуты розовыми пальцами рассвета. — Побочный эффект, — бормочет Хоук. Фенрис помогает ей добраться до кровати и даже не настаивает на одеяле. — Теперь мне гораздо лучше. Он снова щупает ей лоб и вскидывает бровь. — Температуры нет. Я схожу за водой. — Спасибо, — без сил отзывается Хоук. Не вспомнить, когда последний раз магия выходила из-под контроля настолько, что ее вообще не удавалось угомонить. Последнее время у нее не ладилось с чарами, те выходили то чересчур сильными, то вовсе слабыми, но чтобы непроизвольно вырваться прямиком из тела... Так было лишь в детстве, когда магия только проснулась. Хоук не понимала, что происходит, но... у нее был человек, который мог объяснить. Когда характерных признаков: внезапной горячки или озноба, неконтролируемых порывов внутренней стихии — не узнала она, узнал Малькольм Хоук. Хоук как наяву видит, как отец берет ее на руки и, обхватив детские пальчики, показывает правильные жесты и низким голосом объясняет, как удерживать, толкать и останавливать. Выпускать по собственному выбору. С тех пор она пользовалась магией интуитивно, ей не нужно было задумываться о технической стороне того, что она делает, но теперь все выученные уроки словно стерлись по мановению руки. Хоук садится на край кровати, вытирает губы рукавом заляпанной рубашки. Фенрис целует ее в макушку, не испугавшись отвратительного вида, и выходит. Когда в последний раз она думала о Малькольме не как о призраке, не дающем покоя прошлому? Когда, раз уж на то пошло, она начала называть его Малькольмом, а не отцом? Хоук не плачет — она давно оплакала свою семью — но глаза все равно неприятно щипет. Морщась, поднимается, и избавляется от рубашки. Эти мысли стоит отогнать. Желательно, чтобы не возвращались. За верхом следуют лосины, а чтобы отыскать помятую бордовую мантию, приходится пошарить в сумке, которая нетронутой стояла с ухода в Адамант. Та настолько слежалась, что странным образом топорщится, хоть Хоук ее даже встряхнула. Похоже, больше чистых вещей у нее нет: стирка не входила в список неотложных дел. Если задуматься, она и мылась еще до ритуала, и ни разу — после. Ощущение времени совершенно стерлось. В комнату врывается порыв холодного ветра, а Фенрис уже протягивает кувшин с водой. Хоук с удовольствием пьет, упорно игнорируя взгляд Фенриса, которому теперь открыты самые разнообразные шрамы на ее теле — белье ничего не скрывает. Мантия лежит на столе, разгладить заломы так и не получилось. Стоило все же ее надеть. Что он подумает о тех старых шрамах, зная, что за ними стоит? Она опускает кувшин и будто бы от холода заворачивается в одеяло. — Мне нужно помыться, — взгляд Фенриса перебегает на ее лицо. — Найди Жозефину, она устроит, чтобы принесли воду. — Найду. — И... — Хоук сглатывает. — Мне нужно побыть одной. Наступает тишина. Они оба привыкли к личной свободе, что была им необходима. Еще в Киркволле, если Хоук требовалось на пару часов исчезнуть, Фенрис не заострял внимание на ее отсутствии. Чаще всего именно он пренебрегал компанией, целыми днями пропадая в захваченном особняке и никого не пуская на порог. Не лучшее желание, но иногда — необходимость. Теперь просьба вызывает гораздо больше вопросов. Хоук обещала больше ничего не скрывать, но Фенрис с большой неохотой оставляет ее дольше, чем на пару минут. Впрочем, привычка побеждает. — Как скажешь. Попрошу леди посла прислать еще еды. Мысль о еде даже не приходила в голову, но Хоук кивает, соглашаясь на своеобразную сделку. Взмахнув плащом, Фенрис уходит, провожаемый лучами восходящего солнца. Либо сегодня банный день, либо жаровни разожгли специально для нее, но едва Хоук успевает прибрать с пола разбросанные вещи, в комнату вежливо стучат, и полные решимости служанки, хоть и хрупкие на вид, заносят металлическую лохань, а другие наполняют ее подогретой водой. Хватает одного тактичного отказа, и девушки с поклоном покидают комнату, захватив с собой разнообразные кусочки мыла и бутылочки масел. Хоук в растерянности держит в руках самый обычный брусок. Видимо, у нее в Крепости и так имеется особая репутация затворницы, Дориану даже не нужно распускать слухи о ее нынешнем состоянии. Хоук сбрасывает одеяло, избавляется от белья и с тихим вздохом опускается в горячую воду. Лохань невысокая, а колени так вообще прижаты к груди, но обволакивающее тепло и запах трав кажутся теперь чуть ли не чудом. Вода расслабляет мышцы, и в ней же растворяются грязь и засохшая кровь. Хоук вздыхает и, закрыв глаза, съезжает глубже по узкой бадье.

***

Гораздо позднее, вымывшись до скрипа, Хоук бродит по Скайхолду, к своему удивлению нигде не видя Фенриса. Совершив второй круг по главному холлу (не говоря уже о прилегающих коридорах и подземных закоулках, где ей хватило фантазии искать), она сдается и карабкается наверх к Лелиане. Глава шпионов что-то выговаривает разведчикам, и, выслушав упреки, те, пристыженные, резво разбегаются. Лелиана откидывает с глаз рыжие волосы и встречает Хоук изможденным видом. — Простите, не хотела мешать. Я просто ищу Фенриса. — Вот как, — рассеянно отзывается шпионка. — Кажется, не так давно он разговаривал с мадам Вивьен. Прошу прощения, мне срочно нужно... — Уже ухожу. Спасибо, — Хоук перебарывает желание выпытать у женщины все подробности. Корифей еще что-то затеял? Или нашли залежи красного лириума? Варрик и Инквизитор вернутся со дня на день, хоть бы с ними ничего не случилось... «Это не твое дело», — волей-неволей напоминает она себе. Не ее война, не ее ответственность и, главное, не ее право задавать наводящие вопросы касательно секретных сведений. Хоук спускается обратно, поглощенная мыслью, почему, во имя Создателя, Фенрис решил поговорить ни с кем иным, как с Вивьен. Разве не она была старшим чародеем в Орлее? Не похоже, что Фенрис оставил ее лишь за тем, чтобы нарваться на драку с магом, хотя это было бы весьма в его характере. Хоук еще ни разу не бывала на балконе, где со всеми удобствами расположилась чародейка, но она торопится к дверям. Заходит робко. Фенрис полулежит на роскошной кушетке, Вивьен расположилась напротив, в изысканном кресле, навевающем мысли о троне. Из открытых дверей вырывается освежающий ветерок. Чародейка переводит на нее взгляд, и Фенрис, не закончив предложение, тоже поворачивается. — Хоук! — та вскидывает бровь в ответ на редкость веселый тон. — Мадам Вивьен говорит, вас так и не представили лично. Хоук действительно встретила ее лишь мимоходом, Жозефина упомянула имя, когда она только добралась до Скайхолда. В то время Хоук старалась не попадаться на пути аристократам и всем, кто мог желать ей смерти. — Верно, — она вежливо улыбается и присаживается рядом с Фенрисом, старательно пряча смятение. — Рада с вами наконец познакомиться. Хоук сохраняет непринужденный, дружелюбный тон, игнорируя вдруг проснувшуюся нервозность. Леди улыбается, зубы белизной не уступают платью с низким вырезом. Все в ней кричит об элегантности и власти, и Хоук с неудовольствием отмечает свою мятую мантию, года три назад вышедшую из моды, пусть и сшитую из качественного материала. Под ногтями не осталось засохшей крови, а идея неторопливо вымыться пришлась как никогда кстати. — Взаимно, Защитница, — чистым напевным голосом отвечает Вивьен. — Сперва, когда вы не ответили на приглашение, я решила, вы не хотите со мной знаться, но Фенрис объяснил, что в вашем состоянии было не до знакомств. Пойми я вашу ситуацию раньше, я бы приложила гораздо больше усилий, чтобы вам помочь. — Вот как? — настороженно реагирует Хоук, сглатывая из ниоткуда появившийся вкус пепла на языке. Сколько всего, интересно, Фенрис рассказал этой женщине? С прибытия в Скайхолд он ни на минуту не расслаблялся, ограничиваясь самыми общими разговорами с незнакомцами. Хоук вообще не видела, чтобы он так спокойно чувствовал себя в компании мага. Кроме ее собственой компании. — Дориан раскрыл мне отдельные детали вашего... состояния. Прошу меня извинить, если он нарушил границы. Все же, в числе своих обязанностей в Вал Руайо я давала аристократии советы по вопросам здоровья, и Дориан верит, я могу быть вам полезна. Дориан упоминал, что поговорить с ней было бы неплохо, но не предупреждал, что подойдет к ней первым. Что сделано, то сделано, а Хоук просто выжмет из этого по максимуму: повторять утренний эпизод совершенно не хочется. — Ломка от магии крови, — открыто признается Хоук, но на лице Вивьен не дрогнет и мускул и сохраняется всезнающая полу-улыбка. — И обычная магия... своевольничает. Дориан говорил, в Тевинтере используют средства, которые помогают отвыкнуть. — А пока он их добывает, могу предложить вам это, — Вивьен протягивает руку к столику и, не глядя выбрав бутылек, подает его Хоук. — Оно не сотрет все симптомы — с этим ничего не справится — но хоть отчасти поможет. Хоук принимает пузырек, перестав тягаться с Вивьен в вежливости, и в упор смотрит на чародейку. Такие зелья не входят в список на каждый день. Чтобы настойка была готова вовремя, Вивьен самой пришлось бы ей заняться сразу же, как она обо всем узнала, и вскоре после просьбы Дориана. Что задумала эта женщина? Или она помогает просто по доброте душевной? Хоук вертит склянку в пальцах, носа касается запах дыма. Фенрис негромко кашляет, и она сдается. Понять замыслы леди так и не выходит. — Спасибо, мадам. Вивьен с тем же выражением лица склоняет голову. — Мы с Вивьен обсуждали Монтсиммарский круг в Орлее, — беспечно начинает Фенрис, уводя тему со слабого здоровья Хоук. — Там, похоже, дела вели совершенно по-другому. — Вот как? — Хоук с ужасом понимает причину приподнятого настроения Фенриса. — Именно, — соглашается Вивьен. — Произошедшее в Киркволле — весьма печальный факт. Как и отношение к магам и ответное восстание. Но один обезумевший храмовник не олицетворяет жизнь абсолютно всех магов. Создание Кругов ставило целью образование, а не только защиту не-магов и магов друг от друга. Реформы совершенно необходимы, но сама идея далеко не столь аморальна, какой ее выставляют бунтовщики. — А, — и тут Хоук ясно видит ситуацию. — Так вы приспешница церкви. Не удивительно, что они с Фенрисом так быстро поладили. Его наверняка обрадовала встреча с магом, довольным системой. — Сторонница. Была, пока эти термины что-то значили, — поправляет Вивьен. — Происходящее в Киркволле отнюдь не редкость, — возражает Хоук. — Храмовники долго злоупотребляли властью, в других Кругах в том числе. Сколько бы Совет чародеев не голосовал за порядочное отношение к магам, в Кругах мало что поменялось. Вечное ожидание не спасло бы нас от притеснений. Даже Великая чародейка Фиона поддержала восстание. — Я не оправдываю нынешние или прошлые злодеяния храмовников. Сравнять Церковь с землей отнюдь не меньшее преступление, — спокойно парирует Вивьен и отпивает из серебряной чашечки. — Ответным меры за тот удар приняли против всех магов, вне зависимости от их взглядов на разделение. Последствия сказались на каждом. — По вашему, магам нужно было страдать и дальше? — Я говорю о том, Защитница, что желаемых целей можно достичь не только насилием. Но теперь это не имеет значения. Важным на данный момент становится то, на что мы, маги, рассчитываем в перспективе, — Вивьен скидывает ногу с ноги и подается вперед. — Мне не по нраву методы, что привели нас сюда, но очевидно, пришло время перемен. Однако общество никогда не примет совершенно свободных магов, особенно пока они способны на похожие разрушения — пусть даже из-за того, что они молоды и не обучены. Правильно ли обрекать остальных на жизнь в страхе, просто чтобы мы, меньшинство, получили пару лишних мгновений, которых нас будто бы лишали? — Она не предлагает магам вернуться в прежние Круги, Хоук, — тихо поясняет Фенрис, накрывая кулак, в который она бессознательно сжала ладонь. Пальцы расслабляются, хоть от прикосновения в голове царапаются воспоминания, но скованность из плеч не пропадает. — Именно, — Вивьен встает к окну, устремляя взгляд поверх горных пиков. Хоук вдруг вспоминает другое имя, о котором шептались в коридорах: Железная Леди. — Пока маги не справляются со своими силами, им на время обучения нужна изоляция. Как только они учатся себя контролировать, нет причин отказывать им в большей ответственности и свободе. Сейчас появился шанс реформировать Круги в места, что ратуют за знания, а не служат тюрьмой. Со временем люди забудут о разрушениях и войне, а наши силы будут использоваться умеренно и во благо. А сейчас в нас видят хаос и погибель. Мы получили шанс поменять общественное мнение. Без насилия. Согласись мы вернуться в Круги — пусть и с учетом радикальных изменений в политической обстановке — Церковь успокоится и примет все наши условия. Пока большую часть из нас не уничтожили, это лучший шанс обеспечить нам будущее. — Прелестная мысль, — сухо замечает Хоук, — и неосуществимая. Вернемся в рабство, и они лишь сильнее затянут цепи. Сделают вид, что слушают, но мы опять окажется под ногтем у храмовников и ничем их не остановим. Вернемся к тому, с чего начали. Взорванная Церковь не добавила нам любви, но если бы что-то не сделал Андерс, позже решился бы кто-то другой. Эта война вызревала не один год. — Я не ожидаю, что вы поменяете мнение, — отвечает Вивьен, не разжигая дальнейший спор. — Уверена, Киркволл не прошел вам бесследно. Просто знайте, что пережитое вами, как и ваше мнение, не универсально, — Вивьен разворачивается к ним лицом и мягко улыбается. — Вы поймете, что как только вопрос с Брешью решится, политика сыграет большую роль, нежели насилие. В конце концов, так происходит всегда. Хоук встает, готовясь уйти. Голова кружится и от разговора, и от напирающих воспоминаний. Вот только воспоминания — не Фенриса. — Вы правы. Я не согласна. И все же благодарю за интересный разговор. Пожалуй, настоящей причины благодарности Вивьен не угадает. Зная то, чего не знают другие, Хоук больше не чувствует себя в меньшинстве. Давние страхи-воспоминания возвращаются горящими деревнями и испуганными, плачущими детьми. Не у одной Хоук отдельные события «не прошли бесследно», затмевая здравый взгляд на Круги. Поднявшись вслед за ней, Фенрис на прощание склоняет голову, ни капли не удивляясь, что Хоук не прониклась идеями леди. — И дорогая, — добавляет Вивьен еще тише, — мне жаль, я не в силах помочь с другими вашими хворями. Я немедленно дам вам знать, если у меня или моих коллег появятся вести. — Большое спасибо, мадам, — Хоук кивает, Фенрис берет ее за руку, и они уходят в сторону главного зала.