Падение из Тени

   Глубоко вдохнуть. Разжать пальцы. Раз шагнуть вперед. Снова вдохнуть. Она справится. Внутри крутятся заброшенные воспоминания, умоляют их выслушать, но Хоук сопротивляется. Сейчас, пока опять не сорвется. Теперь важно хотя бы просто шевелиться. Она выползает из щели и устало бредет по извилистым каньонам.    Впереди виднеется искаженное мерцание от теневого разрыва и сверкающий участок голубого неба в этой бездне зеленых теней и красных скал. Ее сердце — она уверена, что настоящее, а не сотня других, удерживаемых в ней против желания — болит при взгляде на небо. Оно теперь ближе. Когда она наконец вырвалась из-под трупа паучьего демона, ее спутники давно исчезли в разрыве логова Кошмара и запечатали за собой выход. Хоук не знает, когда доберется до этого. Через неделю? Через две? Здесь нет ни дня, ни ночи. И время будто бы не идет — ей не надо ни есть, ни пить, но при каждом шаге тело все еще отдается болью. Появляются и исчезают сновидцы, а Хоук отмечает время лишь по частоте падений от изнеможения. Каждый раз приходится пережидать волны наполненных ужасом и отчаянием воспоминаний. Она не может догадаться, сколько длится срыв. Да и не хочет.    Но сейчас она близко. Чувствует покалывание на коже. Завеса здесь слаба, и Хоук даже ощущает, как фрагменты разорванной сущности Тени медленно просачиваются в разрыв. Ее тоже тянет туда, словно магнитом, направляет, даже если дыру в небе закрывают от ее взгляда скалы и плавающие опрокинутые горы.    Она не одна. Чем ближе Хоук подбирается, тем больше демонов видит — большинство из них лишь огоньки, они тихо скользят по течению разрыва. Хоук тащится по щиколотку в ледяной воде и избегает их насколько возможно. Сапоги покрываются инеем.    Но столкновение неизбежно. Перед ней вздымается тень, но Хоук хватает времени выставить ледяную стену, заковывая алчные когти твари на середине выпада. Тварь кричит от ярости и боли, а Хоук собирается с силами и запускает в нее поднятым магией валуном. Чудом существо рушится под ударом, разваливается на быстро распадающиеся куски в луже слякоти, что теперь от него осталась.    Хоук обходит лужицу по кругу и трет обхватывающую посох руку. Лучше, чем ничего, но для сильного заклинания мало просто пропустить через себя силу. Даже в Тени, пропитанной магией, из-за сломанного посоха онемением покалывает нервы, дрожит сосредоточенность.    Хоук покусывает губу: «Не думай об этом». Она почти у разрыва. Он впереди, подрагивает, пульсирует, становясь ярче, и сразу же тускнеет. Как только она с ним разберется, то отдохнет. Как только она вернется в настоящий мир, не в этот вертящийся ужас, тогда — все что угодно. Все, что угодно, только не это.    Мама говорила нам никогда не играть на темных улицах, а мы никогда не слушались. Мама говорила нам никогда не разговаривать с незнакомцами. Мама никогда не говорила нам, как будет жалить ожоги, когда их коснется соленая вода.    Хоук раз шагает вперед. Дышит. И шагает снова.

***

   Две тысячи вдохов спустя она видит разрыв полностью. Видит туманное окно в реальный мир, искривленные верхушки деревьев и небо. Словно бы смотрит сквозь цветные стекла часовни, которые искажают все в нелепых оттенках. По какой-то иронии судьбы, чем ближе Хоук подбирается, чем ближе она к безопасности, тем больше вокруг нее духов, сосредоточенных исключительно на дыре в завесе — их притягивает к себе засасывающая пасть.    Разрыв снова дрожит, расширяется и на миг напоминает дверь: простую и открытую, сквозь которую льется солнечный свет, разрывающий безжалостный мрак. В ту же секунду внутрь всасывает ближайших демонов, и покромсанная завеса опадает. Хоук бредет вперед, не в силах сдержаться, когда до цели остается меньше пятидесяти метров. Ноги болят, от чувств уже давно ничего не осталось, но она уже так близко, что сейчас ее ничто не заботит.    Может, когда она выберется, голоса замолчат.    Тридцать шагов. Призрак, пробуя, кидает в нее силой, но Хоук даже не пытается сражаться, не обращает внимания на неглубокие царапины, что после удара остаются на ошметках брони. Двадцать. Она даже не может побежать, просто плетется дальше тяжелыми, решительными шагами. Разрыв приоткрывается, бьет по глазам ослепительно ярким светом. Еще десять шагов. Хоук тянется, тянется, стремится вперед. Все кости вибрируют, дрожь передается на руки и ноги, угрожая разорвать ее на части. Пять. Близко, так близко. Пальцы почти касаются края. Хоук уже готова прыгнуть — и тут мир взрывается.

***

   Что-то не так. Она валяется на земле, в ушах все еще звучит эхо взрыва. Покалывание от завесы исчезло, но Хоук так и лежит среди потрескавшихся камней в соленой воде. Медленно, с кружащейся головой, она поднимает взгляд.    Зеленое. Небо по-прежнему зеленое, усеянное плывущими скалами.    — Нет, — шепчет Хоук. — Нет, нет, нет, — в голове кружатся голоса, вторя ей жалобными воплями. Она в Тени. Разрыв закрыт. — Что случилось?    Хоук ошарашено оглядывается. Она лежит прямо под бывшим разрывом. Вокруг нее, тускнея, умирают демоны. Что бы их ни убило, ее оно смогло только оглушить. Что бы ни запечатало разрыв…    Хоук словно бьют в живот.    — Нет, — повторяет она, — нет, нет, НЕТ! — слов не остается, лишь ужасающий крик рвется в небеса, когда она отчаянно, со всей силой тянется к сущности Тени, пытаясь снова раскрыть разрыв, пытаясь найти хотя бы трещину, хотя бы след, через который можно пролезть.    Ничего нет. Хоук выпускает в пустоту неба заклинание, но ничего не меняется. Где-то рядом и в то же время невероятно далеко Инквизитор запечатала очередную дыру в небе.    Хоук опять стоит на коленях — не помнит, как упала. Она закрывает глаза, представляя, что, может, ее спутники еще близко, может, она услышит их через завесу…    Запертые в ней Страхи лишь этого и ждут.    Помогите, ударьте, спасите, убейте. Они кричали, когда она их схватила. Красные пятна на синем платье. Ослабевшие руки цепляются за дерево, но дверь никогда не открывается вовремя.    Хоук наполняют сотни различных страданий. Ничего нельзя сделать. Дрожа, всхлипывая, она ждет, свернувшись на земле. Стремиться не к чему. Она и так слишком долго шла до этого — ближайшего — разрыва. Единственный шанс на спасение снова упущен. Это не жизнь.    Позволь мне умереть. Позволь мне умереть. Позволь мне умереть.    Она больше не может сказать, какой из голосов — ее.

***

   Медленно, но верно они исчезают.    — Это не я, — неповоротливым языком пытается прошептать Хоук тому, что от нее осталось. Стараясь сложить слова, она чувствует вкус крови.    Хоук не знает, сколько времени прошло. Оболочки демонов, убитых вернувшейся на место завесой, давно распались. Она лежит, ждет. За какое время здесь разложится настоящее тело? Она видела в Тени нетронутые и сверкающие сущности, чьи тела столетия назад обратились прахом. Каково быть человеком в мире духов? Может, если подождать подольше, ей уже не придется это выяснять.    Что-то движется. Хоук смутно это знает, краем глаза замечает огромное рычащее чудовище. Бессмысленно убегать, спрятаться все равно негде. Лишь любопытство заставляет ее затуманенными глазами посмотреть на громадную фигуру.    В изучающих взглядах сотни блестящих глаз видится ум. На коже твари потрескивают фиолетовые искры, голова наклонена. Оно подходит ближе, а от чистой силы вокруг массивных кулаков звенит воздух.    «Вот сейчас», — думает Хоук. На нее накатывает облегчение. — «Что будет, если тобой завладеют здесь?» — не сдержавшись, спрашивает она себя. Могла ли она стать одержимой, пока собственное тело выталкивало бы ее прочь? Демоны обычно цепляются за разум. Хоук предполагает, что, ослабев, вообще не сможет сопротивляться.    «Прости меня, Фенрис», — раньше она хотела умереть с его именем на губах — то было словно последним поцелуем. Сейчас на слова тратилось слишком много сил. Губы уже онемели, медный привкус крови смешивался с оставленными паучьей кровью ожогами. Хватит и мысли.    Хоук закрывает глаза и ждет.    Демон низко, рокочуще смеется. Тварь идет, под ногами у нее хрустит, и слышатся всплески. И они затихают.    На этот раз она, не веря, открывает глаза. Тварь уходит. «Нет, — думает Хоук, — не сейчас. Не когда я решила сдаться». Но конечно. Ее покинули даже остатки гордости, а демон неуклюже удаляется, и она не достойна даже его презрения.    «Стоило воззвать к Отчаянию», — мелькает нелепая, нетерпеливая и точно принадлежащая ей мысль. Из груди попеременно вырываются смех и рыдания, пока Хоук, съежившись на земле, не начинает от них задыхаться и плакать.    «Было бы так просто», — считает Хоук. Едва пройдет час, как на нее наткнется другой демон, даже если его не будет притягивать разрыв. Но она никогда не выбирала простые пути. Хоук находит проблему и вцепляется в нее, подобно мабари, пока не решит. Ее упрямство всегда было гибельно. Она почти слышит, как за это ее ругает Варрик, хотя на ноги Хоук поднимает мужество. Страхи, преследующие ее с момента гибели Кошмара, милосердно тихи, лишь на границе сознания не прекращается приглушенный шепот — на какое-то время они накричались досыта.    Хоук трогает расколотый конец посоха. Жалко. Несколько лет назад она подобрала его в Нижнем городе с тела разбойника Хартии. Хоук не помнит, почему его убила. Наверное, чтобы он не убил ее первым. Вздыхая, она оглядывает себя. Промокшее одеяние мага изрезано. Она отдирает бесполезные части — тяжесть лишь замедлит ее. Слева, далеко от нее — «На востоке? Есть ли здесь вообще направления?» — в еще трех неделях пути в небе мерцает что-то синее. Когда Хоук смотрит туда, кожу покалывает.