***
Не проходит и двух минут, как парень возвращается с пожилой эльфийкой, и когда та ступает внутрь, ее взгляд серьезен. Хоук не пытается с ней поздороваться, но рассматривает леди, пока та спокойно откупоривает бурдюк с водой и подносит его к губам Хоук. Она не понимала насколько пересохло горло, пока прохладная влага не полилась на язык, и Хоук едва сдерживается, чтобы не вылакать все разом. Она ограничивается маленькими глотками, задерживая каждый во рту, а целительница в это время говорит. — Вы очнулись. Мы не знали, сможете ли вы проснуться — эффект зелий прошел к прошлой ночи, а вы так и оставались без сознания. Можете говорить? Хоук делает последний глоток и поводит внутри языком, пробуя. — Да, — удается ей сказать шуршащим точно старый пергамент голосом. Женщина не прячет облегчения: — И вы… полностью вы? — Я не одержимая, если вы об этом. — Нет, нет, это мы проверили сразу же, как узнали, кто вы. Но ваш… разум? Невредим? Хоук едва не смеется, из горла рвется мрачное веселье. Она насмотрелась ужасов на три жизни вперед. Разум никогда больше не станет ей спасением. Но целительница спрашивает не об этом. — Да, — тяжело отвечает Хоук. — Никаких повреждений — тех, о которых я бы знала. Женщина кивает: — Вы еще слабы, но Инквизитор хочет как можно скорее с вами поговорить. Но если вы хотите сначала отдохнуть, уверена… — Инквизитор? Она уже здесь? — перебивает Хоук. — Сколько я спала? И… где мы вообще? — На Священных равнинах. Инквизитор Лавеллан приехала вчера утром с Изумрудных могил. Вас нашли за три дня до этого, — эльфийка не спрашивает, но Хоук угадывает в ее тоне вопрос: откуда она тут взялась — и где была до этого. Но Хоук не хочет лишний раз об этом думать. — Я поговорю с ней, — вместо этого произносит она. — Я отдохнула. Эльфийка снова кивает, уходит из палатки, а ее нервничающий помощник помогает Хоук опереться на подушки.***
В палатку заходит Лавеллан. Она вся напряжена и держится скованно, когда садится на пустующую кровать напротив Хоук. — Инквизитор, — приветствует ее Хоук — за эльфийкой заходят Искательница и еще два мага. — Защитница. Признаюсь, не ожидала снова с вами встретиться. — В следующий раз постараюсь предупредить, если моя самоубийственная миссия выйдет боком, — Хоук пытается отшутиться, но на середине фразы голос ломается, и даже ей слышно, какой слабой она видится. Мысленно выругавшись, она спешит с вопросами: — Что случилось, когда вы ушли? Сколько я была… там? Все медлят, а потом Вестница Андрасте отвечает: — Два месяца. Два месяца. Они ждут ее реакции. Хоук медленно кивает, не доверяя словам. — Для вас прошло столько же времени? — спрашивает отступник. — Или течение времени там отличается? Вы могли вообще его отследить? Лавеллан чуть поворачивается, кидает на него предостерегающий взгляд. Теперь Хоук вспоминает, что маг одержим Тенью. — Я… не знаю, — признается она. — Точно думала, что прошло несколько недель. Хотя казалось, что вечность. Иногда — что прошел всего лишь час, но мне не особо удавалось следить, — Хоук пожимает плечами. — Без солнца не особо-то скажешь. — И вы не совсем спали? Не хотели ни есть, ни пить? — Солас! — одергивает того Инквизитор. — На это еще будет время. Пока мы даже не знаем, что случилось. — Простите. Я проявил бестактность, — Солас кивает обеим женщинам, а Хоук удивляется его искренности. — Так переходим к следующему вопросу… что случилось? — заговаривает другой маг мягким, полным беспокойства голосом. Тевинтерец. Дориан, так его зовут. Все кружат вокруг этого вопроса, словно боятся, как она к нему отнесется. Но озвученный, он чуть развеивает в палатке напряжение. Хоук вздыхает, облизывает губы: — Лотерея. Вы, наверное, видели, как все началось. Я побежала к питомцу Кошмара, пока он не успел на нас напасть. Пыталась его покалечить и, кажется, это сработало лучше, чем я думала. Кассандра фыркает и встряхивает головой: — Не преуменьшайте свои заслуги, Защитница. Вы столкнулись не просто со зверем. То, что вы не только выжили, но и вернулись к нам… Хоук уже понимает, к чему клонит Искательница, и ей это не нравится: — Нет. В том, что произошло, нет никаких чудес. Я выжила — едва — потому что оно не раздавило меня, когда упало. И целый час оттуда выбиралась. Вас… давно не было, — она сглатывает, борется с дрожью в голосе, чтобы рассказывать дальше. — Я увидела другой разрыв. Пошла к нему, — Хоук снова замолкает, на этот раз не зная, как продолжить. Она уже достаточно взвалила на Инквизитора. — Я… не смогла в него пройти. Пришлось искать другой. Лавеллан приподнимает брови: — А что было не так с тем, который вы нашли? Не говори ей. У нее на плечах уже лежит судьба мира. Не заставляй ее быть в ответе и за твою. Взгляд Соласа мечется между ней и Инквизитором; маг в тонкую бледную линию сжимает губы, в глазах — боль. Он догадался, понимает Хоук, и у нее заходится сердце. — Не важно… — она пытается продолжить рассказ, проскользнуть мимо западни в истории, но Инквизитор не дура. — Нет, — перебивает Лавеллан. — Мне не интересно, отчего вы пытаетесь меня оградить. Мне нужно знать всю правду о том, что случилось. Если мне сражаться с Корифеем, я не хочу сомневаться в услышанных от союзников словах. Хоук оглядывается на Соласа, надеясь, что он с ней согласится, но эльф с бесстрастным, непроницаемым лицом смотрит в пол. Чтобы успокоиться, она впивается ногтями в ладони, разглядывая белые полумесяцы, что остаются на коже. Просто скажи. — До ближайшего разрыва я добралась… не знаю. Спустя две недели? Может, три. Может, меньше. Я не все время шла, приходилось… отдыхать. Я чувствовала, где разрывы. Словно… к ним все стягивалось. Так и шла. Прекращай тянуть время. — Первый разрыв закрылся — я не успела проскочить. Пришлось искать дорогу до другого, он был… намного дальше. — Закрылся? — задумчиво бормочет Дориан. — Сам по себе? Мы знаем только один способ, как… о, нет, — взгляд озаряется пониманием, и мужчина вскидывает голову и смотрит на Инквизитора. Хоук больше ничего не может с собой поделать. И тоже смотрит. Лавеллан бледна, зажимает ладонью рот. Левая рука покоится на коленях, пальцы скручены точно сухие листья. Она бесстрастно смотрит вниз. — Ну конечно, — тихо произносит эльфийка. — Будто оставить вас в ловушке недостаточно, — она взглядывает на Хоук. — Вы в праве винить меня. — Я умерла, — дрожат слова Хоук. — Никто и подумать не мог, что я выживу, не говоря о том, куда направлюсь. Но она не говорит «нет». По логике, Инквизитор не виновата. То, что они оказались у одной и той же трещины меж мирами — не что иное, как следствие ее грандиозного невезения. Но это знание никак не гасит в груди болезненное пламя. Если бы удалось пройти сквозь разрыв, все было бы по-другому. Не так скверно. Мне не пришлось бы выбирать. Хоук ничего не говорит. В этом нет нужды. — Это еще не объясняет, как вы спаслись, — тактично вклинивается Солас. — Вы ощутили другую дыру в Завесе? — Я… да. Дошла до нее и выбралась. Эльф хмурится: — Я был уверен, что пройти сквозь Завесу без помощи якоря — все равно что умереть. По крайней мере, с этой стороны. Но ведь там, где вы вышли, не было разрыва? — Закрылся, наверное. Я не особо помню, что случилось, когда я выбралась, — Хоук пожимает плечами, придирчиво рассматривая руки, и сгибает-разгибает слабые пальцы. — Какой-нибудь побочный эффект, если находишься в Тени физически? — размышляет Дориан. — Если так, то почему ничего не было, когда мы прошли через разрыв в Адаманте? — замечает Лавеллан. — Мы еще не знаем всех возможностей твоей метки. Может, она держит разрывы открытыми, пока ты целенаправленно их не закроешь. Довольно захватывающе, если так, — лицо тевинтерца приобретает задумчивое выражение. Хоук устала: и телом и от обсуждений. — Так что было после того, как вы ушли? Вы, видимо, остановили Эримонда, раз я не вижу армии демонов, которая распространилась бы по всей земле. Правда, я еще не выходила из палатки. Лавеллан кивает: — Нам удалось его схватить. Архидемон Корифея улетел, как только мы пропали, и войска Каллена с минимальными потерями окружили оставшихся Стражей. Когда выяснилось, что их обманули, ну… теперь командует ваш знакомый Страж. Он остался единственным старшим, кажется. Он вернулся в Вейсхаупт, чтобы рассказать, что произошло. Хоук кивает, но больше не может сосредоточиться на словах Инквизитора. Корифей все еще жив и представляет угрозу — вот, что важно. Эта мысль выматывает. Первым замечает Дориан: — Вам нужно еще отдохнуть. После такого испытания, представи… — Нет! — отзывается Хоук. Слишком поспешно, слишком отчаянно. — Мне… нет. Мне надо… кое с кем поговорить. — Конечно, — соглашается Лавеллан. — Варрик уже в пути, и… — Варрик едет?! — впервые с пробуждения Хоук чувствует, как в груди разливается что-то похожее на тепло. — Сомневаюсь, что сейчас его что-нибудь удержит! — радостно сообщает разведчица Хардинг, шагая с грудой бумаг и чашкой чая в руке в переполненную палатку. — Только что пришло письмо от Лелианы. Он уехал в такой спешке, что Каллену пришлось послать за ним вдогонку с провизией самый быстрый отряд. Я спрашивала у нее, не легче ли подождать, пока мы доставим вас в Скайхолд, но, видимо, не успела наша Соловей сесть за ответ, как он смылся. Слезы щиплют глаза, и Хоук едва не расклеивается. Она рада их видеть, а то, что ее нашла Инквизиция, самый лучший исход, но они все не ее друзья. Она не смогла бы им рассказать, не так. — Где он… когда?.. Хардинг даже не пытается разобраться в предложении: — Если вы отправитесь завтра утром, как и собирались, то столкнетесь с ним, как только пройдете Эмприз дю Лион. Может, дня через два-три, учитывая, как быстро он должен скакать. Хоук кивает: — Вы пишете ему? Можно мне?.. — Это письмо Лелиане. Но я вообще собиралась отдать вам это… — говорит Хардинг, передавая Хоук кружку с отваром — не с чаем — из рук. — Кто знает, сколько вы уже не ели, а на одной магии далеко не уедешь. А вы все теперь идите, идите. Пристанете к ней позже. Хоук глотает теплый суп, а остальные тянутся на выход. — Подождите, — останавливает она их, больше не в силах сдержать вопрос, который жжет язык с самого прихода Инквизитора. — Вы не знаете… Варрик… — она глубоко вздыхает, не решаясь взглянуть им в лица. — Он рассказал Фенрису? О том, что… было? Лавеллан прикусывает губу: — Мне жаль. Я помню, что Варрик писал ему, после, но только это и знаю. Но мы можем отправить ему письмо. Хоук кивает, и палатка постепенно пустеет. На выходе Солас медлит, словно хочет что-то спросить, но под взглядом Хардинг и он уходит, обеспокоенно нахмурив брови. — Минутку, — бормочет главная разведчица, шелестя стопкой бумаг. — Ага! — она вытаскивает наполовину исписанную страницу и отрывает пустую часть. — Если хотите послать сообщение Варрику, то я смогу поймать Гектора, пока он не отправил последнего ворона. Хоук берет бумагу и протянутое перо и смотрит на листок. Чистое пространство неожиданно подавляет, пугает пустотой, которой слишком мало, чтобы вместить все, что она хочет сказать. Слова — его сфера, не ее. Наконец, Хоук просто нацарапывает короткую записку, хмурясь от того, что из-за дрожащих рук прыгают буквы. Варрик. Это я. Я выбралась. Она разглядывает слова и добавляет: Скоро увидимся. Хоук Хоук складывает записку пополам и передает ее Хардинг, которая торопится наружу. Снова оставшись в одиночестве, Хоук поднимает кружку. Она так долго не ела, что когда еда попадает в желудок, ее почти тошнит. Хоук выпивает полкружки и отставляет ее, а потом решает самостоятельно сесть. Руки и ноги устали, но подергиваются — она не может усидеть на месте, после того как столько дней только и заставляла себя идти, идти и идти по Тени. Не торопясь, Хоук удается выпутаться из одеял и встать, прислонившись к столу с материалами. Она тянется за свободной рубашкой и бриджами, которые кто-то предусмотрительно оставил. Разговаривать по делу, лежа в кровати в одном белье, — меньшая из ее забот, но если она собирается выйти, следует соблюсти определенные приличия. Кроме того, тонкие рукава скрывают самые страшные шрамы. Ее доспеха нигде не видно, но учитывая, в каком он был состоянии, когда она сбежала, его осталось разве что выбросить. Пояс ей оставили, и потрепанная кожа вместе со сталью удобно повисает на бедрах. Хоук убеждается, что нож по-прежнему прячется внутри, и медленно покидает полутемную палатку.