Черничный джем

А она ведь каждый день навещала его. Приносила белые лилии. Она сама их ненавидела, а вот он любил. Глупый старикашка. Рано ушел на тот свет. Глупый-глупый. А она ведь так и не призналась. Дура. Ей понадобилось 60 лет на то, чтобы понять свои чувства к нему. А даже если бы он тогда выжил, она бы все равно не смогла. Слишком стыдно. Ведь Макаров до самой смерти ее любил. Незримо был рядом, даже когда информация о ней практически пропала. Воспоминания молодости не давали ему спать по ночам. Он тогда был глупым двадцатилетним мальчишкой. Белокурым, сильным, храбрым и потрясающе красивым. Все девчонки были в него влюблены. А он смотрел только на нее — вечно хмурую розоволосую красавицу с колючим взглядом. Она всегда была ото всех в стороне. Даже на экзамене S-класса она была не в ладах с другими волшебниками. Она была красивой девушкой. Но с ней старались не общаться. Она была замкнутой и грубой. Любила давить на больные места. Полюшка даже жила отдельно ото всех. На отшибе, в крохотном домике. Макаров во времена их бурной молодости пытался каждый день приударить за ней, на что та лишь фыркала, награждала его пренебрежительным взглядом и уходила. Она не заплетала волосы до тех пор, пока они с возрастом не потеряли силу. Она всегда ими гордилась. Она с завистью смотрит на кровавый водопад Эльзы и вспоминает время, когда у нее были ничуть не хуже. С Макаровым она пересекалась практически всю жизнь. До нее всегда каким-то магическим образом доходили все новости о нем. Он сдал экзамен — она знает. Он женится — прекрасно, она в курсе, у него родился сын — и что дальше? Полюшке всегда казалось, что ей плевать на него с высокой колокольни. Тем не менее, она всегда старалась напрягать слух, если вдруг слышала информацию о нем. Все-таки, бывший товарищ. Она видела, как он тоже увядает. От того мальчишки практически ничего уже не осталось. Она никогда не видела ни его жену, ни его невестку. Разве что где-то слышала, что Иван свою жену убил, а жена Макарова погибла. Она со всеми разговаривала пренебрежительным тоном и со свойственной ей язвительностью. Даже на закате жизни лна не переставала подкалывать Макарова и тыкать в его ошибки. Как в молодости. Они часто устраивали вечерние посиделки в лаборатории и выпивали по стопочке чистейшего спирта. Вспоминали бурную молодость. Дреяр все тыкал ей, что нет у нее никого. Умрет мол без наследников. Женщина же всегда пожимала плечами и говорила, что это все ее женская глупость и спесь. Она всегда думала, что успеет еще, что дело наживное. Но сама не заметила как состарилась в одиночестве. Все школьные друзья кроме тогда еще Дреяра-старшего были давно уже в могиле. А поговорить ей больше не с кем. Они ведь теперь одни из своего поколения. Постепенно уходящего поколения. Даже целой эпохи. Полюшка уже больше не язвит, а лишь с надменно поднятой головой и с чашкой чая в руках наблюдает как Дреяр с глупой улыбкой на морщинистом лице и мутным взглядом выпивает очередную стопку спирта. Старый алкаш. Хорошо что внук не пьет. Взгляд женщины теплеет, когда она вспоминает этого худого взъерошенного и вечно больного мальчишку, который давно стал статным мужчиной. Полюшка уже не язвит. Жизнь медленно проходит. Она раскладывает лилии вокруг надгробного камня. Макаров на фотографии такой статный. У него такое серьезное лицо. Но глаза смеются. На губах женщины промелькивает улыбка. Но ей грустно. Она могла бы быть счастлива с ним. За всю жизнь она ведь так и не встретила никого достойного. Полжизни она корила себя и корит до сих пор, что отвергала его ухаживания. А ведь с ним она могла быть действительно счастлива. И история тогда бы изменилась. Но ведь Полюшка всегда была гордой. И эта гордость на всю жизнь оставила ее в одиночестве. Женщина поправляет пучок и задумчиво смотрит на портрет. У нее было 60 лет, чтобы понять свои чувства и признать их. Ведь для людей это вся жизнь. А для нее оказалось мало для простых слов «я тебя люблю». Дура. — Полюшка-сан, — окликает ее кто-то сзади. — Да, Венди? — она обернулась. Совсем недавно у девочки был день рождения. Но никто его не праздновал. Все оплакивали мастера. Ведь он был всем как добрый дедушка. — Там Мира-сан рожает, — она воззрила на свою учительницу глубокие и немного печальные карие глаза. Полюшка вздрогнула. Такая юная, а уже столько пережила. У нее взгляд взрослой. Венди же еще совсем маленькая. Ведь 14 это не возраст. — Я уже иду, — кивнула она с легкой улыбкой и махнула рукой. Она еще раз посмотрела на могилу и сказала: «Ты всего месяц не дожил до правнука. Что ж ты так, Дреяр?» Она провела сухой морщинистой рукой по плите, на долю секунды задержавшись на фото и пошла принимать роды. Макаров никогда не был и не будет один. Его будут помнить всегда. А рано или поздно Полюшка сама присоединится к нему. Ведь они всегда были связаны «красной нитью».