Танцуй, ты ведь этого тоже хотела...

Ровно в двенадцать сорок пять Иван останавливает свою «Беху» на школьной парковке и, сняв солнцезащитные очки, смотрит на меня такими глазами, что мне его становится жалко. Вот за что Самойлова меня так ненавидит и всё время пытается оставить нас вдвоём? Вот и сегодня тоже, ссылаясь на Макса, улизнула из дома и уехала одна... С визгом колёс рядом с нами останавливается чёрная отполированная «Ауди». И вот, Красавин уже буравит меня своим взглядом сквозь два автомобильных стекла и два тёмных стекла его и моих солнцезащитных очков. А у меня сердце к горлу подскакивает и стучит там, стучит, стучит... А в голове всплывают картинки вчерашнего вечера... Его кабинет, стол, его руки, его губы, его пылающая плоть... Он глушит мотор, и спустя секунду мы одновременно покидаем машины... Моя дверца с силой захлопывается, слышится стук и его двери, он ставит машину на сигнализацию, я поправляю солнцезащитные очки, он бросает на меня короткий взгляд, я отвечаю тем же, он ерошит волосы, а я встряхиваю своими длинными волосами так, что они аккуратно рассыпаются на плечи, он облизывает свою губу, я закусываю свою, и тут ко мне подходит Ваня... А он в принципе ничего! Высокий, красивый парень с серовато-зелеными глазами, тонким носом, узкими скулами, скорее всего светловолосый, судя по цвету бровей. Никогда не видела его без камуфляжной кепки. А форма ему идёт. Делает его более мужественным, более статным. Мне, конечно, не привыкать видеть вот таких молоденький лейтенантиков, но, думаю, девушки на него заглядываются. Чисто инстинктивно целую его в щёку, улыбаюсь, машу ручкой и грациозно шагаю в школу, Дэн не менее грациозно в ногу со мной шагает рядом. Хотела бы я видеть, как мы выглядим со стороны. Сегодня мы будто бы договорились одеться одинаково... На нём чёрные стильные брюки, чёрная облегающая футболка, черная лёгкая кожанка, чёрные туфли, чёрные солнцезащитные очки. На мне чёрные брюки «сигаретки» на низкой посадке, чёрная облегающая туника, чёрная джинсовая курточка до талии, чёрные лаковые туфли на высокой шпильке, чёрные солнцезащитные очки и чёрный лёгкий шарфик. На нашем пути стоят Вика и Стас спиной друг к другу, также в солнцезащитных очках, сложив пальцы пистолетом и прислонив к губам. Стоят и ржут... Мы обходим их с обеих сторон, а те в свою очередь быстро отскакивают друг от друга, слегка приседают и, пригнувшись, целятся своими «пальцами-пистолетами» куда-то вдаль, водят ими из стороны в сторону, будто бы проверяя территорию на «чистоту». Мне бы сейчас заржать вместе с ними, но «маска»! Одновременно снимаем свои очки и продолжаем в ногу шагать в здание школы... Как только мы скрываемся за школьными дверьми, он резко прижимает меня к стене, и, целиком сжигая своим глубоким чёрным взглядом, цедит: «Ещё раз так сделаешь, трахну тебя прямо на капоте его дешёвой машинки!» Затем целует меня в носик, отстраняется и уходит... Стою ещё пару секунд, облокотившись о стену, часто дыша и прокручивая в голове то, что сейчас произошло. Что это было вообще, чёрт побери?! В чувство меня приводят ржущие как кони Стас и Вика. – Мы бо-о-онды! – орёт Стас, – Джеймсы бонды! – Да нет же, – толкая его в плечо, верещит Вика, – Мистер и Миссис Смит! Я лишь закатываю глаза и иду в танцевальный зал. Детский сад, ей богу, ползунковая группа. Спустя пятнадцать минут я стою в общем строю в первом ряду в танцевальном зале, больше похожая на девушку-мусульманку в парандже... На мне леггинсы, длинная туника с длинными рукавами и шарф, скрывающий всю шею. А передо мной с такой сексуальной, с такой игривой улыбкой стоит Красавин и вертит на пальце ту самую резинку для волос, которая давно уже стала моей персональной. – Вторая шеренга, кру-гом, шаг вперёд! – улыбаясь, скомандовал Красавин, и все тут же выполнили его команду. Я напряглась всем телом, видя его ухмылку, я уже примерно знала, чего ожидать... Но нет. Обойдя первую шеренгу, он медленно подошёл ко мне и встал за спину. Очень нежно он пробежал пальцами по моим волосам, собрал их в хвост и аккуратно затянул резинкой. – Так, – прошептал он мне на ухо, – ты более сексуальна! Он сжал хвост волос в кулак и провёл от макушки до самых кончиков, очень аккуратно, я бы даже сказала, бережно, и я остолбенела, не зная, как реагировать на его заявление. Рассчитывать это как комплимент или как оскорбление?! То же самое было со мной и вчера, я приняла его заявление как оскорбление, но так ли это? Его не поймешь! Дальше он добрался до моего шарфика, дыхание моё участилось, как только его пальцы скользнули по моей прохладной коже... Потянув за край, он было развязал его, но, видимо, увидев собственные же засосы, просто перевязал его по-другому, обмотав вокруг шеи и завязав узел сзади. Я сегодня была не в той форме, чтобы заниматься танцами, тело моё ныло в тех местах, где утром я обнаружила крупные багровые пятна, некоторые из них уже успели изменить цвет на желтовато-синий, поэтому я просто уселась на мат и смотрела на то, как мои одноклассники сначала делают растяжку, а затем учат новые поддержки. Я вновь обнаружила на своем «любимом» месте коробку «рафаэлло», алую голландскую розу на длинном стебле с острыми длинными шипами и огромными листьями и записку, текст которой гласил: «Когда ты злая, заводишь меня ещё больше! Ты как эта роза, такая же красивая и колючая, такая же страстная, но опасная... Тебя хочется потрогать, но боишься уколоться. А ты знала, что алая роза – символ страсти?» Тяжело вздохнув, я оглядела всех парней присутствующих в танцевальном зале... Кто же этот «тайный воздыхатель», как его прозвала Вика? Ни о чём думать не получается, все мысли сводятся к этому греческому богу, стоящему посреди танцевального зала и так по-хозяйски лапающего Алену, у которой якобы не получается поддержка. Чего там может не получиться-то?! Прыгнула на парня, сделала сальто назад, приземлилась. Всё. Не пойму, что на самом деле чувствую после вчерашнего... Не пойму, чему я злюсь, тому факту, что ЭТО, случилось или его оскорблению... И вообще было ли это оскорблением?! И что такое со мной сейчас происходит? Почему меня это так задевает? Внутри всё вскипает, кровь бушует в венах, сердце щемит... Почему я так агрессивно реагирую на то, что вижу? Мне ведь противно сейчас, противно видеть, как эта стерва забрасывает на него свои копыта, которые она называет ножками. Противно видеть, как он хватает её за талию и прижимает к себе. Это что такое нахер? Ревность?! Ты, Стася Лисицина, что ты сейчас делаешь?! Ревнуешь?! Да, сука, нахера мне всё это, а? Внутри всё бурлит от осознания до этого незнакомого мне чувства. Меня бесит, бесит то, что я сейчас вижу. Бесит и то, что я чувствую! – Стася? – слышу до дрожи по коже приятный, хриплый голос Красавина и, приподняв свой взгляд, смотрю на него. – Да? – отвечаю я негромко... – Стася?! – истерично вопит мне в ухо Вика, – Стася?! – сама не своя, не своим голосом горланит она. – Когда ты успела стать Стасей?! А я молчу и лишь смотрю в сторону этого сексуального мужчины, а про себя думаю: «Вчера, наверное...» – Почему ты не учишь поддержки? – спрашивает он, стоя у противоположной стены, – а? – Потому что! – Потому что, что? Лисицина, – слегка повернув голову набок и скривив губы в лёгкой ухмылке, спрашивает он, глядя мне в глаза. Вот и сейчас не пойму, то ли злюсь на него, то ли мне это нравится... Нравится эта его игривая улыбка, эти сверкающие смешинками глаза, эти скрещенные на груди руки, этот вызов, с которым он ко мне обращается... – Потому что гладиолус, Красавин! – наигранно фыркаю я. – Не дерзи! – рычит он, его глаза горят огнём, губы сжаты в тонкую линию. – И не думала... – улыбаюсь я, так сладко, так невинно, заставляя офигивать всех присутствующих. – А ну, подняла свою попку и живо выполнила поддержку! – это что, приказ? Или меня это бесит? Ведь внутри меня, где-то глубоко-глубоко, зарождается чувство обиды и злости... Оно растёт во мне, жаром расплывается по венам, заставляет тело пылать. Оно достигает пика и накрывает меня с головой... И тут уже бессмысленно держать в себе эмоции, оно вулканом вырывается наружу и готово сокрушать всё на своём пути... Соскакиваю с места как ошпаренная. Сейчас я покажу тебе, как делаются такие поддержки. Так, музыку громче, ага, обратили внимание, да?! Ну, смотрите, смотрите все! Сняла балетки, взгляд уверенней, суровей, спину выпрямила, грудь колесом, правую ногу вперёд, вот так, красиво, элегантно, встала на носочки и побежала, побежала на цыпочках... Красиво, медленно, грациозно. Умница, Стася! А доверяю ли я этому самовлюблённому петуху? Доверяю! Вот прям так, серьезно?! Тогда вперёд! Ага, он готов, присел на одно колено для поддержки, сцепил пальцы в замок, итак... Шаг, вот я уже стою ступнями на его ладонях, выпрямился, какой он сильный, как уверенно он поднялся на ноги, его руки слегка дрожат, это и понятно, я ведь не дюймовочка. Приготовилась, собралась с духом, рывок, бросок, и вот я уже в воздухе, сальто назад, всё очень быстро, он подхватил, ноги на его бедра, выгнулась назад головой вниз, к самому полу, вот так, отлично. Поднялась, обхватила его шею руками, грациозно спрыгнула ногами на пол. Прекрасно! Дыхание прерывистое, сердце где-то в пятках, глаза в глаза, его сильные руки на моих бедрах, мои обвивают его шею, его губы у моего уха, чувствую его горячее прерывистое дыхание и шёпот, шёпот, который приводит в исступление: «А ты бесстрашная, детка. Мне это нравится!». – 11 «Д», идите-ка вы прогуляться, – слышим мы громкий, грозный голос директора школы, всё ещё находясь в крепких объятиях друг друга, не в силах разорвать это невидимое притяжение, возникшее между нами, и оборачиваемся. Нехотя мой класс плетётся к выходу, наверное, смакуя различные варианты того, что будет сейчас тут происходить, судя по суровому виду директора, он пришёл сюда не чай попить... Отстраняюсь от тёплого и такого притягательного тела Красавина и тоже собираюсь выйти, но не успеваю я натянуть балетки и ступить двух шагов, как вновь эхом по залу разносится строгий голос Ивана Петровича: – А Вас, Лисицина, я попрошу остаться. Денис приглашает директора в свой кабинет и тут же крепко берёт меня за руку, это так приятно, чёрт возьми! Пусть я ничего не боюсь, но это приятно. – По правилам школы, – заявляет директор, сев на кожаное кресло Красавина и закинув ногу на ногу, – я должен Вас наказать! – грозно говорит он, тарабаня пальцами по гладкой поверхности письменного стола. А я не могу ни о чём сейчас думать, перед глазами лишь вчерашняя сцена, развернувшаяся на этом самом столе. – То, что вы вытворяли вчера на сцене, – свирепствует он, – неприемлемо для нашей школы! Перевожу взгляд на Дэна, он лишь ухмыляется и всё сильнее сжимает мне руку. – И я бы выбрал для Вас самое суровое наказание! – продолжает директор свой монолог. А мне лишь хочется посмеяться, никогда ничего не боялась, а его угрозы и вовсе звучат нелепо, такое чувство, будто он не отсчитать нас сюда пришёл, а похвалить. А эти поглаживания Красавина пальцем по моей ладошке и вовсе приводят в сумасшествие... – Но Вы, видите ли, понравились не только тому богатому и знаменитому режиссёру, но и ещё нескольким достаточно влиятельным личностям, среди которых наш новый спонсор. У вас, видите ли, есть изюминка! – бубнит он, взмахнув руками кверху. – Поэтому завтра вы отправляетесь на съёмки клипа, – с этими словами на стол шумно приземляются два билета на поезд. – А по приезду вы двое будете выступать на каждом концерте! На каждом! А они теперь будут проводиться каждую вторую и четвертую пятницу месяца. Это ещё одно пожелание нашего нового спонсора! И чтобы в том же духе! – заорал директор, – с изюминкой, мать вашу! Больше страсти, больше чувств! И вот это, то что я сейчас видел, чтобы показали на сцене! – Но, – попыталась было я возразить. Что значит будете? Концерты – дело добровольное. – Никаких «НО» – взорвался директор, встав с места, и направился к выходу. – Я не хочу и не буду выполнять чьи-то там прихоти, – спокойно, но достаточно уверенно проговорила я, одёрнув ладонь от Красавина. – Ну, ты меня понял, Красавин?! – улыбаясь, вопросил директор, проигнорировав мои возражения. – И обуздай, наконец, пыл своей ученицы! – отрезал он и покинул кабинет, захлопнув за собой двери, видимо, сам не поняв, что сейчас сморозил. – Обуздать, значит? – игриво спрашивает Красавин, подходя ко мне всё ближе и ближе, а я отступаю от него всё дальше и дальше, пока не упираюсь спиной в дверь. Директор не понял, а Красавин, видимо, не дурак... – Попробую, – ласково шепчет он мне в губы и тут же накрывает их своими. Очень медленно, нежно и аккуратно. У меня, кажется, снова перехватывает дыхание, мысли туманятся, и сердце совсем не слышно... Его пальцы скользят по тонкому шёлку моего шарфика, нащупывают узел, и спустя мгновение шарф уже тихо сползает по моему телу на пол. Он прекращает свой сладкий поцелуй, и его мягкие, теплые губы тут же касаются прохладной кожи моей шеи. Вздрагиваю от неожиданности, и моё тело тут же покрывается тысячами мелких пупырышек... Очень неожиданно чувствовать легкие, едва ощутимые прикосновения к тем местам, куда вчера впивались его настойчивые губы. Очень необычно и безумно приятно, до дрожи... Его сильные руки сейчас такие нежные. Так медленно, едва касаясь моей одежды он скользит пальцами по изгибам моего тела, выводя изящные узоры, и вот уже моя туника аккуратно приподнимается к верху, обнажая животик, звёздочку на пупке и грудь, скрытую чёрным ажурным бюстгальтером... Медленно, но очень настойчиво он приподнимает мои руки кверху и стягивает тунику. Ненужная вещь тут же летит на пол... Аккуратно он касается застёжки бюстгальтера, медленно проводит ладонями вниз по плечам и тянет за собой бретельки. Эта вещь тоже оказывается где-то рядом с туникой и шарфиком. Он отстраняется и внимательно осматривает моё обнажённое тело, от шеи вниз до края моих леггинсов. – Прости меня? – тихо шепчет учитель, а я шокированно смотрю в его глаза, неужели это тот самый крутой танцор, возомнивший себя пупом земли? Неужели это он смотрит сейчас на меня таким грустным взглядом? Он просит прощения? А часто ли он просит прощения? А просил ли он вообще когда-нибудь прощения? Всё внутри меня трепещет от этого его насквозь прожигающего взгляда. – За что? – с трудом мне удается выдавить из себя этот короткий вопрос... – За это, – шепчет он, касаясь губами синяков на моих плечах, затем на грудях, – за это, – шепчет, покрывая багровые пятна на моей коже легкими поцелуями, оставляя мокрые следы на моём пылающем и содрогающемся от каждого его поцелуя теле. – Прости за силу, – шепчет Денис через поцелуи, – прости за грубость. Я совсем не хотел тебя обидеть. Но ты ведь знаешь, как манит твоё тело, – говорит он, покрывая поцелуями мой живот, выводя узоры языком вокруг пупка и целуя звёздочку, от этих его ласк хочется выть и лезть на стену... Сильно вцепляюсь ногтями в его плечи и выгибаюсь под его ласками. Он издаёт глухой стон и начинает аккуратно прокладывать дорожку поцелуев вниз от пупка, а пальцы его пробегают по моей пояснице вниз к ягодицам. – Ты ведь знаешь, какое дикое желание пробуждает твоё обнаженное тело, – шепчет он, медленно опускаясь передо мной на колени... Я смотрю на него как заворожённая, очень непривычно видеть его, стоящего на коленях, он так красив, и глаза его так искренны... – Но сегодня я буду нежен... Тебе ведь нравится видеть меня нежным? В горле моём пересохло, тело ноет от невыносимого желания, язык вообще отказывается шевелиться... Всё, что я могу сейчас, – это тихо кивать головой. – Стася, – его шёпот заглушает мой тихий стон. Всё моё тело сотрясает мелкая прохладная дрожь, дрожь желания. Где-то внизу живота в самой глубине мышцы сладостно сжимаются в тугой узел. – Ты такая сладкая, – шепчет он, задыхаясь, аккуратно стягивая с меня леггинсы. – Знаешь, Стася, – его голос такой тихий, такой хриплый, полный желания, – ты как роза, прекрасная алая роза, такая красивая, изящная, манящая, – шепчет он сквозь поцелуи, касаясь губами моей разгорячённой плоти сквозь тончайшую ткань маленьких кружевных трусиков, – и такая опасная, такая колючая, к тебе боишься прикоснуться, ты запретный цветок, но я не в силах себя держать, – обрывисто шепчет он, задыхаясь... И тут разум ко мне возвращается. Пазлы складываются воедино. Это ведь он, он тот самый «Тайный воздыхатель», это он шлёт записки и конфеты, шлёт давно. И как только раньше я этого не поняла? Я ведь видела! Видела этот до безумия аккуратный, каллиграфический почерк! В журнале! Со всей силы я отталкиваю от себя Красавина и взрываюсь! – Это ты, чёрт подери! – ору, злая сама на себя и на него. Не пойми за что... Он опешил, резко поднялся на ноги, в его глазах читается непонимание, смешанное с желанием, аккуратно он делает шаг ко мне, медленный и такой изящный шаг. Внутри меня всё бурлит, я чувствую шум собственной крови в ушах, стук сердца в горле, ноги немеют, руки дрожат, вцепляюсь ногтями в гладкую деревянную дверь и чуть ли ни сползаю по ней вниз, голова кружится, а его взгляд не щадя испепеляет меня. Чувствую себя не иначе как жертвой, загнанной в угол. – Что такое? – его голос такой мягкий, совсем не схожий со взглядом, а как только он берёт моё лицо в ладони, сердце моё прекращает свой ритм... Всё что могу, лишь смотреть на него и часто моргать... – Мы ведь оба этого хотим, правда? Оба? Хотим? Да, да, я безумно хочу этого! Хочу его. Хочу быть с ним. Хочу чувствовать его руки, его губы, его тело. Это безумие, это запретное безумие. Но это заводит ещё больше. Это разжигает огонь в груди. Это притягивает, затягивает. Это именно то, что мне нужно... Господи, только бы не упасть, надо дышать, сделать вдох, один единственный вдох. – Да, – шепчу я на вдохе, и его губы впиваются в мои, яростно страстно, мучительно... Это было моей последней чёткой мыслью... А дальше лишь его тело, его губы, его руки, его пылающая и извергающаяся плоть и его слова: «Ты моя! Ты только моя, Лисицина! Запомни это раз и навсегда!»