Танцуй, ты ведь этого тоже хотела...

И всё же полезно иногда побыть с кем-то наедине, вдали от привычных будней... Кто бы мог подумать, что я вот так вот буду сидеть в купе на верхней полке, забравшись на кровать с ногами, пить кофе в объятиях Красавина, смотреть на мелькающие за окном пейзажи и просто болтать с ним, не обращая никакого внимания на попутчиков. Попутчики, к слову сказать, тоже не обращали на нас внимания. Ведь тут никто не знал, кем мы друг другу приходимся. Странно, но чувствую я себя как-то по-особенному комфортно... Во мне больше не зарождаются те чувства, которые появлялись раньше. Мне больше не хочется вцепиться ему в волосы, побить, накричать, а чего хуже, плюнуть ему в лицо. Нежась в его объятиях, я забываю все стычки, все его слова, его проступки, от которых ещё вчера бы рычала от гнева. А всё изменило лишь одно моё слово, одно слово, которое он, видимо, очень сильно желал услышать, но не ожидал. Одно слово, которое я сама не ожидала от себя услышать... – Твоя... – шептали мои губы несколько часов назад в салоне его «Ауди», а глаза глядели в его, которые не прожигали больше, они горели другим огнём. Не пугающим, не раздражающим, не испепеляющим меня, а притягивающим, я как мотылёк летела на этот огонёк, но правильно ли я поступала? Не опалю ли я крылья о этот самый огонёк? Всё равно. Сейчас мне абсолютно всё равно... С ним хорошо, с ним спокойно, с ним я чувствую себя нужной, желанной. Одно слово, а сколько в нём эмоций, сколько чувств, страсти и искренности... Да, да, именно искренности. Ведь оно хоть и вырвалось стоном из моей груди во время эйфории, от которой сносит крышу, во время сплетения двух тел, во время пика блаженства, но было осознанным, было искренним. Я была лишь его, и я чувствовала это. Это чувство сильнее меня, сильнее разума... Не помню себя такой раньше... Да я и не была никогда такой. Такой вот простой до безумия, до одури страстной, никогда никого я не желала так, как его. Никогда не сидела вот так, прислонившись спиной к мужчине, и не вдыхала его пьянящий аромат. Никогда, никогда раньше я не желала так прикосновений мужских губ, простых легких касаний губ к плечам, шее, затылку, макушке, уху, носику, губам... Никогда, до этого дня... Мне это просто было не нужно раньше, я просто никогда не была чьей-то. Были парни, они исчезали так же, как и появлялись. Были связи, просто связи, просто потому что потребность. А сейчас, сейчас мне это необходимо, необходимо как воздух. Нет, я не могу сказать, что я вот так взяла за один миг и резко изменилась, что я больше не та Стася Лисицина, какою была раньше... Даже не могу сказать, что влюбилась… Просто с ним всё по-другому, именно сейчас, вот в эту минуту, мне хочется быть просто Стасей... Просто Стасей, без гордости, без заморочек, без принципов... Просто Стасей, только для него. Только его Стастей. Я много о нём узнала. Не выпытывала, да и вопросов особых на него не сыпала, просто мы с ним невероятно одинаковые, будто скопированы под один шаблон. Не странно ли? Разве это возможно? Такие разные на первый взгляд, судя по тому, как вели себя в школе, и в то же время такие одинаковые, с общими вкусами, жизненными принципами, с одинаковым мнением. Теперь я точно знала, почему именно танцы... Он считает это своим призванием, ему это нравится, это получается лучше всего. Он, как и я, живёт этим. Отец его, оказывается, был против такого увлечения сына и категорически запретил заниматься танцами, поэтому Дэн ушёл из дома в 17 лет и начал самостоятельную жизнь, даже поменял фамилию на мамину. Сейчас, говорит, родители привыкли, и отношения стали налаживаться, помогает им как может, заботится о сводной младшей сестрёнке, но живёт по-прежнему самостоятельной жизнью. Говорит, давно простил родителей и даже благодарен им, это стало для него закалкой, придало больше уверенности, он смог выстоять и стать самостоятельным. Отучился, открыл свою студию совместно с подружкой, ну, как подружкой, «будущей несостоявшейся женой». После очередной ссоры эта «кукла барби», как назвал её сам Дэн, хлопнула дверью, отсудила студию и оставила его ни с чем... Так для него и открылись двери нашей школы. Директор был знакомым Дэна и с радостью его пристроил. Теперь-то я понимаю, к чему был тот тон, с которым он обращался к нему в кабинете. В школе он увлёкся музыкой, сначала вёл кружки, затем добился ежемесячных выступлений и набора групп. Что касаемо меня, так он называет это наваждением. Наваждением, которое не так легко прогнать, с которым трудно справиться. В принципе, тут я с ним абсолютно согласна, ведь чувствую то же самое. А он, оказывается, намного серьёзнее, чем казался мне раньше. Куда-то испарилось то ребячество, та наглость, та упёртость. Мне безумно нравится видеть его таким. Своё ребячество он оправдывать не стал, да я и не просила, своё-то ребячество я оправдать не смогу, так как просто не знаю, что происходило тогда со мной, как не знаю, что происходит сейчас. – Где летаешь? – слышу до дрожи знакомый голос с хрипотцой где-то у меня над головой, и по телу пробегает волна мурашек. Опьяняющих мурашек, таких знакомых уже, таких желанных... Ладони его аккуратно, я бы даже сказала, бережно, охватывают моё лицо, и он слегка опрокидывает мою голову назад так, чтобы я могла смотреть ему в глаза, и губы его накрывают мои. Целует он сначала очень нежно, нерешительно, будто боясь спугнуть этот момент, затем пыл нарастает, я приоткрываю рот и углубляю поцелуй, решительно, настойчиво, исследуя его рот и опьяняюсь этим блаженством... – Летаю... – отвечаю я невпопад, задыхаясь от долгой задержки дыхания, просто констатируя факт, просто потому, что больше ничего говорить не хочу. – С собой возьмёшь? – со всей серьёзностью спрашивает он, и выдаёт его лишь легкая ухмылка, слегка коснувшаяся кончиков губ. – Полетели, – зову я и тут же оказываюсь под ним. Он нависает надо мной, его руки настырно ползут по моему телу, скрытому под тёплой вязаной туникой. Губы, оставляют горячие жадные поцелуи на шее, вновь впиваясь до сладостной боли в нежную кожу, перемещаются на ключицу, и, как только он уже был готов сорвать с меня ненавистные вещи, вернулись наши попутчики. – Идём, – хрипит Дэн, жадно глотая воздух, хватает меня за руку и буквально вытаскивает из купе. Мои лёгкие сдавлены от нехватки кислорода, по позвоночнику бегут мурашки, а ноги становятся ватными. Дэн молча волочит меня за собой по вагону, лишь громко и тяжело дыша, резко останавливается возле двери с надписью «WC», открывает её и впихивает меня внутрь. Прижимает к раковине, и наши взгляды встречаются. Не сказав ни слова, мы набрасываемся друг на друга, как обезумевшие от голода звери. Здесь не было ни нежности, ни церемоний, только вещи, жалобно потрескивающие от напора, только два пылающих желанием тела, плотно, до боли цепляющиеся друг за друга и сплетающиеся в одно целое. Только страсть, заполняющая до краёв крохотное замкнутое пространство. Не было и слов... Только тяжёлое прерывистое дыхание и стоны, которые приводили в исступление и слышались, наверное, на весь вагон. Это просто сумасшествие какое-то, что-то за гранью приличия и дозволенности. Никогда бы не подумала, что трахаться в общественном месте так возбуждающе, так эротично... Да, да, не заниматься любовью, не заниматься сексом, а именно трахаться, жёстко, дико, пылко, страстно, неистово, до безумия, до срыва голоса, до царапин по всему телу, до накаленности до предела, до потери реальности... В двери тарабанили, возмущались, грозясь вызвать проводника, но всё это разжигало ещё больше страсти, ещё больше желания. Насытившись друг другом сполна, обессилевшие, слегка взъерошенные, но счастливые, мы-таки открыли двери, с довольными ухмылками вышли из кабинки «WC» и нос к носу столкнулись с суровым взглядом тучной женщины-проводницы. – Стася, иди в купе, – настойчиво попросил Дэн, поцеловал меня в носик и подтолкнул в пролёт, – всё будет хорошо. Обернувшись, я бросила на него тревожный взгляд и молча поплелась в купе. Обессилевши от таких приключений, я прилегла на кровать и сама не заметила, как задремала. Широко распахнуться мои глаза заставил неожиданный поцелуй в губы, лёгкий, нежный поцелуй. Пробудившись, я увидела его. – Всё хорошо? – осипшим от громких стонов голосом поинтересовалась я. – Всё прекрасно, – ответил он, наградив меня своей ослепительной улыбкой. – Как тебе удалось? – я прекрасно понимала, что за такие выкрутасы нас с ним могут наказать, вызвать полицию и высадить на ближайшей станции, чего нам совсем не нужно было. Не хватало ещё, чтобы в школе узнали о наших безумных приключениях. Впредь нужно вести себя сдержанней. А он лишь усмехнулся и продемонстрировал уже знакомый мне жест. – Денежки, милая, денежки творят чудеса! – Ты со всеми решаешь проблемы деньгами, Красавин? – усмехнулась я, присев и скрестив руки на груди. – Нет, с некоторыми сексом! – ответил он, так серьёзно посмотрев мне в глаза, за что тут же получил кулаком в плечо. – Только с тобой сексом, Лисицина! Улыбнувшись, я накрыла его губы своими. К утру мы уже были на месте. Нас встретила горная местность с зелёными холмами, сменяющимися скалистыми, а те в свою очередь переходили в снежные вершины. Нас разместили в гостинице и дали два противоположных номера, но чувствую я, один из них будет лишним...