Степени

Утром следующего дня – не успел ещё развеяться инверсионный след всё ещё обеспокоенного, но всё же улетевшего в Вашингтон сенатора – Питер кинулся на поиски Сайлара. Это казалось напрасным и отчаянным, учитывая, что назначенная встреча должна была состояться уже через несколько часов, но Питер не мог ждать ни одной лишней секунды. Будто он принял яд – а антидот был только у Грея. Или хуже: будто яд принял Нейтан, и даже об этом не подозревал. Или сам Сайлар. Или все они. Вдохнули какую-то гадость, а лекарства от неё пока нет. Есть только ингредиенты, стремительно теряющие срок годности, да ещё и попрятанные по «карманам» всех троих заражённых. Фантазия бурлила и пенилась, пугая размытым бредом и не выливаясь ни во что конкретное, и Питер торопился, как мог. Молли. Ему была нужна Молли. Девочка, умеющая определять местонахождение любого человека. Её не единожды пытались использовать, но теперь Агентство трепетно оберегало её, давая возможность вырасти в максимально нормальной среде. И Питер бы никогда… Питер бы ни за что… И он старался не думать, что бы он делал, не будь у него способности копировать чужие дары. Попросил бы Молли найти Сайлара или нет? Он старался не думать. Просто сделал вид, что был рядом по делам, и забежал проведать. Она была славная, эта девчушка. Младше Клер на несколько лет. И повидавшая за свою ещё очень юную жизнь столько, что хватило бы на несколько взрослых. Встала перед Питером на цыпочки, обвила руками за шею, пожелала шепотом удачи, и убежала. Словно зная, что так поделиться будет легче. Словно тоже скопировала в ответ его эмпатию. Молли ещё только забегала в свой дом, а Питер уже знал, что Сайлар находится в старом здании Прайматек. Молли выглянула в окно, а он всё ещё стоял у края газона и пытался понять, что с Сайларом не так – тот никак не перемещался и ощущался не так, как должен был. Молли помахала Питеру рукой, и тот, на поверку попробовав определить местонахождение Нейтана, осенённо посмотрел на улыбающуюся из-за шторки девочку, и, благодарно улыбнувшись в ответ, «добрался» до Паркмана, и отправился за ним в Агентство. Снова стараясь не думать… но теперь не о яде, а о том, что предчувствие надвигающегося взрыва затикало ещё быстрее. Паркман был не настолько славным. И что-то скрывал. И был опытнее. И даже не пытался спрятать свою подозрительность, цепко смотря на лицо Питера, спрашивающего у него, где найти мать. О новых особенностях младшего Петрелли по «добыче» способностей Мэтт был в курсе. «По одной в руки», кроме эмпатии и снов. Не было секретом, что из всех прочих Питер предпочитал умение летать, но мало ли для чего ему вдруг могло понадобиться чтение мыслей? Нервозность, одолевающая Мэтта со вчерашнего дня (с того самого момента, как он вышел из помещения Прайматек, оставляя за спиной погружённого в персональный ад Сайлара), дала о себе знать новым приступом тревоги. Ощущение подвоха неуклонно росло, несмотря на то, что Питер казался вполне обычным. Чёрт знает что. И всё бы ничего, но после вчерашнего Паркману совершенно не хотелось, чтобы хоть кто-то в этом мире, кроме него, умел влезать в чужие мысли. Пусть даже самый безобидный человек из всех, кого он знал. Было сложно удержаться и не проверить намерения Питера. И Мэтт, наверное, так бы и сделал, но тот быстро спросил – и быстро ушёл, и глядящему ему вслед штатному чтецу мыслей оставалось только надеяться, что внутренний индикатор тревоги всего лишь немного сбоит после вчерашней встряски. * * * То, что Сайлар заперт в собственных мыслях, Питер понял задолго до того, как добрался до него: где-то на пути от Молли к Мэтту, а уж после встречи с последним это подозрение переросло в твёрдую уверенность. Но к тому, что он увидел в Прайматек, он оказался не готов. Как будто кто-то задался целью воспроизвести до мельчайших подробностей одно из самых страшных его воспоминаний. Та же палата. Та же кровать. Так же закованный в путы собственного разума человек. И даже то, что на этот раз это была не мать, а Сайлар, только усугубляло ужас этого странного дежавю. Хорошо, что у Питера не было времени на размышления. Очень хорошо. Потому что даже малейшая мысль о том, что могло твориться там, в откинутой на подушку голове, навесила бы на его намерения стопудовые кандалы. И он бы всё равно пошёл дальше, но потратил бы на это в сто раз больше усилий. И, едва переступив порог комнаты, он без остановки преодолел расстояние до кровати, опустился на пол и, приблизившись к Сайлару, вторгся в его личную преисподнюю. * * * Кто бы знал, что в личном аду Грея не окажется ни крови, ни пустых коридоров. Ни шагов, ни оков, ни пепла с небес. Кто бы знал, что в этом созданном специально для особых кошмаров месте окажется хорошая погода, приятный день и будничная уютная суета. - Питер? – донеслось из гущи людского гомона, пробирая холодом с головы до ног, – это ты? – знакомый голос разбил весь уют на кучу суетливых клочков. Питер сглотнул, обдирая пересохшее горло, и повернулся к говорившему. Кто бы знал, что там окажется Нейтан. Тот, который не Нейтан. Который из сна, с родным голосом и чужими интонациями; и мимикой, совсем не подходящей морщинам, нажитым за сорок лет. И Питер прекрасно знал, что это не его брат, что Нейтан остался в реальности, а весь этот город, и люди, и этот показательно образцовый сенатор – это всего лишь красочные иллюстрации чужого кошмара; но с каждой новой секундой нахождения здесь для удерживания этого знания в голове требовалось всё больше усилий. Он ещё даже не понял толком, что это за место, а оно уже не хотело его отпускать. Сайлар. Его не хотел отпускать Сайлар. Тот протянул руку к его плечу, но Питер отдёрнулся так, будто его коснулись не пальцы, а раскалённые прутья. Высоко над головой зазвенело стекло в распахнутом ветром окне. Сайлар замер монументом, не предпринимая больше попыток приблизиться, но и личину сенатора скидывать с себя не торопился. - Ты не Нейтан, – сдавленный голос Питера прозвучал на удивление громко в окружающем шуме. Вдоль улицы промчался порыв ветра, принеся с собой пыль и въедливый холод. Толпа вокруг зашевелилась активнее; люди, будто только что вспомнив нечто важное, разом куда-то заспешили. Кто-то толкнул Питера, слишком споро и невнимательно проходя мимо. - Нет, – не в пример разволновавшемуся городу спокойно согласился Сайлар, – но почему бы мне и не побыть им? Власть. Деньги. Много внимания, – он важно кивнул сам себе и, скабрезно вздёрнув верхней губой, добавил, – любящий младший брат. - Где? Здесь? – Питер нарочито удивлённо огляделся, то ли ища в лицах незнакомцев ответа, то ли пытаясь получше разглядеть это место, якобы дающее Сайлару столько всевозможных приятностей, – в этом тупике собственного разума? Что, у тебя тут и свой собственный младший брат есть? Завёл на досуге? – Питер распалился не на шутку. – А знаешь что? Уверен, что, даже выдуманный тобою, я не поверил бы, что ты – мой брат! Я не спутаю вас ни в реальности, ни в кошмаре, ни в этой твоей ловушке! Он говорил сбивчиво и быстро. И так же быстро, будто это было задание на время, вылавливал в стоящем перед ним человеке всё больше несоответствий. Другой наклон головы; взгляд не прямой, а слегка исподлобья. Плечи не расправлены вразлёт, а напряжены, как под гнётом. - В ловушке? А вот хмурился Грей очень похоже на Нейтана. Сдвинутые на переносице брови – один в один. Зато губы сжимались совсем по-другому: не упрямой ровной линией, а искривлённой дугой. Окружающие разговоры перестали расслаиваться на отдельные слова, налетевшие было тучи расползлись; но не открывая при этом доступ к солнцу, а затягивая серой пеленой – небо, серой плёнкой – город. Он что, даже не понимает, что это всё – ментальный бред? Гнев Питера моментально испарился, оставляя вместо себя жалость, от которой было ничуть не было лучше. - Это всё в твоей голове. Это морок. Сайлар… – тот вздрогнул от своего имени, – я пришёл за тобой. Человек в сенаторском обличье качнулся, переступив с ноги на ногу и сразу перестав походить на монаршью статую. Бесцельно глядя на что-то под ногами, молча кивнул собственным мыслям. Сразу же отрицающе помотал головой. Поморщился, как от чего-то раздражающего. - За мной, – полувопросительно полуутвердительно отозвался он, вскидывая диковатый, не похожий ни на чей взгляд, – несмотря на то, что я убил Нейтана? Город затих в ожидании ответа. Ветер взял передышку, люди замолчали и даже ступать стали осторожнее, чтобы шелест ног не помешал их невольному создателю услышать гостя. Реакция Питера должна была последовать незамедлительно, и Сайлар заранее внутренне подобрался, ожидая её, но тот всё молчал и молчал. Только смотрел сложно и так сочувствующе, что Сайлару хотелось пойти и перерезать горло самому себе. И чтобы потом с этим грёбаным горлом было всё, как у нормальных людей, а не так, как во все те разы, что он пытался это сделать. Чтобы оно не срослось. И чтобы от этого было больнее, чем от вот этого взгляда. - Нейтан жив, Сайлар. Там, в реальности, он жив. Город снова загомонил. Грей продолжал ожидающе смотреть на пришедшего за ним человека – фактически спасителя – как будто вовсе не услышал сейчас его слова. Их смысл никак не желал уминаться в голове. - Последние несколько ночей мне снился сон о его смерти, – голосом медбрата из хосписа, участливо, но ровно произнёс Питер, – что кто-то перерезал ему горло. Сайлар опять вздрогнул, но всё также продолжал молчать. Его руки дёрнулись было вверх, ослабить ставший вдруг слишком тугим воротник рубашки, но тут же опустились, будто он не счёл возможным себе это позволить. - И это было страшно, – голос всё-таки сорвался, но Питер не остановился, чтобы откашляться или перевести дыхание, и так и продолжал хрипло и монотонно, – когда я был в голове матери, и раз за разом смотрел, как умирает Нейтан – это тоже было страшно. И когда прошлой ночью мне снилось, как он просит отпустить его руку и позволить разбиться – тоже. Страшно. Все эти видения… – он всё-таки подавился эмоциями и запнулся, пытаясь справиться с панически сжавшимся горлом, комкая и обрывая предложения, – это дар, и это… Мне и сейчас страшно… Знаешь… Оставлять Нейтана одного, лезть в твою не слишком предсказуемую голову… И, поверь, всё, что меня сейчас держит, – он попытался поймать взгляд вконец растерянного Сайлара, и как можно твёрже закончил, – это знание о том, что мой брат жив. Остатки идиллической видимости потускнели, прохожие перестали иметь чёткую форму, звуки слились в единый неразборчивый гул, и, подёрнувшись напоследок, как полотно на лёгком ветру, все признаки жизни исчезли. Смысл притворяться, что хоть что-то в этом месте живое или настоящее – пропал. Город остался стоять опустевшей декорацией. Всё же добравшись до воротника, Сайлар расстегнул его, но так и не убрал руку, теперь самолично и непроизвольно принявшись давить себе на горло. - Ты в ловушке, – медленно, как одному из своих пациентов, повторил ему Питер, – и ты не убивал Нейтана. Я не знаю, что творилось с тобой после того, как ты пропал… ты исчез, а потом у меня начались новые сны, и, похоже, не только у меня, но и у матери тоже. Ты позвонил мне вчера… – этот факт столь явно вызвал у Сайлара очередное потрясение, что Питер акцентированно повторил, – …да, вчера, и мы должны были встретиться, но… послушай, ты помнишь этот звонок? Грей молчал, но его вид был достаточно красноречив. - И после этого ты, скорее всего, встречался с моей матерью. Или с Паркманом, – Питер смотрел внимательно и чутко, не столько ради ответов, которые и так считывались по эмоциям, сколько ради самого Сайлара, не позволяя тому оставаться с очередным предательством один на один, – значит, помнишь, – безрадостно озвучил он свои выводы, – а это значит только одно: тебя заперли здесь с твоими кошмарами и не оставили шанса выбраться самому. Поверить не могу, – захлебнулся он вдруг истерическим смешком, вызванным внезапным осознанием, – твой самый страшный кошмар – это убийство Нейтана. Оставив в покое горло, Сайлар зажмурился и схватился за голову, за виски, с силой стискивая их. Всё в нём отказывалось принимать услышанное. Столько лет он верил в то, что убил Петрелли… Столько лет… И – вчера?! И – Нейтан жив?! Зачем? Кому всё это было нужно? Почему его просто не убили? Ах да… его же нельзя убить. Нельзя. Нашли выход. Кинули пожирать себя самому. Они ведь от него почти ничего не оставили. Они… и Нейтан. За три года он почти стал им. И пусть этот за каким-то хреном припёршийся за ним герой ни на мгновение не признал в нём своего ублюдочного брата. Три года. Неважно кем он был три адских года. Главное – он не знал, где сейчас искать себя самого. Мучение во взгляде на Питера сменилось защитной насмешливой обречённостью, а затем и вовсе полыхнуло ненавистью. И прежде, чем гость из реальности успел ещё хоть что-то сказать или сделать, Сайлар, так и не меняя облика Нейтана, исчез. * * * Питер не стал сразу же бросаться искать его. Решил дать время, успокаиваясь тем, что пока здесь он пережидает часы – в реальности, на полу в палате Прайматек, едва ли успеет сделать пару вдохов. Поначалу он намеревался дождаться, пока Сайлар всё обдумает и вернётся сам. Бродил по городу, отлавливая отличия от реальности, держался главных улиц, хоть и понимал, что в этом нет смысла, и если Сайлар захочет, то найдёт его где угодно. Вспоминал прошлую ночь, но не свой кошмар, а то, что последовало после. Задыхался тоскующим счастьем и новым уровнем невообразимой ранее ответственности за Нейтана и за все грани их отношений. Едва не срывался от потребности немедленно убедиться, что с тем всё в порядке, и только усилием воли удерживался на месте, очень надеясь, что Сайлару не понадобится на переваривание услышанного слишком много времени. Сначала это было «до вечера». Потом – «возможно, ночью ему будет проще успокоиться». Он изо всех сил старался быть терпеливым. Явной ночи так и не наступило. Лишь пелена на небе – истончённая, жемчужно-прозрачная «днём» – уплотнилась, придавливая город свинцовой тяжестью, и не столько тьмой, сколько беспросветностью. Предзакатные сумерки сменились предрассветными, и наоборот, когда Питер решил, что пора выбираться отсюда. И не смог.