Степени

Мать полыхала обидой и возмущением. Пустая кровать Питера красноречиво сообщала Нейтану, что либо младшему брату абсолютно наплевать на семью, либо у того появились некие настолько срочные планы, что необходимость смыться из больницы превысила все возможные правила приличия, а также риски для здоровья, которые, как было бы резонно предположить, после двухнедельной комы были выше, чем у среднестатистического человека. У Нейтана даже не было сил сердиться. Последний месяц разбередил в нём столько эмоций, ранее пребывающих в полусонном состоянии, что они уже порядком замучили его своей интенсивностью и количеством – почти до онемения. Ему по-прежнему было глубоко не всё равно, что творилось с его братом, но… господи, сколько можно, Пит… Сколько уже можно? Отправив мать домой, Нейтан уладил все формальности с больницей, параллельно предпринимая попытки дозвониться до брата. Тот не отвечал. Ну что же. Тогда самое время продолжить начатое. На фоне уже всего происходящего визит к доктору Сурешу вряд ли увеличит количество энтропии, пожирающей вокруг Нейтана привычный для него мир. Может быть, тот, как учёный, лучше представляет, что происходит с Питером, а, если повезёт, то ещё и знает, где его искать. * * * Единственное, чем смог помочь доктор Суреш, так это тем, что подтвердил худшие опасения Нейтана: Питер действительно способен, поглотив слишком много чьей-нибудь разрушительной силы, стать опасным для людей. И для себя. Всё это было очень удручающе. Оживившийся Суреш энергично рассказывал про гены, про особенную ДНК Питера, делающего того уникальным даже среди людей со способностями, а Нейтан чувствовал, как притупившийся за последние две недели страх, начинает подниматься, расправляя свои щупальца, собираясь перебираться из хронической фазы в острую. С учётом новых сведений, его интересовало только одно, можно ли это всё исправить? Можно ли изменить гены Питера? Теоретически. Чёртов доктор сказал, что только теоретически. Но для этого надо найти Питера. Ну конечно. Ещё бы. Только займите очередь, доктор, слишком много желающих. Нейтан не собирался брать с собой Суреша, из всех «верующих» тот напрягал его, пожалуй, больше всех. Но тот был единственным, кто, пусть «теоретически», но более или менее реально мог помочь. Поэтому в квартиру Питера, следуя слабой ниточке логики и надежды, они отправились вдвоём. Им несказанно повезло. Пит оказался дома. * * * Сон всё ещё не отпускал его. Обычно, очнувшись, Питер чётко ощущал реальность, отделяя её от видений, но в этот раз всё было иначе. Когда он на слабых ногах, как мог быстро, вышагивал из больницы домой, по всем этим улицам, мимо этих домов, машин, он не мог не представлять их – такими же, и тут же – но брошенными, без этого оглушающего, но живого гомона, шуршания шин, подошв, обрывков фраз. Сначала это всё опустеет. А потом и вовсе перестанет существовать. Превратится в радиоактивную пыль. Всё и все. И Нейтан тоже. Если только самому отсюда не сбежать. Куда-нибудь подальше. В Лас-Вегас. В пустыню. Уж его потерю мир как-нибудь переживёт. И Нейтан тоже… Или… Питер вспомнил своё бессилие, когда смотрел на пылающие ладони. Быть может, стоит побороться за свою жизнь? Ведь можно же научиться это контролировать, он был уверен в этом. Как и в том, что для этого у него слишком мало времени и слишком много эмоций. Он заказывал по телефону билет до Вегаса, когда увидел Клода. Незнакомца из своего сна. Того, не слишком приятного и опрятного. Тот безвременно заимствовал чей-то кошелёк, не обращая ни на кого внимания, и предполагал, что его никто не замечает. Их знакомство получилось не очень приятным. На Питера никогда так бурно не реагировали, не орали и не душили, прижав к столбу, только за то, что он посмел кого-то заметить. А на невидимку, к которому уже много лет никто даже с предложением выпить кофе не обращался, а уж парни с безумными глазами на болезненно бледном лице, с требованиями помочь спасти мир – так и вовсе никогда. Это были какие-то кошки-мышки. Клод сбежал, но Питер, помня, что во сне он часто видел его на крыше дома, где жил Чарльз Дево, быстро нашёл его жилище, если таковым можно было считать крышу. Степень маргинальности Клода его волновала гораздо меньше, чем то, что тот мог научить его контролировать силу. Это Питер тоже помнил из сна. Ведь не просто же так он нашёл его! Тот умеет держать силу в узде. И должен научить, как остановить саморазрушение. Иначе всё здесь взорвётся. * * * Этот парнишка… он просто не понимал… Клоду было фактически наплевать на людей, тем более на людей со способностями, очень постаравшимися в своё время, чтобы он их возненавидел. Но всё же Питер был другой. Да, он взбесил его своей бурностью и навязчивостью, но Клоду в чём-то было жаль его. Он сам когда-то был почти таким же. Но что тому было от него нужно, не очень понимал. Этим вещам нельзя научиться. Что человеку дано – то дано, так уж всё устроено. Почти детская обида в несчастных глазах Питера, когда тот понял, что вряд ли дождётся здесь помощи, снова разозлила Клода. Да какого хрена?! Он не нанимался натаскивать щенков, выбивая из них дружелюбную дурь и лишая последних иллюзий о лёгкости бытия! Может проще взять и убить его, чтобы прямо здесь и сейчас спасти будущее Нью-Йорка?! Если нет – то не пошёл бы тот… своей дорогой, и больше никогда не пересекал его невидимую для остальных тропу! * * * Клод отказал ему в помощи. Так что оставалось только одно. Бежать… Мысленно пытаясь перерезать все надежды на относительно благополучный исход с несостоявшимся обучением контролю над силой, Питер старался не слишком задумываться над оставшейся и наиболее вероятной альтернативой. Не думать о том, что будет с ним. Думать лишь о том, что, покинув город, он спасёт миллионы жизней. В том числе и самые важные для него. Уже дома, спешно скидывая в сумку самые необходимые вещи, он задержался взглядом на лежащей на полке фотографии. Одной из многих, где были они с братом. Одной из недавних. Не удержавшись, он взял её в руки. Они стояли, обнявшись, на фоне призывов голосовать за Петрелли, и чему-то радовались, Питер уже не помнил, чему. Нейтан был здесь такой смешной… В плоской оболочке политика, но с разрывающей глянцевую фото-поверхность улыбкой. И – большая редкость – такой безмятежный. Загнав подальше начинающую подступать тоску, Питер отложил фотографию, и, стиснув зубы, принялся застёгивать собранную сумку. И в этот момент из коридора послышался звук отпираемой двери. В груди снова заныла тоска. Кроме самого Питера, ключ был только у одного человека.