***
В субботу, в районе половины одиннадцатого утра, Люциан Боул стоял в «Дырявом котле», гипнотизировал взглядом дверь, ведущую в магловский Лондон, и не мог заставить себя подойти и распахнуть ее. Он судорожно вздохнул и в сотый раз изучил собственное отражение в грязном и заплеванном зеркале, висящем над барной стойкой. Кажется, одет правильно, хотя... Надо сказать, в учебниках магловедения, которые он проштудировал, готовясь к этой вылазке, информация подавалась как-то странно, а по поводу одежды определенно было сказано только одно: маглы не носят мантии. А вот в магловских учебниках истории, которые попали к нему в руки благодаря Эванс, он нашел несколько подходящих фотографий. Но самая поздняя, изображающая магла в зимней одежде, была датирована 1979 годом. Книжка с закладкой в нужном месте была вручена Дарки, домовику Люциана, который и мотался с ней между Хогвартсом и портновской лавкой в Хогсмиде, снимая мерки с молодого хозяина, таская туда-сюда образцы тканей и уточняя детали. Вроде бы все получилось, но мало ли что могло измениться за десятилетие? Да и тот магл на картинке был иностранцем. С греческим именем и труднопроизносимой, ни разу не греческой фамилией Brezhneff. Чувствуя, как сердце громко бухает в груди, Люциан несколько раз выдохнул, пытаясь успокоиться, и, шепча себе ободряющие слова, уже сделал шаг к двери, когда сзади кто-то прошипел: – Ну, и куда тебя несет? Подпрыгнув от неожиданности, Люциан обернулся и с облегчением обнаружил перед собой Мелиссу Эванс, одетую в потертые голубые штаны, пухлую зеленую куртку и странную кепку со смешным рисунком и длинным козырьком. Она стояла, слегка сгорбившись, как-то по-мальчишески залихватски сунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок, и в упор смотрела на него сощуренными глазами. Тряхнув головой и сбросив с себя оцепенение, Люциан усмехнулся: – А тебя? Проигнорировав вопрос, Мелисса критически оглядела его с ног до головы, закатив глаза при виде каракулевого воротника его черного длинного пальто и такой же шапки-пирожка. – Значит так, – хмыкнула она и скороговоркой выдала указания, – если ты туда собрался, то мех лучше убрать, либо намотать сверху шарф, он у тебя достаточно яркий. Шапку снять, волосы взлохматить. А вообще, ты бы передумал. И, кивнув Люциану на прощание, Мелисса спокойно подошла к двери и вышла в магловский Лондон. Боул поспешно выбежал следом и остолбенел. Перед ним предстала красивая улица, кишмя кишевшая маглами. Никогда в жизни он не видел столько людей в одном месте. Даже на Косой аллее перед началом учебного года, когда там, казалось, собирались все жители Магической Британии. А по широкой дороге неслись эти... – как их? – авто-моби-ли, а чуть слева стоял красный двухэтажный автобус, наподобие «Ночного рыцаря». Глаза разбегались, будучи не в состоянии зафиксироваться на чем-то одном, пытаясь охватить все и сразу. То тут, то там можно было заметить рождественские гирлянды, да и яркие витрины разнообразных магазинов уже были украшены к празднику. Невдалеке послышался звон колокольчика, и, повернувшись на звук, Люциан увидел худого седого человека с кучерявой бородой, в круглых очках, в красной короткой шубе и колпаке, громко кричащего почему-то очень звонким и молодым голосом: – Йо-хо-хо! Рожественские скидки! Лучшие предложения! Только у нас! В этот момент автобус закрыл двери и, выпустив клуб нестерпимо вонючего дыма, умчался вдоль по улице. Люциана буквально согнуло пополам от непроизвольного приступа кашля. Прокашлявшись, он поднял голову и заметил Мелиссу, которая стояла, прислонившись к стене «Дырявого котла» и скрестив руки на груди, и с интересом на него смотрела. – Признаю, без чичероне(2) мне тут делать нечего. Поэтому, – Люциан сделал паузу, словно ожидая, что Эванс ему поможет, но так как она лишь молчала, пришлось закончить, – можно с тобой? На положительный ответ надежды не было. Вряд ли человеку, тайно ускользающему из закрытой школы, нужны свидетели. Однако Мелисса задумчиво проговорила: – Два условия, – заметив вопросительный взгляд Боула и восприняв его как просьбу огласить список, девочка продолжила. – Первое, слушаться меня и держаться рядом. Во времени мы ограничены, не хватало еще тебя искать. – Принято, – улыбнулся Люциан. – А второе? – Я задам тебе несколько вопросов, а ты постараешься искренне на них ответить. Вскидываться не надо, – девочка подняла руку в примиряющем жесте. – Ответишь – ответишь. Нет – нет. – А ты сделаешь соответствующие выводы? – сыронизировал Боул. – В любом случае, – невозмутимо подтвердила Мелисса. – Как и ты. Какое-то время Люциан молчал, а потом, махнув рукой, снял шапку, повесил шарф поверх воротника и взлохматил волосы. Девочка усмехнулась и, коротко скомандовав «За мной!», помчалась по улице, ловко лавируя между прохожими. На перекрестке она заскочила в телефонную будку и провела там минут пять, бодро накручивая диск, а Люциан томился снаружи, рассматривая прохожих и собирая в ответ их странные взгляды. Он уже понял, что тут мальчики его возраста так не одеваются. Но сделать пока ничего не мог. А вот вышедшей Мелиссе, похоже, не понравилось ненужное внимание, и она, схватив Боула за руку, затащила его в ближайший магазин спортивной одежды. Через пять минут мальчик был облачен в синюю куртку с нарисованной на нагрудном кармане неимоверно печальной собакой, изо рта которой выплывали слова «Знаете что? Я счастлив!»(3) Люциан попытался отдать деньги и уже почти вытащил из кармана брюк мешочек с монетами, но Эванс сделала страшные глаза и прошептала: – Не тряси тут своим золотом, лепрекон несчастный. Потом сочтемся. Спустя час они молча шли по небольшому парку тихого пригорода. Начало зимы было достаточно теплым, снега еще не было, а под ногами шуршала опавшая, уже пожухшая листва. Люциан находился под впечатлением от вынужденного шопинга, пробежки по Чаринг-Кросс-Роуд и поездки в общественном транспорте, поэтому мозги слегка коротило. Вдруг идущая впереди Мелисса посмотрела на часы и резко свернула в сторону, к небольшой укромной скамейке. Там девочка вытащила из кармана куртки обрывок пергамента и, положив его на лавочку, придавила собственной сумкой. Где-то с минуту она стояла, приложив руку к деревянной поверхности, а затем, удовлетворенно кивнув, села и взглядом предложила Люциану последовать ее примеру. Плюхнувшийся было Боул тут же подскочил обратно. И не от того, что скамейка была холодной, чего он, собственно, и ожидал, все-таки не май-месяц. Нет, от нее просто веяло теплом. – Руны, – пояснила Мелисса. – Активированы не здесь и без палочки. Министерство их не отследит. Слишком слабый магический отпечаток. На уровне статистической погрешности. Присаживайся, Люц. С транспортом нам повезло. У нас еще минут сорок. Поболтаем. – Однако, – присвистнул Боул, картинно хлопая в ладоши, и устроился рядом. – О чем? Мелисса сунула руку за ворот куртки и, вытащив оттуда голубоватый конверт с гербом Малфоев, помахала им в воздухе. – В чем твой интерес, Люц? – А почему в единственном числе? – не стал притворяться Боул, а затем, откинувшись на спинку лавочки, спросил. – Ты знаешь, что такое «майорат(4)», Лисса? Хотя о чем я! Учебники магловской истории весьма захватывающи, кстати. Я прочел их все. И с неослабевающим интересом. – Чуть конкретнее, – прервала его девочка. – Меня. Не устраивает. Будущее. Предназначенное. Мне. Моим. Отцом, – раздельно произнес Люциан, слегка подавшись вперед и уперевшись локтями в колени, а затем заговорил уже спокойнее. – У меня два брата, знаешь ли. Старший получит все, включая место отца в Визенгамоте. Среднему в прошлом году нашли весьма лакомую должность в Министерстве, где он будет лоббировать интересы рода. А я – третий подползающий. И что мне делать? – Отправиться вызволять Гроб Господень из рук неверных(5), – констатировала Мелисса. – Ах, если бы! Если бы! – притворно вздохнул Боул. – Там хоть перспективы. А мне в том году, после рождения сына у старшего брата, родственнички обрисовали расклад, при котором максимум, на что такой классный и амбициозный парень, как я, может рассчитывать, так это роль «не-пришей-гиппогрифу-хвост» в семействе Флинтов. Если, конечно, сестрицу Маркуса, Фиону, не окрутят раньше. И будь я христианином, я бы ежевечерне перебирал четки раз двадцать, молясь, чтобы ее застолбили. Люциан непроизвольно передернулся и, заметив, что Мелисса вопросительно подняла брови, пояснил: – Старше меня на шесть лет, заканчивает Бобатон. Вылитая Маркус. Столь же очаровательна и грациозна, как взрывопотам на выгуле, – Боул слегка скривился. – Из достоинств – чистая кровь и не слишком большое приданое. До знакомства с тобой я видел один выход: карьера профессионального квиддичиста. Но знала бы ты, насколько я не горю желанием подставлять под бладжеры свою прекрасную голову! – И что же дало знакомство со мной? – поинтересовалась Мелисса. – Две перспективы и альтернативу. Зависит от того, кто ты такая: простая маглорожденная, Обретенная или праправнучка какого-нибудь Мерлина? Какое-то время он молчал, видимо, ожидая какой-либо реакции, и, не дождавшись, глубоко вздохнул. – Могла бы и ответить. А то как-то не честно, тебе не кажется? – Не кажется, – отрезала Мелисса, не обращая внимания на обиду, проскользнувшую в тоне Боула, и, еще раз демонстративно взмахнув конвертом, сунула его за пазуху. – Я не просила тебя о заступничестве. Твое вмешательство уже ударило по моему карману и может потенциально осложнить мою жизнь. Мне не ясны твои мотивы и категорически не нравится чувство, что меня играют втемную. Поэтому, друг мой, предлагаю засунуть свои обидки себе в... – ну, не важно! – и все-таки ответить на мой вопрос.***
Уже несколько десятилетий Магическая Англия переживала демографический кризис. Но к семье Боул это не имело никакого отношения. Гавейн Боул был редкостным жизнелюбом и страшным перестраховщиком. В детстве он сам едва не умер от драконьей оспы, но каким-то чудом выжил, хотя его кожа с тех пор и приобрела фисташковый оттенок(6). Те три недели, что Гавейн, единственный сын, провалялся в жару и бреду, едва не стали фатальными для рода Боул. Его родители на тот момент были уже настолько не молоды, что рождение самого Гавейна воспринималось друзьями семьи как прыжок на подножку последнего вагона уходящего вдаль поезда. Естественно, после выздоровления до Гавейна была донесена мысль, что учиться нужно на чужих ошибках и что было бы немыслимой глупостью вновь подвергать род подобному риску. На вопрос мальчика о том, а какое количество сыновей можно считать достаточной гарантией будущего, его отец, большой поклонник легенды о короле Артуре(7), ответил, что, конечно, было бы неплохо приобрести стол соответствующей формы и собрать полную коллекцию рыцарей, но лучшее – враг хорошего, поэтому число «три» оптимально. Мол, старший сын по майорату получит титул, мэнор и место в Визенгамоте. Среднего можно будет пристроить на теплое и хлебное местечко в Министерство: лоббирование интересов семьи – дело нужное и полезное. А третий... Ну, побудет пока на скамейке запасных. А если никого подменять не придется, придумаем что-нибудь. В квиддич в конце концов будет играть. В красивой облегающей форме. Этакая наружная реклама рода Боул. А там, глядишь, подцепит какую-нибудь страшненькую богатую мисс. Гавейн воспринял слова родителя более чем серьезно, поэтому после окончания школы в темпе женился на очаровательной хрупкой блондинке, естественно, чистокровной волшебнице в Мерлин-знает-каком поколении, и принялся не покладая – хм... – рук обеспечивать продолжение рода. Причем так активно, что в течение трех лет стал счастливым отцом упомянутого числа сыновей-погодков, названных, соответственно, Ланселот, Галахад и Бедивер, и... вдовцом. Его супруга отнюдь не отличалась сложением и здоровьем самки бегемота, поэтому подобной любвеобильности, перманентной беременности и ежегодных родов попросту не выдержала. Кстати, Гавейн не слишком уж и переживал из-за преждевременной кончины жены: свое предназначение она выполнила, а брак был договорным, так что ни о какой любви речи не шло. Устроив усопшей роскошные похороны и выдержав необходимый траур, Гавейн, вплотную занявшийся делами рода и воспитанием сыновей, периодически менял содержанок, не в силах подобрать что-то столь же темпераментное, как и он сам, а в промежутках посещал лучший бордель Лютного переулка, где слыл чересчур ненасытным и требовательным, хотя и щедрым клиентом. Все шло своим чередом до середины семидесятых, когда грянул гром. Ланселот, старший сын Гавейна, заканчивающий Хогвартс, ухитрился забыть об основном своем предназначении: продолжении рода. Как-то так получилось, что наследник Боулов вовсе не планировал сразу начинать «плодиться и размножаться». Сначала он возжелал изменить мир к лучшему и лишь потом населить его своими маленькими копиями. Менять этот самый мир он собирался, естественно, не один, а, как и большинство слизеринцев, под знаменами оппозиционного Министерству Темного Лорда. Нельзя сказать, что сам Гавейн не разделял политические взгляды любимого отпрыска, нет. Он относился к ним с большим пониманием и сочувствием, но, будучи к тому времени уже членом Визенгамота, знал: предпосылок для легальной передачи власти сторонникам Лорда нет и в ближайшем будущем – да и не в ближайшем тоже! – не предвидится. А значит, будет террор. Кроме того, некоторые символы организации Лорда казались ему мещанскими и избыточными. От названия – «Пожиратели смерти», звучавшего, на вкус лорда Боула, как реклама дешевых харчевен в Лютном, до пафосной униформы и милой привычки ставить тавро на собственных соратников. Впрочем, он также прекрасно понимал, что запрещать что-то юноше в семнадцать лет, равно как и разубеждать, – дохлый номер. Поэтому лорд Боул решил тянуть время. Наследнику было сказано, что, во-первых, женитьба даже не обсуждается, но Ланселот сможет делать все, что пожелает, как только его благоверная обнаружит себя в интересном положении. А во-вторых, никакого клейма. Никогда. Ни при каких условиях. Уговорить удалось, а учитывая слабый темперамент, унаследованный старшеньким от покойной матери, и разнообразие контрацептивных зелий в аптеках Лютного, Гавейн полагал, что у него есть все шансы потянуть годика два-три, пока революционный запал сына окончательно не потухнет. Свадьба с очаровательной Ариадной Гринграсс была назначена на август 1975 года, а в ночь своего мальчишника Ланселот Боул был убит. Не отребьем в Лютном, не потаскухой в борделе мадам Жозефины, не одним из набравшихся горячительных напитков и впечатлений юнцов, приглашенных на вечеринку. Он был убит аврорами. Кто-то стукнул в Аврорат, что в квартале красных фонарей планируется сходка ПСов, и Аластор Муди не смог не среагировать в свойственной ему манере: сначала действовать – потом разбираться. Ввалившиеся в зал люди в партикулярном платье, разбрасывающиеся Ступефаями и Петрификусами, разумеется, не могли понравиться ни гостям, ни хозяйке, ни шкафоподобным вышибалам. Разобраться в общей куче-мале в том, кто выпустил первое боевое заклинание, было невозможно, а когда дым рассеялся, на полу остались Ланселот Боул и еще четыре трупа: аврор, «девочка» мадам Жозефины и двое гостей, одним из которых был брат невесты Арес Гринграсс, а второй и впрямь оказался ПСом-неофитом со свежей, еще воспаленной, меткой на руке. Похоронив сыновей, лорды Гавейн Боул и Улисс Гринграсс стиснули зубы и начали Крестовый поход на Аврорат в целом и на Аластора Муди в частности. Муди бодро огрызался, но его аргументация, мол, все эти аристократишки одним миром мазаны, разбилась о железобетонный факт: ни один человек из родов Боул и Гринграсс заклеймен не был. Тем не менее, головы так и не полетели. Глава департамента магического правопорядка Крауч, воспользовавшись тем, что труп Пожирателя в наличии все же имелся, своих людей прикрыл, а расследование спустил на тормозах. Рядовые авроры из пятерки Муди отделались выговорами, а Аластор – временным отстранением, чем был чрезвычайно недоволен и, считая себя правым и несправедливо обиженным, отрастил на Крауча нехилый такой зуб. Сам же Крауч на возмущенный вопрос Боула и Гринграсса, что бы он чувствовал на их месте, высокомерно заявил, что его – хвала Мерлину! – там нет и не будет. Так как в отличие от них он в состоянии правильно воспитать собственного сына. И поэтому его Барти, добрый, хороший, умный и талантливый мальчик, обладает высокими моральными качествами и никогда не свяжется со столь сомнительной компанией. Посеревшие лорды синхронно сжали губы, резко развернулись и вышли из кабинета главы департамента магического правопорядка, прямиком направившись в Боул-мэнор, где принялись методично набираться огневиски из практически бездонных запасов Гавейна. Спустя несколько дней они, пьяные и помятые, очнулись посреди разгромленной в хлам гостиной, оглядели друг друга и решили: «Хватит!» Гринграсс камином отправился к себе, чтобы вскоре вернуться свежим, злым, готовым обсуждать планы мести и найти Боула, настроенного в том же ключе. Возмездие обошлось им примерно в шестую часть состояния обоих родов. Именно на такую сумму лорды профинансировали организацию Темного Лорда. Связываться с охочими до подобных заказов людишками в Лютном они сочли не выгодным: и сдать могут, и кинуть. А Лорд, будучи тогда еще во вполне адекватном состоянии, в сделке был заинтересован прямо. Он, как и подобает истинному лидеру, мстил за смерть реальных и потенциальных соратников, набирал политические очки среди аристократов и улучшал свое финансовое положение, что тоже было немаловажно. Пожелания благородных мстителей были просты и незамысловаты: физическое устранение виновных авроров. Что же касается Крауча, то он должен был страдать. Долго. Мучительно. До конца своих дней. И из-за сына. Трех оставшихся авроров из пятерки Муди буквально порвали в лоскуты: во всяком случае, хоронили их в закрытых и небольших гробах. А вот Муди повезло. Опытный аврор, вцепившийся в жизнь зубами, ухитрился отделаться многочисленными ранениями и увечьями, включая потерю ноги, глаза и кончика носа. Однако был переведен с оперативной работы, что для человека, долгие годы жившего на адреналине, было равносильно медленной и мучительной смерти. Муди выделили кабинетик размером два шага на полтора с табличкой «Консультант» на двери, где он начал спиваться, постепенно теряя собственный авторитет и человеческий облик. Периодически ему сносило крышу: он срывался на операции авроров, получал очередной нагоняй и, брызгая слюной и вещая о вселенском заговоре, снова отправлялся заливать горе. Вскоре клеймо параноика и агрессивного городского сумасшедшего пристало к нему намертво. Если бы не вмешательство Дамблдора, пригласившего Аластора спустя пару лет в свой орден Феникса, Муди непременно вынесли бы из его кабинетика ногами вперед. Дамблдор получил опытнейшего специалиста по организации и проведению боевых операций за сущую безделицу, которая не стоила ему ничего: он предоставил Муди возможность вновь ощутить себя на краю. Добрым же мальчиком с высокими моральными качествами Темный Лорд занялся лично, посчитав, что из-за руководящей работы стал терять коммуникативные навыки. Барти, действительно, оказался большим молодцом. Умный и способный, первый ученик. По характеру он не был лидером, но как исполнителю ему не было бы равных. А самое главное, он был чрезвычайно, просто по-собачьи верным. И тогда, в свои четырнадцать, Барти мучительно искал тот идеал, которому можно было бы служить всю жизнь. Если бы его отец заметил ждущий, ищущий взгляд сына, направленный на него, то не просто не потерял бы его уважение и любовь, но и обрел самого преданного соратника. Но, увы! Через пять лет во время суда над Игорем Каркаровым члены Визенгамота Боул и Гринграсс, мысленно отплясывая джигу и высоко вскидывая коленца, наблюдали, как буквально рычащий от восторга Аластор Муди с ухмылкой посылает в Пожирателя смерти Барти Крауча-младшего обездвиживающее заклятие такой силы, что при желании им можно было бы парализовать вполне себе крупную особь горного тролля. После заседания они, переглянувшись, подошли к Бартемиусу. – Ох, уж эти дети! Воспитываешь их. Правильно, – выделив интонацией это слово, сокрушенно качал головой Боул под сочувственные кивки Гринграсса, – воспитываешь! А они... Эх! Когда смертельно бледный Крауч отшатнулся от них и по стеночке выполз из зала суда, Гринграсс шепнул Боулу: – А ведь он и после смерти держит слово, Гавейн. Минус еще один. Глядишь, так и до Аластора из могилы дотянется. Но это было потом. А тогда, переведя круглую сумму на счет Темного Лорда, Боул и Гринграсс спешно занялись решением своих семейных проблем. Ариадна осталась единственной наследницей и обязана была сохранить свою фамилию. Найти в магической Британии какого-нибудь второго или третьего сына было практически невозможно: не с Уизли же родниться! Несостоявшийся родственник, Гавейн Боул, решительно отверг все поползновения в сторону своего младшего сына, заявив, мол, останься Бедивер третьим, вопросов бы не было, но теперь – увы! – форс-мажор и ротация. Гринграсс покивал и посмотрел в сторону Блэков. У тех тоже было двое, однако на смену фамилии Блэки бы никогда не пошли, да и первенец их был настолько неудачным, что и там вот-вот могли случиться форс-мажор и ротация. Глубоко вздохнув, Улисс отбыл на материк в поисках подходящей кандидатуры. А спустя пару недель, походив на смотрины в Англии, туда же отправился и Гавейн, очень и очень тревожащийся из-за числа «два» и стремящийся вернуться к статусу-кво. Подходящая девушка нашлась в Италии. Пятая дочь из обедневшего чистокровного рода. Молодая, красивая, с большой грудью и ярким румянцем в полщеки. В качестве бонуса прилагался взрывной темперамент. Она отменно владела итальянским «разговорным» и тарелки колотила просто феерично, от чего Гавейн, пожив несколько лет со снулой рыбой, по первости откровенно тащился, забыв о походах в дома терпимости. А в минусах шли баранье упрямство и фанатичная страсть к ядоварению. В 1977 году родился сын, которого Боул по привычке решил назвать в честь одного из рыцарей Круглого стола, о чем и сообщил жене. А затем минут пятнадцать разминался, уворачиваясь от очередного сервиза на шестнадцать персон. После крышки от соусника, угодившей ему прямо в ухо, он абсолютно четко понял, что, действительно: «Можешь подавиться своей заплесневелой легендой, stronzo(8)! У мальчика должно быть итальянское имя, Гавейн!» Подумав несколько секунд, он призвал из буфета кофейный сервиз и принялся вежливо уговаривать жену пойти на компромисс: «Хотя бы стилизованное на английский лад, idiota(9)! «Лучиано Боул» звучит кошмарно, Франческа!» Нельзя сказать, что больше повлияло на молодую леди, прекрасные манеры супруга, летающие по комнате чашки или то, что Гавейн вдруг заговорил с тосканским акцентом, но на скамейке запасных рода Боул появился новый игрок: Люциан. Правда, после наречения родительское внимание к новорожденному резко иссякло. Гавейн, за пару лет супружества порядком утомившийся от того, что в доме практически нет целой посуды, вернулся к своим делам в Визенгамоте, где буквально дневал и ночевал, а Франческа, которой не давала покоя слава Лукреции Борджиа, фактически переселилась в домашнюю лабораторию. Встречались они только за ужином. Гавейн делал «козу» Люциану, выслушивал от жены новую порцию итальянских ругательств и упреков в невнимании, уклонялся от очередного стакана и удалялся в малую каминную залу, где ежевечерне за рюмкой чая беседовал со старым другом, Улиссом Гринграссом. Спустя пять лет Франческа, неправильно рассчитав какой-то ингредиент, надышалась ядовитыми парами и благополучно отбыла в лучший мир. Война к тому времени уже закончилась, ни одного Боула больше не пострадало, и Гавейн, успевший уже миллион раз проклясть себя за излишнюю мнительность и поспешность, вытер пот со лба, вновь расставил по всему дому ценные статуэтки и вазы эпохи Мин и окончательно скинул чересчур крикливого и подвижного Люциана на руки сначала нянькам, которые надышаться не могли на хорошенького ребенка, а потом и домашнему учителю. Вечерами, когда пожилой маг-гувернер, набегавшийся за непоседливым Люцианом в течение дня, засыпал без задних ног, мальчик выбирался из кровати и бродил по ночному дому. Иногда пробирался к малой каминной зале и часами просиживал там под дверью, подслушивая неспешные беседы отца и Гринграсса о политике, Дамблдоре и Темном Лорде, о последней войне и перспективах магического мира, о семье, детях и внуках, об их будущем. Именно из этих разговоров девятилетний Люциан узнал, что он родился только потому, что Гавейн до одури боялся, что кто-нибудь еще из двух оставшихся сыновей отбросит ботфорты. Что к совершеннолетию он придет только с небольшим подъемным пособием от отца, домовиком Дарки и сейфом матери, в котором шиш да маленько. Причем «маленько» ежегодно уходит на оплату этого самого сейфа. Что его друг Теренс в семнадцать лет принесет вассальную клятву старшему брату, Галахаду. И что самое главное, его отец в принципе не верил, что Люциан может чего-нибудь добиться в своей жизни. – Если бы нашлась какая-нибудь завалящая Обретенная! – протянул тогда Гавейн, на деле и мысли не допуская, что подобное сокровище может заваляться. – Или если бы Лорд в свое время не дурью маялся, а вспомнил, что он наследник великого колдуна, принял род и вернулся к истокам. Можно было бы и младшего моего дурачка неплохо пристроить. А так, максимум – альфонс при какой-нибудь страшиле, вроде Фионы Флинт, минимум – плейбой-квиддичист. Вот его потолок, Улисс. Мозги есть, но ленивый до одури. Мордашка красивая, но вечно капризная и недовольная. Да и характерец! Весь в мамашу! Оскорбленный в лучших чувствах, Люциан уже хотел влететь в комнату и криками и вазами выразить свое негодование, как замер. Криками? Вазами? Гавейн что, прав? С того дня у него появилась цель: доказать. Доказать отцу, братьям, лорду Гринграссу, – да всем! – как они ошибаются. Себя пришлось буквально ломать через колено. Поначалу было неимоверно сложно сосредоточиться на занятиях, не вертеться и внимательно слушать: энергия, казалось, переполняла его, бурлила, требуя выхода. Люциан попросил учителя разбить каждый урок пополам и в пятиминутный перерыв активно прыгал. До гувернера, наблюдавшего за его потугами, наконец, стало что-то доходить, и он предложил воспитаннику бегать по утрам, играть в квиддич после обеда, а перед сном ездить верхом. Стало легче. Кроме того, он постоянно следил за своим лицом. Во всех отражающих поверхностях: зеркалах, витринах, окнах, полированных дверцах шкафов. И как только замечал, что появлялась недовольная, или капризная, или злая гримаса, тут же волевым усилием расслаблял мышцы, возвращая нейтрально-дружелюбное выражение. Со временем, когда удерживать его стало так же естественно, как дышать, Люциан сел перед зеркалом и, погримасничав с полдня, выбрал мимику на все случаи жизни. Каждая улыбка и выражение лица были отработаны им настолько, что при желании он мог за минуту продемонстрировать всю гамму чувств, на деле не испытывая ничего. Выбираясь на Косую аллею, Люциан старался переброситься фразой-другой с каждым встречным-поперечным, невзирая на возраст и социальный статус: с прохожими, с лавочниками, с торговками. И при этом внимательно отслеживал реакцию на себя и свои слова. Он понял, что изначально нравится буквально всем: красивый мальчик с обаятельной улыбкой и дружелюбным выражением лица. А значит, важно не испортить это первое впечатление. Он взял свой темперамент в узду и, выслушивая что-либо неприятное, уже не набрасывался на собеседника с криками и кулаками. Сначала лишь молчал и мысленно крыл визави отборной итальянской бранью из арсенала покойной матери, а потом, внимательно прислушиваясь на приемах в Боул-мэноре или других аристократических домах к беседам окружающих, научился парировать. Вечерами Люциан рылся в фамильной библиотеке, пытаясь понять, есть ли у него в будущем какие-нибудь варианты, кроме квиддича и женитьбы. Именно там, в полумраке большой комнаты, освещенной лишь несколькими канделябрами, он понял, что имел в виду отец, рассуждая об Обретенных, Лорде и нем, Люциане. Перспективы у него, действительно, были. Даже две. Смутные и призрачные. Однако, приехав в Хогвартс и познакомившись с Мелиссой, он понял, что мало того, что эти самые перспективы стали обретать определенные очертания, но возникла еще и альтернатива.***
– Возможно, звучит пафосно, но ты открыла передо мной новые горизонты. Я слишком примитивно смотрел на мир: или наследник, или никто. Или леденец, или кусок некой субстанции в воде. А тут приютская сиротка, не особо стесненная в средствах и оптимистично смотрящая в завтрашний день. Значит, есть варианты. Должны быть. Пусть все доходные места поделены века назад, окружены лесом и рвами с водой и крокодилами. Да, откусить кусок не удастся. Но ведь можно вырубить деревья и отгородить свою собственную полянку. Предложить что-то новое, чего маги никогда не видели. Поэтому и выбрался сегодня в Лондон. – Хотел с наскока найти «золотую жилу»? – фыркнула Мелисса. – Ну, я же не совсем идиот, – парировал Люциан и начал методично перечислять. – Всего лишь осмотреться, найти книжный магазин, накупить учебников по всем предметам за все классы. – Заплатить золотыми или серебряными монетами, – в тон ему продолжила девочка, – попасть в полицию, колдануть со страха, нарваться на разборки с Министерством, вылететь из школы. – Как вариант, – усмехнулся он, разводя руками, словно расписываясь в собственной глупости. – Но магловское образование мне необходимо. И я не отступлюсь. Когда я смотрел твои учебники, чувствовал себя тупой деревенщиной. Взять, например, арифмантику. Это та же магловская математика. Я сравнивал. Знания, необходимые для сдачи ТРИТОН, маглы получают в тринадцать-четырнадцать лет. Мелисса долго на него смотрела, а потом улыбнулась. – Что ж, Люц. Считай, тебе чертовски повезло. Мы сейчас идем в гости к одной очаровательной даме. Пока я буду решать свои вопросы, ты сможешь подробно побеседовать с ней о возможностях заочного образования и собственном учебном плане. Боул открыл было рот, собираясь, очевидно, засыпать ее вопросами, но Мелисса жестом прервала его. – Итак, с альтернативой все более-менее ясно. Теперь хотелось бы услышать о перспективах. Как я понимаю, они связаны с ответами на два вопроса. Первый: зачем твоему отцу понадобилась Обретенная? Люциан какое-то время размышлял, просчитывая все за и против, а потом махнул рукой. – А Мордред с тобой! Имей в виду, если ты Обретенная, я буду добиваться твоей руки. Весьма настойчиво. Сильные Обретенные могут создать новый магический род, не обремененный никакими фамильными проклятиями. Если уж отказываться от своей фамилии, то только на таких условиях. – Ну, ты красавец! Спасибо, предупредил, а не взял в руки дубину и не отволок за волосы в пещеру, – поперхнулась девочка и, заметив недоуменный взгляд Боула, задумчиво пояснила. – Так поступали первобытные люди. – Дубина была волшебная? – уточнил Люциан. – Простая, деревянная, – пожала плечами Мелисса и поинтересовалась. – А мне какая выгода выходить замуж за третьего сына, а не за наследника? – Прямая. Входя в существующий род, ты будешь лишь стельной коровой. Создавая новый – его главой. Супруг же привнесет фамильные таланты. Поэтому перспективнее выходить замуж за чистокровного мага древнего рода. На сегодняшний день я единственный вариант, подходящий тебе по возрасту. – И тебя устроит роль быка-производителя? – усомнилась Мелисса. – Разумеется, нет. Быком-производителем я стану, если женюсь на Фионе Флинт. Там мне регулярно придется крепко зажмуриваться и бросаться на амбразуру, думая об Англии. А в твоем случае я, скорее, буду кем-то вроде принца-консорта. Именно поэтому, когда мне было запрещено с тобой разговаривать, я и написал отцу письмо. Если бы он не отменил свое распоряжение, тебя могли перехватить. Это было бы несправедливо. Я первый тебя нашел. Выпалив все это, Люциан замолчал, напряженно ожидая негативной реакции. Но Мелисса не спешила вскакивать, возмущаться и топать ногами, лишь барабанила пальцами по подбородку, глядя вдаль. – Что ж, достаточно честно и откровенно. Ценю. Надеюсь, в будущем все будет так же. И мы обойдемся без всяких эксцессов, типа амортенции или заклятия подчинения. Не так ли? – наконец сказала она и посмотрела на мальчика, ожидая подтверждения, а дождавшись, продолжила. – Второй вопрос: каким образом Темный Лорд должен был вернуться к истокам? Люциан чуть расслабился, откинулся на спинку скамейки и принялся рассказывать. – Министерство магии появилось сравнительно недавно. Всего лишь в 1707 году. До его образования все вопросы решал Совет волшебников, который состоял из... – Верховных колдунов всех ковенов Британии, – как-то медленно и механически протянула Мелисса, а потом и резко спросила. – Ты хочешь сказать, что твой отец и лорд Гринграсс всерьез рассматривали возможность, при которой Темный Лорд принял бы род, вступил в права и созвал ковен? – Ну, да... – протянул Люциан, удивленный ее осведомленностью и напором. – На это имеют право потомки Мерлина, основателей и Певереллов, принявшие род. Их осталось-то раз-два и обчелся. И ни одного достаточно амбициозного и сильного, чтобы пойти на это. Многие древние роды ждали от Темного Лорда подобного шага, поэтому их наследники и подставляли руки под клеймо. Но Лорд, по мнению отца, слишком долго раздумывал, а потом заигрался. «Или его просто не приняла магия рода», – размышляла девочка, внимательно слушая Люциана, а тот тем временем продолжал: – Поэтому я и спрашивал тебя, а кто ты, собственно, такая? И вообще, откуда ты знаешь о ковенах? Информацию о них вымарали из всех учебников истории магии. _________________ (1) Роял-флеш – (royal flush – «королевская масть») старшая комбинация в покере, частный случай стрейт-флеша, состоит из пяти старших карт одной масти (туз, король, дама, валет, десять). (2) Гид, проводник. (3) Имеется в виду Друпи, персонаж мультфильма Тэкса Эвери. (4) Майорат (от лат. major – старший) – порядок наследования недвижимого имущества (прежде всего земельной собственности), согласно которому оно целиком переходит к старшему в семье. (5) В средневековой Европе старшие сыновья наследовали земли и титул, средние, обычно, становились священниками, а младшие чаще всего оправлялись в Крестовые походы. (6) Согласно Тете Ро, кожа человека, переболевшего драконьей оспой, становится зеленоватой. (7) Гавейн – племянник короля Артура, его «правая рука». (8) Stronzo – засранец. (9) Idiota – идиотка.