***
Солнце уже было в самом зените, когда высокий парень шёл по известной ему дороге до работы. Сегодня его последний рабочий день, чему был несказанно рад, а завтра он заслуженно отдохнёт за всё время, которое ему пришлось терпеть. Завтра он хорошенько погуляет на вечеринке у своего хорошего друга. А потом начнётся школа, и юноша сможет спокойно выдохнуть, забыв про все муки ада, которые ему пришлось пройти. Главное потерпеть одну смену. Дать отпор этой женщине и не позволить ей себя сломить. — Привет, Нацу, — выкрикнул брюнет, ставящий на поднос десерт в высокой вазочке с бантиком на ножке и двумя кусочками клубники по краям. — И тебе привет, Грей, — невесело отозвался парень. Он прошёл вглубь кухни, где небольшая пластиковая дверь вела в раздевалку. — Как сегодня? Она тут? — Ещё нет, — ответил по пути Грей, обходя столы, и одобрительно кивнул напарнику. — Но скоро обещает приехать. Ты же тут, — парень усмехнулся и ткнул друга локтем в бок, затем подмигнул ему, и на весёлой ноте вышел в зал. — Лучше бы не приезжала. — Нацу цокнул себе под нос и стал переодеваться. В шкафу парня ждала его фирменная форма — белая льняная рубашка, тёмно-синий удлинённый сзади жилет с такими же штанами прямого кроя и передник. В точности дворецкий наряд, как когда-то окрестил форму Нацу. В прочем, такого рода стиль кафе был довольно распространён в этом городке. Что-то типа косплея, но официально никто это никак не подтверждал. Повседневная форма — костюмы на парнях и наряды горничных на девушках (хотя сама хозяйка кафе всегда отрицала это, парируя тем, что это лишь стиль и крой такой — ничего общего), а изредка в заведении проводили тематические дни. Так и сегодня эта женщина решила устроить кошачий день. Чем она руководствовалась — было не ясно, но тот факт, что Нацу, как и многим нужно было это терпеть — расстраивал. — Как оно? — спросил Грей, который с нескрываемой радостью снимал ободок с кошачьими ушками с головы и передавал его сменщику. — С настроением? — Он попал в самое больное, наблюдая как друг морщился, держа в руках атрибут своего сегодняшнего костюма. — Лучше бы это был маскарад, как в прошлый раз. Не так стыдно было бы, — прыснул он, скаля зубы. — Там хотя бы лица не видно было. — Да ладно, тебе пойдёт, — рассмеялся Грей. — Тем более, что вряд ли кто сюда зайдёт с нашей школы. Не думаю, что кому-то из парней понравиться наблюдать за таким зрелищем. — Не забывай, что у нас тут и девушки работают, — цокнул Нацу, застёгивая пуговицы на рубашке. — У-упс, — рассмеялся тот, хватаясь за живот. — Удачи что ли. И с вечерней сменой тоже. Ты знаешь, что её продлили сегодня на час? — Что? — опешил парень. — Как это? С чего бы? — Кто знает, поди из-за тебя. — Грей сосредоточился, стараясь сделать как можно серьёзное лицо. Он положил руку на плечо друга и сказал: — Зато двойной оклад всем, кто работает допоздна. Так, что ты сегодня до десяти вечера. Не забудь уши снять. Как же Нацу хотелось треснуть друга, да посильнее. Все эти его пылкие шуточки уже порядком поднадоели. Да ещё и эти уши. Возможно, на девушках они бы и имели место быть, но вот на парнях. Он ужаснулся, когда надел ободок и посмотрел на своё отражение в зеркале, надёжно приклеенном к обратной стороне двери шкафчика. — Ну хоть без хвоста, — прыснул Нацу и нервно рассмеялся, что задёргался глаз, когда заприметил атрибут кошачьей тематики на лавочке. — Во попал… Всё, что хотелось, так это сорвать с себя всё и поскорее скрыться за ближайшим углом. И даже тот факт, что сегодня его ждёт двойная оплата — не давал ему уверенности засунуть себе в штаны эту ужасную штуку с чёрным тонким хвостом. Парень был настолько увлечён своими мыслями, уже успев полностью переодеться в рабочую форму, что не заметил, как изящная женская ручка, облачённая в белую перчатку, прошлась по его торсу, затем вверх — к груди, и остановилась на рубашке. Тонкими длинными пальцами она расстегнула две верхние пуговицы на юноше. Он был готов поклясться, что холодный пот прошиб его, а по спине бегал не один и не два табуна мурашек, а куда больше и гораздо масштабнее. В зеркале Нацу мог видеть, как темноволосая женщина немного отодвинула ворот его рубашки и слегка прикусила загорелую кожу шеи, облизывая её и оставляя ярко-красный след от фирменной помады. — Прости, я испачкала тебя, — сказала она, снимая свою перчатку. Женщина облизнула место укуса и нежно стёрла отпечаток. — Поправила. — Её голос звучал притворно-сладко, словно специально для него. — Не стоит так делать, — смутился Нацу. — Мы на работе. Что если нас кто-то увидит? Эти отношения противозаконны. — Это моя территория. Моё кафе. А значит — я здесь закон. — Теперь же её голос звучал куда ниже и серьёзнее, словно позволяя ему понять кто тут главный — что он не имеет права даже говорить ей о таких вещах. Этот холод, который Нацу буквально чувствовал всей кожей, он исходил от неё — от его начальницы, так бесстыдно совращавшей его на протяжении всей его рабочей деятельности. И он не мог назвать эти отношения никак иначе. Он не имел права распространяться, оборвать связи, и что самое страшное — она, — он боялся её. Парню не оставалось ничего, кроме как подчиниться, переступить свою мужскую гордость. Он знал, что не более, чем игрушка для неё, и ждал, пока она наиграется. Ведь все мы знаем, что происходит с игрушками в конце? Их выбрасывают за ненадобностью. Так и Нацу верил и наделся, что она выбросит его, как только начнётся новый учебный год, как только он уйдёт с работы. Но так ли это? Страх просчитаться был куда сильнее, особенно, когда он узнал, что его начальница настолько властна, что с лёгкостью может растоптать его и всю его семью в этом городе. Ответственность перед поступками и их последствиями заволакивала его, даруя страх. И каждый раз видя её серые, словно пустые, глаза, он не мог думать о чём-то другом. Для Амелии Баринкс открытие кафе-кондитерской было не просто очередной глупой идеей потратить деньги или дать рабочие места нуждающимся, как всегда твердила она, но и поводом выпить чашку травяного чая вместе с кулинарным произведением искусства — каким-нибудь пирожным или даже тортом. Женщина всегда любила сладкое (во всех смыслах) и не отказывала себе в лакомстве. Так и Нацу для неё был не более, чем очередной кусочек клубничного пирога с йогуртовой помадкой. Такой сладкий, притягательный и настолько же калорийный. Перебарщивать не нужно, но побаловать себя — почему бы нет?***
Красный авто с лёгкостью маневрировал на дороге. Объезжая большую выбоину в асфальте после автокатастрофы, ещё до приезда семьи Хартфилия в город, машина заехала за угол к уже известному им кафе. Люси слегка поморщилась, вспоминая, что именно тут она впервые в туалете почувствовала то, чего ей не стоило чувствовать, и впервые соврала матери. Её совесть буквально била её по сердцу, где в грудной клетке неприятно щемило. Осознание того, что и у той есть секрет от дочери, даровало спокойствие. Однако тот факт, что Люси и так знает о разводе немного смущал. Она чувствовала, что нечестна с матерью и это было самое неприятное из всех чувств. Пусть та и скрыла их с отцом разрыв от неё, но она по крайней мере посчитала это правильным, — чтобы уберечь своего ребёнка от ненужных переживаний, а вот сама Люси попросту боится. И это печалит, настолько, что находиться наедине с матерью мучительно. — Я подумала, что стоит уже пообедать, — аккуратно объявила о своём решении мать. — Но тебе, кажется, тут не очень нравится. Лейла осмотрела помещение: обыкновенное пригородное кафе, неоновый стиль которого напоминал ей её молодость. Все столики, площадка для танцев и даже стойки — всё в точности как в её времена. Она безумно скучала по этому месту, по этому кафе, и, что немаловажно — по этому городу. Городу, где зарождалась её жизнь. Городу, который позволил ей совершить роковую ошибку. Но она обрела семью и то, ради чего стоит жить. И не жалела ни о чём. Стоит ли теперь называть свой брак ошибкой? Ностальгия захлестнула её с головой, позволяя хотя бы мысленно окунуться вновь в то время, когда ей было хорошо, когда не было выбора и боли. Во времена её молодости. Именно по тому, что ей здесь было хорошо, Лейла привезла сюда и дочь, в надежде, что теперь всё станет проще, что этот город поможет им справиться с утратой и начать жить сначала — с самого начала, с которого начиналась её история, где не было «судьбы». В надежде, что Магнолия исправит все её ошибки и научит Люси жить. Даст всё, что именно ей нужно. Лейла верила, что её дочь куда умнее её самой, и что она справится, у неё всё обязательно будет хорошо. — Хорошо, мам, — девушка кивнула и присела за первый столик у окна, почти у самих дверей. — Мне, пожалуйста, блинчики с джемом и латте. — Она мило улыбнулась рыжеволосому официанту, который не спускал с неё глаз сквозь толстые стёкла своих голубых очков, и похлопала по кожаной обивке сидения, приглашая маму присесть рядом. — А вам, мэм? — парень жестом показал всю серьёзность его действий, что готов записать всё, что она закажет в маленький потрёпанный блокнот. — Тоже самое, — она ответила улыбкой на улыбку. Настолько ослепительной, что юноша замер на месте, поглядывая то на мать, то на дочь. Они были как две капли воды, нет, утренней росы — настолько прекрасны, что он не смел даже отвести глаз или что-то сказать, чтобы не нарушить это минутное помутнение. В его глазах читалось обожание и восторг. Официант был настолько потрясён красотой и схожестью, что не заметил как смущённо разглядывал лицо Люси. Но как только она перевела на него взгляд, то тут же извинился и быстрым шагом ушёл. Юноша был готов поклясться, что его сердце забилось в два, а то в три раза быстрее. — Что теперь, дорогая? — спросила Лейла, деловито скрестив руки на груди, облокачиваясь на спинку дивана. — Мы уже прикупили принадлежности для школы, как насчёт формы и остальных мелочей гардероба? Ты знаешь как выглядит форма вашей школы? — Конечно, мам, что за вопрос? — наигранно подняла бровь Люси. — Она простая, как и во многих школах. Видимо, они не стали заморачиваться с формой. Думаю труда не составит найти что-то в этом городе. — А что ещё тебе нужно будет помимо её и учебников? — женщина чуть придвинулась, как только им принесли заказ. — Так быстро? Спасибо. — Приятного аппетита. — Официант поклонился и ушёл прочь. — Пока не знаю, — ответила девушка, аккуратно беря в руки белоснежную кружку с кофе. Она отпила немного и, издав дольный вздох, добавила: — Да, это то, что мне было нужно. Лейла улыбнулась и повторила движение дочери. — А блинчики тут какие! М-м-м, ты просто обязана попробовать. Может хоть они изменят твоё отношение к этому кафе. — Ты уже тут обедала? — Люси деловито подняла бровь, беря столовые приборы в руки. — Знаешь, дорогая. — Лейла тяжело выдохнула, поставив кружку на стол. — Возможно, я была не до конца честна с тобой. В этот момент Люси подумала, что мать собирается рассказать ей про развод. Но почему именно сейчас? Она же испортит всю атмосферу. Всё не должно было произойти так быстро! Девушка порядком запаниковала. Она шумно выдохнула и сглотнула. Ей казалось, что лишь она одна была самым настоящим засранцем, и из всех присутствующих за этим столом именно она просто обязана немедленно побежать к священнику и отпустить грехи, чтобы не задохнуться от страха прямо сейчас, прямо за этим столом. Иначе всё спишут на так нахваленные матерью блинчики. А это было последним, чего ей хотелось сейчас. — Люси? Ты меня слушаешь? — нахмурилась женщина и тут же охнула. — Ты такая бледная! Дорогая, что с тобой? — Всё в порядке, мам. — Она попыталась изобразить на своём лице некое подобие улыбки, но Лейла не была бы её матерью, если бы повелась на эту детскую уловку. — Дорогая, — она мучительно больно для слуха Люси протянула гласные. — Неужели ты так переживаешь, что у меня от тебя могут быть секреты? — В её голосе чувствовалась дрожь, а тот факт, что Лейла, сама того не замечая, прикусила нижнюю губу, выдавал её настолько, насколько она была тронута переживаниями дочери. Минутное молчание, которое так не кстати, а может наоборот, нарушили большие двойные стеклянные двери, что с громким скрипом открылись, запуская в зал кафе троицу из низких, пузатых мужчин в стеганных жилетах. По их громким голосам можно было понять, что они завсегдатые постояльцы. — Джимми, сделай-ка мне как всегда: банку пива и пару гамбургеров, — хриплым голосом окликнул бармена, стоящего за стойкой, самый высокий среди компании. Он был готов уже присесть за барную стойку к своим друзьям в ожидании заказа, как обернулся и нахмурился. — Не беспокойся, мам. — Видя, как разнервничалась её мать, Люси старалась уйти от темы и вновь вернуть разговор в нормальное русло. — Знаешь, мне в школе сказали, что я должна записаться в какой-нибудь клуб, ну типа, кружок. Так что скорей всего после нужно будет что-то ещё прикупить. — Девушка нарочито тронула Лейлу за руку, обращая её внимание на себя. — Только вот я не знаю, что выбрать. Совсем уж я у тебя не талантливая. Или как это назвать? Да… Я похоже и тупая, — Люси рассмеялась, наблюдая, как уголки губ матери поднимаются вверх. — Не говори так, — женщина выпрямилась и улыбнулась в ответ. — Лейла? — В их разговор в самый неподходящий момент так нагло прервали. — Это правда ты? Вернулась! Эй, парни, тут Лейла вернулась в город! Малышка Лейла! Мужчина помахал своим друзьям, от чего те лишь громко поприветствовали её, но с мест даже не встали. Они вновь занялись своими делами и обсуждением какой-то очень важной темы, в то время как их приятель упёрся одной рукой в спинку дивана, а второй поглаживал свою густую рыжую бороду. — И тебе здравствуй, Билли, — улыбнулась Лейла, чуть смущаясь реакции Люси и то, что так и не успела ей рассказать. — Ох! Мать честная! Не припомню, чтобы у тебя была сестра! Это твоя дочь? — Билли округлил глаза, откровенно пялясь на Люси. — Кто бы мог подумать! Вылитая мать! И как же тебя звать, красавица? — Л-люси, — смущённо протараторила девушка, замечая как забавно мамин знакомый шепелявит через раз. — Вот эта встреча! Какими судьбами тебя занесло в эту дыру? — Завороженно осматривая то Лейлу, то Люси, мужчина возбуждённо почёсывал подбородок и широко улыбался, так радушно и по-свойски, что его компания ничуть не была в тягость. — Надолго к нам? — Навсегда, — как-то грустно улыбнулась она. Больше всего на свете ей не хотелось сейчас говорить о своей семье и причине переезда. И Билли наверняка понял это по её глазам, таким опечаленным, вопреки красивой улыбки. — Ох, — он посмотрел на наручные часы, затем на своих друзей, — рад был повидаться, и с тобой — Люси — приятно познакомиться. Заходи как-нибудь, если помнишь, где живём. Я скажу Белле, она будет рада тебя видеть. А сейчас прости, мне пора. Рейс, знаешь ли, не подождёт. Безумно рад встречи! Как-нибудь ещё увидимся и прости, что не остался! И попрощавшись он ушёл за стойку, где быстро забрал заказ и вышел вместе с двумя остальными мужчинами. На улице их ждал большой белый трак с голубыми буквами фирмы, где они, по всей видимости, работали. — Итак, — начала Лейла. — Ты можешь начать говорить, что думаешь по этому поводу, а я буду оправдываться. — У меня так много вопросов, — возбуждённо начала девушка, хватаясь руками то за голову, то раскидывая их в стороны, проявляя множество эмоций за раз. — Просто начни с самого начала, иначе моя голова лопнет, пока я буду перечислять их. — Начну с того, что не успела, но хотела рассказать. Люси, мы не случайно приехали сюда. Это мой родной город. — Сделав небольшую паузу, Лейла внимательно изучила удивлённое лицо дочери и продолжила: — Ты же не думала, что я всю жизнь жила в Крокусе? — рассмеялась женщина, но тут же утихла, видя как возмущённо Люси сложила руки и склонила в бок голову. — Хорошо, прости. Я расскажу. И за этим разговором они не заметили как прошло несколько часов, как выпили по четыре чашки кофе, заказали ещё пирожное и мороженое, даже молочный коктейль, но к фирменным блинчикам так никто и не притронулся. Лейла словно сбросила камень с души, что так тяготил её плечи. Он тянул её вниз — к земле, всё больше отдаляя от дочери. Но теперь она смогла выпрямить спину, широко раскрыв грудь, и вдохнуть так глубоко, насколько это было возможно. Женщина вещала с трепетом и опаской, всё, абсолютно всё с самого начала, и она не побоялась нырнуть глубоко в прошлое, чтобы рассказать об этом. Не испугалась и даже не подумала как тяжело ей может быть тревожить старые раны столь счастливыми воспоминаниями. А ведь и правда, ей было хорошо рядом с ним — с Джудо, именно с него началась её история. С того, как она будучи подростком приехала в столицу и впервые увидела его, такого мужественного, широкоплечего, спускавшегося с перрона. И тут же влюбилась. Об их знакомстве, встречах и зарождающейся любви. Лейла без сомнения всегда верила, что если и существует судьба, то это она и была. Что это если не судьба? Она рассказывала о своей жизни в этом городе, о школе, о том, что этот низкорослый мужичок с густой рыжей бородой и лужайкой из плеши на затылке её старый сосед, а Белла — его дочь и её старая хорошая подруга, которую та не видела с момента как уехала с города. О том, как умерла её мама — бабушка Люси, и Лейла осталась совсем одна, посему Джудо и забрал её. И этот рассказ был настолько лёгким и эмоциональным, что она всеми фибрами души чувствовала, как тяготит её та мысль, что она не может рассказать дочери о причине, по которой они вернулись — о предательстве и соулмейте. Это слишком больно и сложно для неё. Эта та часть всего, что совсем молоденькому сознанию Люси ещё знать рано, а может и вовсе не нужно. Кто знает на что могут натолкнуть её мысли о том, что где-то там для тебя уготована твоя вторая половинка, которую уж точно никто не уведёт, и, что найдя такую, ты будешь счастлив вопреки всему. Так или иначе, но Лейла знала об этой теме гораздо больше, чем кто-либо, ведь за все годы борьбы с припадками законного мужа, она пролистала столько книг, нашла столько информации об этом, что вполне могла бы защитить докторскую, потому как она не раз читала несколько таких от одного учёного. А знать наверняка как её дочь относиться к уготованной судьбой второй половинке она не могла. Кто знает, что подросток в самом прекрасном возрасте может думать о мальчиках и половом созревании? Вдруг у Люси крышу снесёт от такого и она станет гоняться за своим соулмейтом, и что ещё хуже — загубит свою жизнь на поиски, которые могут даже не увенчаться успехом. Всё-таки Лейла никогда не говорила с дочерью на тему парней и даже секса, ведь прекрасно понимала, что её дочь умная, она сама уже знает всё и, наверняка, ещё ни в кого не влюблялась и ничем подобным не занималась. Но какая-то материнская часть неё всё же беспокоилась. Кто знает как всё может обернуться. — Знаешь, — начала Лейла, возвращаясь от мыслей к реальности. — А не пора ли нам за формой? Время, конечно, ещё не позднее, торговый центр работает до восьми вечера, но вот что-то я не особо горю желанием возвращаться домой слишком поздно. К тому же дел ещё не мало. — Ну, у нас есть в запасе два часа, — напомнила Люси. — А что ещё ты хотела? — Купить продуктов, например, — рассмеялась женщина. — А то кому-то скоро в школу готовить обеды. — Ну мам, — запротестовала Люси. — Может я лучше в столовую буду ходить? Сейчас почти никто не носит с собой бенто. Тем более, что обеды в школьной столовой уже включены. Не зря же я перевелась именно в эту школу. — Тут девушка задумалась и вопросительно посмотрела на мать. — Кстати, а почему именно в неё. Ты в ней училась? — Нет, что ты. В моё время это была непозволительная роскошь. — Тогда почему ты отправила меня именно в неё? — В этой школе очень хорошая рекомендация, — мечтательно прикрыв глаза, ответила Лейла. — Так что учись изо всех сил. Если будут проблемы, говори, я помогу. Можем репетитора нанять или ещё что. — Не думаю, — тут же хмыкнула Люси. — Я же была в топ двадцать учеников прошлой школы. Я, знаешь ли, довольна умная. — Она хихикнула и тут же приложила палец к губам. — Только если эта школа не для вундеркиндов, тогда моё имя будет на сотом месте. — Если ещё будет, — поддержала смешок мать. — Знаешь ли, — передразнила она, — в топ сто попасть не так просто. Это тебе не одна из обычных школ, пусть и столичных. — Да уж, — фыркнула девушка. — А Магнолия не такая уж и маленькая. Приличный город. Чем больше времени они проводили друг с другом, тем легче на сердце у обеих.***
Нацу никогда не был скромнягой и не строил из себя невинную жертву, но вот наедине с этой женщиной он чувствовал себя именно таким. Каким-то маленьким травоядным зверьком с пушистым хвостиком, на которого набросился дикий зверь или даже того хуже — охотник, чтобы забрать его хвост, как трофей, а после зажарить до румяной корочки и съесть. Такая перспектива его не устраивала, но что он — беззащитный зверёк — мог сделать против охотника, который, казалось бы, раз в десять больше его и сильнее раз в сто? Амелия давила на него своим положением и грудью пятого размера, так сильно, что он вот-вот готов забыть как дышать. Все её ласки, касания, поглаживания и даже поцелую были наполнены страстью, какой-то грубой и животной, что никак его не возбуждало, а скорее отпугивало. Она так неистово лезла языком ему в рот, что, казалось, будто его вот-вот стошнит. И почему же, спрашивается, их до сих пор никто не застукал? — Мне пора работать, — еле выговорил, задыхающийся от её напора, парень. — А то нас так увидят. — Ну и что? — Фыркнула она, глядя ему в глаза. Амелия сама не была довольно высокого роста, но шпильки в пятнадцать сантиметров прибавляли не мало, да так, что сейчас она была почти одного роста с Нацу, пусть и совсем чуть-чуть ниже, и это, кажется, её ничуть не смущало. — Никто не будет об этом говорить. Я всё улажу. — Знаешь, — выдохнул парень, — я бы не хотел, чтобы из-за меня кто пострадал. Так что давай обойдёмся без увольнений. Хотя бы в мой последний день. — Ути мой сладкий, — она по-матерински подёргала его за щёчки. — Какой ты у меня добренький. И Нацу уже успел пожалеть о своих словах. На мгновение ему показалось, что этим он только поднялся в её глазах, стал на уровень выше. А что если она не захочет так просто расставаться со своей игрушкой, а поставить её на полку, как трофей? От одной только мысли юноша побледнел. — Мне правда пора идти. — Хорошо, — она отошла от Нацу, поправляя ворот его рубашки. — Только не смей больше подходить к тому столику, понял? — Предельно, — фальшиво улыбнулся парень и тут же вышел прочь с её кабинета. Причина, по которой она так упорно пыталась доказать Нацу, что он принадлежит ей и только ей, кроется в её собственничестве. В характере. А ещё в тайном подглядывании за ним в зале в камеры, где Амелия и заметила, как парень улыбнулся на комплимент (а это был именно он, она была уверена) каких-то размалёванных девиц. Может её ревность была заложена в том, что она привязалась к своей игрушке, или в её возрасте. Как ни крути, но тридцать не семнадцать и даже не двадцать. А совсем недавно она нашла у себя первый седой волос, что уже говорить о морщинке на лбу, из-за которой женщина тут же помчалась к косметологу за «уколом красоты»? Она чертовски хотела его с того самого момента, когда впервые увидела на мониторе как Нацу переодевался. Как играл рельеф его пресса под искусственным светом лампы, как аппетитно выглядела его задница в тех синих боксерах, полностью обтягивающих тело, и как выпирал бугорок его мужского достоинства. Но вот беда, паренёк оказался сильнее и умнее, чем она ожидала, и так просто прыгнуть к ней в кровать отказался. Отказался и от денег. Но она нашла-таки рычаг давления на него в виде его отца — Игнила, простого предпринимателя, который уже не первый месяц пытался выиграть тендер на строительство. И она могла поспособствовать ему, а могла и разрушить всё, включая и его дальнейший бизнес. И кто бы подумал, что Нацу окажется таким послушным. Амелии хотелось вдоволь наиграться с ним, почувствовать все его страхи, её превосходством над ним. Власть — всё, что она имела. И сейчас она уже была готова поиметь его. Сам виновник понимал чего ожидать от сегодняшней прибавки и продления графика. Это вовсе не означало начало нового сезона, совсем нет. И Нацу не глупый, далеко не глупый парень, чтобы думать, что ему придётся задержаться только на час. Всем официантам и поварам — да, ему — нет. Возможно, его будет ждать даже целая ночь с ней. И от одной такой мысли юноше становилось так плохо, что он готов был волком выть. А тот факт, что ради него она удвоила всем оклад только ухудшал ситуацию. Вот так она его оценила, а Нацу чувствовал себя проституткой. С одной стороны довольно хорошая собой женщина, фигуристая, страстная, готовая сделать всё сама и даже больше, а с другой его совесть и дикое нежелание, как и страх того, что она с ним и его семьёй может сделать за неповиновение. Адреналин в крови зашкаливал с каждым часом, приближающейся расплаты. — Так сильно вляпаться мог только ты — Драгнил! — выругался он, стоял у раковины в мужском туалете. — Чёрт. — Ужасный день, да? — отозвался высокий мужчина в костюме шеф-повара, который выходил из кабинки. — Не представляешь, Гилдартс, просто не представляешь. — Да нет, друг мой, все всё уже представляют, — хмыкнул он. — Я бы предложил тебе виа гру, да боюсь тебе понабиться что-то с обратным эффектом, — мужчина подмигнул парню, когда мыл руки. — Хорошо, что камеры звук не пишут только здесь — Спасибо, Гилдартс! — широко улыбнулся Нацу, стараясь не обращать внимание на предмет слежки, чтобы не подавать виду, что он знает. — Это же гениально! — Тут за углом аптека, я прикрою. — Мужчина вытер руки и кивнул юноше. Нацу никогда не был так счастлив, как сейчас, по крайней мере, он не помнил такого за последние месяцев двенадцать, уж точно. Это же так просто! Если у него не встанет на неё, то ничего и не будет! Амелия просто разочаруется и вышвырнет свою игрушку куда подальше. А Нацу только это и нужно — свобода! Парень внимательно прочитал инструкцию. До закрытия кафе есть ещё пара часов, а значит выпить таблетку стоит примерно через часик. Конечно, он боялся того факта, что если всё пройдёт не по плану, то у него может не встать совсем, но сейчас было куда важнее избавиться от похотливой начальницы. А ведь одна или даже две таблетки не помешают, так ведь? Нацу был настолько взволнован, что решил проверить и выпил одну таблетку. В течение получаса он специально косячил и привлекал внимание женщин, мило улыбаясь им, чтобы Амелия сама обратила внимание и вызвала его. Но ничего не происходило, и вот, когда уже оставалось минут десять до конца рабочей смены, когда все посетители разошлись, оставляя зал пустым, а работники убирались и готовились к уходу домой, эта женщина вышла из кабинета сама. Она была в самом худшем из своих настроений. И Нацу уже успел сто раз пожалеть о том, что он наделал, и даже о том, что сейчас таблетки лежат в его шкафчике, а действие этой вскоре может закончиться. Парень был удивлён, когда фармацевт спросила его о времени, на которое он собирался усмирить своего дружка, и что существуют такие препараты, которые могут справиться с этим без вреда здоровью всего на пару часов. Если на протяжение двух часов после выпитой таблетки он будет подвержен возбуждению, то препарат просто не даст его члену налиться кровью и встать в боеготовность. Настоящий импотент на пару часов! То, что нужно. Это было блестящим прорывом в медицине, зачем это, правда, было сделано — не ясно, но именно сейчас — ему просто необходимо. Отчитав своих работников, Амелия раздала всем зарплату в конвертах и проводила домой убийственным взглядом. Словно, если кто останется тут хотя бы переодеться, то пожалеет о своём решении. И так как из этой смены только Нацу был несовершеннолетним и срок его рабочего договора истек, ему нужно было сдать форму. Посему только он и остался из всего состава. Конечно, это не могло вызвать подозрений, так как начальница даже на него несколько раз гаркнула и отчитала за разбитую кружку, для прикрытия конечно же. Но маскировка подействовала бы, если бы никто не был в курсе. Все знали, но, молча, сочувствовали пареньку и боялись хоть как-то подать виду об этом. Амелия коварно улыбнулась и подошла вплотную к Нацу. Правой рукой она резко схватила его за пах, прижимаясь грудью к широкой оголённой спине. — Не одевайся, — промурлыкала она ему в ухо. — Так даже лучше. Женщина развернула юношу и обеими руками прижала за плечи к шкафчику. Облизывая пухлые губы, она медленно снимала одну перчатку за другой, наблюдая за реакцией Нацу. И как только её пальчики были полностью обнажены, она тут же зацепилась ярко-красным наманикюренным ногтем за край боксеров и потянула их вниз, затем задействовала вторую руку. — Ты сегодня был очень плохим мальчиком, — облизнулась она. — Тебе так сильно не хватало моего внимания, что действовал мне на нервы? Амелии не составило большого труда встать на колени перед парнем и провести рукой по всей длине члена, осматривая каждую венку и надавливая на неё, видя как он твердеет в её руке, как Нацу сглатывает, видимо, в ожидании. Это льстило и доставляло удовольствие, но чтобы поднять член она готова была даже отсосать, тем более, что так хотела это сделать с самого утра. Игра стоила свеч, однозначно. Она прошлась кольцом из пальцев по всей длине ствола, второй рукой придерживая и перебирая яички. Затем вернулась к головке, чуть оттягивая кожу, на что получила довольный вздох от покрасневшего то ли от смущения, то ли от удовольствия парня, а может всё сразу. Это распаляло, заставляло с удвоенной силой давить на него. И она опустила голову, касаясь губами головки, словно целуя, затем наклонилась и так же прошлась по всей длине члена, в окончании всасывая в рот яички и тут же языком прошлась обратно до головки. Нацу не понимал за что ему такая подлость. Как он мог вовремя не выпить таблетку?! Член реагировал слишком остро на каждое движение — умелое движение. Ему и правда было приятно, настолько, что, кажется, он вот-вот лишится возможности здраво мыслить и трахнет её прямо в рот. Юноша понимал, что ему стоило быть сдержаннее, но куда уж, когда практически полгода был на голодном пайке, даже без дрочки, а тут такие ласки. Он признавал, что его начальница была опытной и не сомневался, что она умеет доставлять удовольствие, но чтобы вот так вот. Если её поцелуи были противны, а мокрый язык в его рту так вообще раздражал, то именно здесь — на его члене — ему было самое место. И он бы соврал, если надеялся, что сам смог бы справиться, без таблеток, на одной только силе воли и отвращении, но нет. Его тело реагировало настолько остро, что каменный стояк и желание скорее кончить не покидали его. Но за ним не убудет. Сейчас она брала его член в рот настолько глубоко, что он чувствовал её горло, и то с какой скоростью она насаживалась просто не могло не заставлять его застонать. Амелия чувствовала его полностью, она даже знала, что Нацу скоро кончит, поэтому убрала губы и стала надрачивать руками, чтобы сперма попала ей только на грудь. Какой бы извращенкой она ни была, но вот кончать на лицо никому не давала, тем более в рот, а особенно глотать сперму. Это было для неё худшим унижением. С громким рыком Нацу кончил, сжимая руки в кулаки. Он ударил соседний шкаф, от чего Амелия вздрогнула, но улыбнулась ему. От одной только мысли, что сейчас ему придётся трахать эту женщину под ложечкой засосало. Всё было как-то неправильно, как-то противно. И тут играл свою роль даже не фактор страха за семью и её власть над ним, а что-то ещё. Сердце болезненно закололо, отчего Нацу скривился и упал на пол. Последнее, что он слышал, это женский испуганный крик и смазанную картинку перед глазами.