Точка невозврата...

— Берешь ли, Джиллиан Фостер, этого человека, Стивена Грэхема, в законные мужья? Фостер колебалась всего секунду. — Да, беру, — проговорила она почти беззвучно, на секунду закрыв глаза, всё еще до конца не веря в происходящее. — Берешь ли ты, Стивен Грэхем, эту женщину Джиллиан Фостер, в законные супруги? Стив повернулся и, горделиво посмотрев на неё, довольно улыбнулся. — Да, беру. Они стояли на террасе своего дома лицом к синему пресинему океану. Говоря «да» Джиллиан не переставала ощущать себя лгуньей. Прежде чем согласиться на брак, она провела ни один день в мучительных раздумьях, но её все равно терзало острое чувство неуверенности и фальши . Что бы они там со Стивом не обговорили, она так или иначе отдавала свою жизнь другому человеку, не любя его, разве что испытывая всеобъемлющее чувство благодарности. Где-то в глубине души теплилось гаденькое чувство, что брак - это всего лишь только подписанная бумажка, он не навечно, и в любой момент она сможет сбросить его, как сбрасывают с плеч ставшую ненужной одежду. Что ж, ей было, у кого учиться цинизму. Но сейчас происходящее на террасе казалось Джиллиан настоящим фарсом, сценой из любовного романа, её обещания были не чем иным, как ужасающей ложью. «Быть вместе до конца дней своих. В беде и радости…» Стив был слишком напорист, а она физически измучена и деморализована. Слишком долго она была заложницей своего тела и до сих пор не выбралась из этого жуткого плена. А Стиву она была слишком многим обязана. Если бы не он, не его забота, поддержка и упорство, вряд ли ей удалось выдержать все испытания, что принесла в её жизнь беременность. Сложнейшую внутриутробную операцию и последовавшие за ней, убийственные по своей тяжести три месяца полной неподвижности. А когда она уже была готова сдаться, только настойчивость и непробиваемая уверенность Стива «что всё окончится хорошо» помогла ей выжить. И этот ритуал бракосочетания, не смотря на всё правдоподобие, был ничем иным, как финальной частью их соглашения. Может быть она и смирилась бы с тем что поступает правильно, но Джиллиан не оставляло мучительное ощущение того, что Стив доказывая ей необходимость их брака, как финансового соглашения, был искренен в своем желании стать мужем и отцом. А она? Она всего лишь пряталась за его спину, спасаясь от бешеных трат за лечение, желания схватить ребенка в охапку и рвануть к человеку, который самоустранился из её жизни. «Какую чушь ты несешь, Фостер. Ты сама себя слышишь? Ты веришь хотя бы одному слову? Разве ты этого хочешь, Фостер?» — она задавала и задавала себе, одни и те же вопросы, на который не имела ответа. «Нет. Но я не могу поступить иначе». «Ты всё еще думаешь о том, что осталось в прошлом и должно быть забыто». «Забыто? Не смеши. А лгать можешь кому угодно, только не самой себе. Ты же хочешь…». « Заткнись. Перестань немедленно. Это только в кино браки совершаются на небесах. Любовь в семейной жизни не главное. Уважение. Доверие и много еще чего намного крепче связывают людей. Любовь приносит только одни муки». «Стерпится, слюбится. Это ты так шутишь? Бессовестная обманщица». Стивен наклонился, чтобы её поцеловать, и Джиллиан прервала свой сумбурный внутренний диалог, ощущая истинную радость, что её физическое состояние после родов, не допускает и мысли об интимной близости между новоиспеченными супругами. Позже они спокойно обедали на той же террасе, освещенной лучами заходящего солнца, любуясь на океан. — Джилл, дорогая, как ты себя чувствуешь? — спросил её Стив, беря за руку. — Всё просто чудесно, — помолчав, ответила она, на этот раз, говоря правду. Отложив вилку, Джиллиан перевела взгляд на детскую коляску, стоящую рядом со столом и, откинув воздушную кисею, заглянула внутрь, не в силах удержаться, чтобы снова не полюбоваться своей двухнедельной дочерью. До сих пор, Фостер с трудом осознавала тот факт, что все её мучения закончились. Ей не надо считать дни, не чувствуя собственного тела, страдая от боли, жажды и неподвижности, зная что каждый из этих дней так важен для ребенка и чем дольше он проведет в утробе матери, тем для него лучше. Осталось позади экстренное кесарево, и она произвела на свет долгожданного ребенка. Девочку. Девочку, чьё отцовство до сих пор она так и документально и не подтвердила. Говорят, что мать интуитивно знает, кто отец её ребенка. Чушь. Она могла одним коротким и так любимым словом Кэла опровергнуть это утверждение. Ничего, она ничего не ощущала, кроме одного — Оливия её дочь. И сейчас, глядя на ребенка, Джиллиан снова и снова выискивала черты сходства. С кем? — Прекрасно, — донесся до слуха Джиллиан какой-то туманный голос Стива, она моргнула, возвращаясь в реальный мир, и посмотрела на мужа. — Я ведь теперь самый счастливый человек на свете, — сказал он, чокаясь с её бокалом шампанского. «А я ненавижу себя за трусость и глупость. Если бы он хотя бы… Перестань! Немедленно, не рви себе душу. Он всё знает и если бы хотел… Если бы ты была нужна…» Она тряхнула головой и исхитрилась мило улыбнуться мужу. «Боже, сделай так, чтобы этот был всего лишь сон». Пригубила шипучий, колющий язык напиток и кратко вздохнула, сожалея, что молоко так и не пришло, и кормить грудью дочь ей не суждено, а значит можно напиться. — Стив, — Джиллиан поставил на стол полупустой бокал, — я бы хотела выпить чего-нибудь более крепкого. Виски, например. — И ей было наплевать на то, как удивленно округлились глаза мужа, она противореча своим убеждениям, но идя на поводу чувств хотела пусть мысленно чокнуться с Кэлом и услышать слова поздравления. Кто если не Кэл, знал о её одержимости и желании стать матерью. «Господи, что же я натворила?» — В лучах солнца сверкнуло обручальное кольцо. «Не ворчи, так будет значительно лучше. Ты же изменила своему слову и сделала всё чтобы этот ублюдок узнал». «Чушь. Он не ублюдок, он такой, какой есть. Ты сама это прекрасно знаешь». «Но он даже не позвонил». « И может к лучшему? У тебя всё равно нет доказательств. А он очень подозрителен. Так что лучше забудь. Выброси из головы». «Не получится. Нам надо решать, как поступить с фирмой. Что бы он там не твердил, я всё еще совладелица «ЛайтманГрупп» и нам в ближайшее время придется встретиться». Захныкала в коляске малышка. Словно из-под земли появилась няня, пожилая, улыбчивая мексиканка. Из-за послеродовых осложнений, Джиллиан не могла поднимать ничего тяжелее чайной чашки и, как бы ей не хотелось заниматься ребенком самостоятельно, пришлось смириться с присутствием в доме няни. — Марисоль, дайте мне её, — попросила Джиллиан. Она приподнялась на стуле, подавшись вперед. Фостер все еще удивлялась той нежности, что охватывала её при каждом взгляде на дочь. Девочка была само совершенство. Словно почувствовав взгляд матери, она зашевелилась и замахала перед личиком розовыми пальчиками безупречной формы с крохотными белыми ноготками. Тонкие каштановые волосики покрывали головку. Хотя глаза ребенка были закрыты, маленький ротик двигался, будто она посылала поцелуй. — Мое солнышко, — прошептала Джиллиан, чуть не задохнувшись от восхищения перед собственным крошечным творением, этим маленьким чудом, и тихонько подвинула её к себе, чтобы еще раз разглядеть каждую черточку круглого личика. Как раз в этот момент дочь открыла глаза — точную копию глаз матери. Пораженная, Джиллиан смотрела на ребенка, уверенная, что и малышка видит её тоже. — Она красавица, правда? — опередил её Стивен, мягко касаясь пухлой щечки. — Настоящая красавица, — прошептала Джиллиан, не в силах отвести взгляда от дочери, и прибавила с дрожью в голосе: — Я хочу её покормить. Марисоль протянула бутылочку, и через пару секунд крохотный ротик жадно впился в соску, с громким чмоканьем поглощая молочную смесь. Господи, от чего же сердце рвет на части мучительная боль. Джиллиан прикрыла глаза, борясь с подступившими слезами. *** Лайтман сидел в баре «Десятый доктор», рядом с ним пристроилась пухлощекая блондинка с аппетитной грудью, из тех, что Фостер называла «женщина-рулетка». Бармен, наливая очередную порцию виски, сморозил несусветную чушь, соседке-блондинке она показалась забавной и девушка гортанно рассмеялась, запрокидывая голову. Её рука на несколько мгновений, как бы случайно, приземлилась на бедро Кэла. Хорошо понятный жест — она готова познакомиться поближе, если он захочет. В глубине души Кэл очень хотел, чтобы ему захотелось. Девушка красивая и веселая и она явно заинтересована в нём. Было бы неплохо отдаться в сладкий плен, выкинув из головы все остальные мысли. Но Кэл, не переставая, думал о Фостер. Где-то за пару недель до прошлогоднего Рождества ранним утром они столкнулись с Эмили на кухне. Дочь перетрясала свой школьный рюкзак, вывалив его содержимое на стол, она тасовали книги и тетради. Не обращая внимания на отца, недовольно проворчала себе под нос: — И куда же он запропастился. Где же это гребаный учебник по траханью? — Что ты там бормочешь? — моментально насторожился Кэл, услышав знакомое слово. — Да так ничего, — отмахнулась Эмили. — Милая, я еще не старый дед и на слух не жалуюсь. — Сексология, — Эмили сунула ему под нос учебник, на обложке которого белозубо улыбалась мужчина и женщина, держа на руках пухлого, вихрастого младенца. — Нашлась. Ну, ладно, пап, пока. Рано меня не жди у нас репетиция рождественского представления. Сунув руки в рукава куртки, она нахлобучила на голову капюшон и забросила на плечо рюкзак, торопясь к входной двери. — Да, кстати, — Эмили поправила капюшон и, не оборачиваясь, совершенно равнодушно бросила через плечо: — Джиллиан беременна. Он минут пять стоял, раззявив рот, не шелохнувшись, в абсолютной тишине кухни и слышал, как стучит его сердце и пульсирует кровь в венах. Стиснул зубы с такой силой, что заныли челюсти. До его сознания постепенно доходило, что в тот вечер в кабинете Фостер он был настолько зол и возбужден, что пренебрег одной важной деталью. Да и не было у него в наличии той очень важной маленькой резиновой штучки, он не думал о последствиях. Но через секунду отмел мысль о своём отцовстве как абсурдную. Он слишком хорошо знал Фостер. Она хоть и не признавала свои способности, но могла виртуозно врать, но в некоторых вещах её правильность просто зашкаливала. Если бы она была беременна от него… Как его там? Стив. Кэл не сдержался и выдал лихо закрученную матерную фразу, обрушив кулаки на стол с такой силой, что от боли из глаз брызнули слезы. Он потребовал налить еще виски и выпил залпом. Алкоголь обжег горло и пищевод, взбудоражил желудок, но Кэл не получил от выпивки прежнего удовольствия. С недавних пор он не получал удовольствия от многих вещей, которые ему не так давно нравились. Кто бы мог подумать, что случайный секс с женщиной может быть чреват такими неприятностями. Он мрачно смотрел на жизнь и не мог понять почему. Что же с ним происходит? Наверное, это скука. Тоска. Он слишком часто оставался один, и у него внезапно появилось много свободного времени для размышлений. Ему нужны факты, и в то же время он страшился докапываться до них, потому что вместе с ними на свет могло появиться нечто неожиданное. Его мысли вновь и вновь возвращались к Фостер. Когда Эмили принеслась с радостным воплем «Свершилось» и расцеловала его в обе щеки, он всё же позвонил в госпиталь. Он не мог знать, что регистрационная медсестра, отвечавшая на его звонок, отрабатывала последние минуты своего двадцати четырех часового дежурства, мечтая об одном, как можно скорее добраться до дома и отоспаться. От усталости у неё мутилось перед глазами, и она плохо соображала. Отвечая на вопрос Кэла, она случайно поменяла местами восемь месяцев и семь фунтов, механически отрапортовав: « Четыре дня назад пациентке Фостер на седьмом месяце было проведено экстренное кесарево, родилась здоровая девочка весом восемь фунтов и две унции». Кэл не был гением математики, но совершить простое арифметическое действие ему оказалось вполне по силам. И те неопределенные подозрения, что нет-нет, а донимали его, так и остались подозрениями. Всё же папаша Стив. Но он всё равно не мог не думать о Фостер.