Клянусь бородой Мерлина

Для тех, кто внимательно читал историю Хогвартса, не секрет, что зачисление в школу осуществляется путём записи имён одарённых детей в Книгу доступа, которая расположена в одной из закрытых башен школы. Доступ в башню в обычных условиях разрешён только текущему директору, а вот самой книги нельзя касаться вовсе. Нет, формально это не запрещено, только вот ни один волшебник так и не сумел преодолеть защиту, которой окружен постамент со всей необходимой атрибутикой. Таким образом, запись в книгу осуществляет не какой-то чародей, а древнее облезшее Перо приёма, которое, равно как и книга, было зачаровано четырьмя основателями школы. Никто так и не выяснил, что за чары позволяют Перу фиксировать рождение младенца, а также различать в нём магла, волшебника или сквиба. Но одно известно точно — ни один ребёнок, чьё имя не было вписано в пожелтевшие книжные страницы, не был допущен до обучения в Хогвартсе. До сих пор. Конечно, многие сразу же заметят противоречие, ведь Перо не может вписывать имена новорожденных магов всего мира, так как чары подобного рода были не по силам даже волшебникам древности. Хотя любой мало-мальски образованный чародей и скажет, что это очевидно, для осознания всех причин данного явления следует понимать некоторые более сложные и высокоуровневые структуры магии, но начать можно с такой простой вещи, как трансгрессия. Перемещение волшебника, как и прочая пространственная магия, возможна лишь на сравнительно небольшие расстояния. Эти расстояния зависят не только от личной силы волшебника, но и включает в себя множество ограничений, вроде невозможности прыжков с одного континента на другой, или свободной аппарации в некоторые страны. Второй пункт является более существенным. Волшебники древности, обладая огромным могуществом и погрязая в бесчисленных войнах, многие годы всеми силами пытались оградить себя от вражеских заклятий. Под этим предлогом они объединялись в коалиции, строили союзы, проводили масштабные эксперименты. В результате некоторые из них смогли добиться своей цели — создать громадные по площади барьеры, не пропускающие магию. Со временем, группы объединённых волшебников росли, как рос и масштаб территориальных щитов. В результате многие части земного шара оказались отрезаны друг от друга магически, а внутри каждого купола стали появляться отдельные страны и империи. Конечно, войны между такими частями суши всё ещё были возможны, но для пробивания барьера потребовалось бы объединить силы тысяч волшебников, что, в общем-то, всегда оставалось слабо вероятным, поскольку гораздо проще этим тысячам было воевать между собой, благо противоречий у них хватало. Между тем, магический проход между ограждёнными территориями, как и применение волшебства на любой из них, были возможны за счёт определённых магических контрактов и мощных порталов. Окончательно наладить эту систему смогло только появление Министерств магии, одной из целей которых стало регулирование подобных вопросов со всем остальным миром, контроль волшебников-мигрантов и так далее. Короче говоря, появилось понятие внешней политики. Российская империя, а позже и большая часть СССР, обладала таким щитом, хотя и достаточно слабым вследствие протяжённости территории. Другой барьер почти полностью покрывал европейские страны. Именно по этой причине доставка учеников из России в Хогвартс сопровождалась рядом осложнений, связанных с бюрократией и использованием каждым учеником множества порталов вместо одного. Возвращаясь к зачислению студентов в Хогвартс, становится понятнее, почему Перо регистрировало не всех новорожденных, а только принадлежащей большей части Европы — даже обладай основатели школы достаточными силами для создания всеземной магии, она всё равно не смогла бы пробить щиты, созданные тысячами волшебников того же времени. С одной стороны, это упрощало перевод учеников из таких школ, как Дурмстранг или Шармбатон, с другой — делало невозможным поступление в Хогвартс учеников из России, Америки, Канады, Австралии и ряда других стран, без переезда их семьи в Европу (в таком случае Перо всё же вписало бы их в список автоматически). Что уж говорить о решении не только дать согласие на перевод целой кучи незарегистрированных студентов, но и введении нового факультета… Естественно, подобные случаи были крайне редки. Естественно, никто об этих тонкостях даже не вспомнил. Естественно, Перу это не понравилось. Наутро после празднования Хэллоуина Перо вместе с Книгой подняли бунт! В башне начался локальный катаклизм: каменные плиты дрожали, лестница постоянно норовила изогнуться, образуя ступени Пэнроуза, повсюду что-то взрывалось, искрило и дымилось. Дамблдор с красными и отёкшими после своих ночных побегушек глазами выглядел в несколько раз седее обычного. Когда, наконец, весь преподавательский состав сумел добраться до вершины башни, Перо металось из стороны в сторону в двух метрах над полом, пылая октариновым пламенем. Рядом Книга с бешеной скоростью переворачивала бессчётные страницы, периодически поплёвывая ими в сторону собравшегося народа. К счастью, до этого самого народа они не долетали, моментально превращаясь в пепел. Но эффект нужный был произведён, и никто из профессоров так и не мог решиться сделать хотя бы шаг в их сторону. Мерлин впервые за долгое время растерялся. Он осознавал, что едва накопившихся знаний современной магии ему не хватит, чтобы усмирить взбесившиеся канцелярские товары, тем более что все попытки Дамблдора, Снейпа и всех остальных не возымели должного эффекта — сквозь барьер вокруг постамента пробиться они не могли. А ничего подходящего из Старой религии Великому Волшебнику на ум не приходило. «Можно было бы, конечно, стереть всю башню к чертям собачьим…» В жалких попытках исправить положение Дамблдор даже изобразил что-то вроде извинительной речи, дескать: «забыли, не знали, казнить нельзя, помиловать, принесу заверенный списочек в письменной форме», но ничего из этого не срабатывало. И всё же, за минувшие полчаса сокрушительных разрушений не последовало. Казалось, что древнее волшебство замерло в нерешительности. Внезапно Мерлину пришла в голову одна безумная идея: «А что, если повторить трюк с картой Мародёров? Нет, трюк с картой — это просто прикол её создателей. А вот подчинение главной лестницы преподавателям…». В бой вступила простая банальная логика. Почему лестницы Хогвартса никогда не препятствуют профессорам? Основатели Хогвартса были сильнейшими магами своего времени. Поэтому они считали, что вправе полностью устанавливать поведение школы, в том числе правила отбора студентов. Хотя у каждого и было множество личных и скрытых мотивов, они все хотели создать систему, которая бы вынудила подчиниться более слабых волшебников, и в данный момент сработал один из нацеленных на это защитных механизмов. Но что делать с более сильными волшебниками? Попытка конфронтации может привести к разрушению всех основополагающих школьных чар, а ведь волшебник, нарушивший правила, мог сделать это случайно. Мерлин предположил, что магия, позволяющая оценивать магическую силу новорожденных волшебников, вполне может проделать то же самое и с любым взрослым. Если дворцовые лестницы пакостят только молодым волшебникам, возможно, в них такие же чары, но так как магия лестниц достаточно слаба, она заранее уступает любому взрослому волшебнику или сильному старшекурснику. Оставался вопрос, достаточно ли основатели были разумными, чтобы вложить в основополагающие чары Хогвартса тот же механизм? — Едрить тебя за ляшку, я — профессор Мерлин! Вы вообще соображаете, что с вами будет, если я начну над вами экспериментировать?! *** С приезда гостей минула добрая половина месяца, но Мерлин едва ли смог пересчитать эти дни на пальцах. И дело вовсе не в том, что для этого ему не хватило бы двух рук, и не в плохом знании математики, просто события развивались слишком стремительно, следуя один за другим и не давая времени привести мысли в порядок. Мерлин кружится в этом водовороте, из последних сил пытаясь соответствовать своей должности учителя, но получалось это далеко не всегда. Студенты Русова были другими. Не хуже, не лучше, а просто другими. В чём-то более жёсткими или даже жестокими, в чём-то более весёлыми и открытыми, в чём-то усерднее или скрупулёзнее. Но между ними и обычными студентами Хогвартса была существенная разница, может, едва заметная со стороны, но хорошо ощутимая изнутри. Занятия проходили совмещённо не у двух факультетов, а у двух с половиной. То есть по каждому курсу русичей поделили пополам и подсаживали к обеим устоявшимся парам для данного предмета. Поэтому в непрерывном потоке занятий уже не хватало времени искать уникальный подход к каждому ученику. К тому же, учебный процесс давно вошёл в полную силу, поэтому Мерлину приходилось задавать большие объёмы домашних заданий, поскольку молодой профессор переживал, что за оставшиеся два месяца они не успеют пройти всю программу, рассчитанную на семестр. Будь у него больше опыта, возможно, он бы сумел просчитать свои занятия точнее, но в сложившихся условиях это было невозможно. Естественно, всё это касалось не только Мерлина, но и весь остальной преподавательский состав. Большинство учителей сходились во мнении, что русичи по уровню знаний вовсе не слабее студентов Хогварста, как опасался Дамблдор, но по большей части их обучали иной магии, не входившей в местную образовательную программу. И чем старше курс, тем выше становилась эта разница. Иначе говоря, базовый набор выпускных заклинаний, которыми должны владеть волшебники к моменту окончания школы в СССР, отличался от набора, принятого в Хогвартсе, и более-менее изученного Мерлином за лето и начало семестра. Причины этому были понятны: существовало громадное количество бытовых и дуэльных заклинаний, и каждая школа сама решала, какие из них являются важными и необходимыми. Зачастую Мерлину приходилось прибегать к своему справочнику, купленному летом, чтобы понять, какое именно волшебство было использовано русичем, и насколько оно опасно. Например, на одном из занятий новоприбывший пятикурсник для борьбы с боггартом вместо стандартного «Редикулус» применил неизвестное Мерлину заклинание, в результате чего приведение окружила плотная огненная сфера, начавшая постепенно сужаться. То, что произошло дальше, находилось где-то далеко за кулисами обыденности. Профессор описал бы эти события так: боггарт, не сумев разглядеть людей за стеной огня и слоем дыма, решил превратиться в то, чего огонь боится больше всего — то есть в воду, в результате чего огромной каплей приведение прошло сквозь сферу, плюхнувшись на ковёр и образовав приличного размера лужицу. Но на этом странности не закончились. Волшебство сферы, почувствовав, что объект ускользнул, ринулось вдогонку, обожгя нескольких студентов, в том числе стоявших ближе всех Мерлина вместе с парнем, сотворившим заклятие. Сжавшись до размера квоффла, огненный шар ударил по лужице, оставшейся от боггарта. Полы замка он, конечно, не пробил, но мгновенно испепелил ковёр и опалил паркет под ним. В итоге несколько человек отправились к мадам Помфри, ковёр восстановить не удалось, а призрака и след простыл, хотя сам Мерлин был уверен, что уничтожить его таким образом нельзя. Последний пункт был самым обидным, поскольку волшебник потратил половину своего выходного дня, бродя вместе с Филчем по богом забытым углам подземелья в поисках боггарта для практических занятий. С другой стороны, Мерлин получил хороший урок того, насколько тщательно стоит объяснять в следующий раз задачу ученикам. На самом деле, подобные ситуации стали возникать всё чаще, и не только на уроках Великого Волшебника, поэтому особого внимания данный инцидент не привлёк. Все преподаватели про себя понимали, что такая же ситуация могла, может и возможно ещё произойдёт с каждым из них. К тому же, после истории с Пером и Книгой к Мерлину наконец-то начали относиться с искренним уважением, а кое-кто даже со страхом. Но все, как один, стеснялись спросить, что же такое сделал волшебник, что после его непонятного восклицания древняя магия мгновенно прекратила буянить и успокоилась. Снейп же вообще был сторонником версии, что произошло простое совпадение: не мог же Мерлин устроить всё это, даже не доставая палочки. В любом случае, тот инцидент забыт не был и произвёл глубокое впечатление на всех, кто о нём знал. Кроме, разве что, Дракулова, который лишь улыбнулся и похлопал Мерлина по плечу со словами: «неплохо придумано». Что касается проблем у других преподавателей, то МакГонагалл за последнюю учебную неделю успела настроить против себя добрую половину нового факультета. Дело в том, что русичи очень плохо знали трансфигурацию, поскольку у них этот предмет был факультативным. К слову, такой подход показался Мерлину весьма логичным, так как необходимого и частого применения этой области магии он не видел, тем более, что в Хогвартсе студенты изучали этот предмет целых пять лет в рамках общей программы. На этой почве строгие методы преподавания МакГонагалл, как и объёмы задаваемых ею домашних работ, превышавших в несколько раз объёмы заданий по Защите, пришлись не по вкусу старшим студентам нового факультета, в результате чего кто-то из них подкинул заместителю директора красивое ожерелье с подписью «подарок от факультета Русов». Почему профессор трансфигурации не смогла заметить в ожерелье трансфигурированного власоеда — неизвестно, но к ночи чары рассеялись, и оказавшиеся на свободе насекомое изрядно погрызло спящей Минерве причёску. Утренний вопль МакГонагалл, пожалуй, слышала вся школа. Естественно, после такого от преподавателя началась настоящая травля новоприбывших студентов. Какое-то время она даже выбивала у Дамблдора разрешения проверить палочки всего факультета при помощи «Приори Инкантатем» на предмет последних использованных заклинаний, чтобы вычислить своих обидчиков. Директор разрешения не дал. В итоге МакГонагалл пришлось коротко остричься, и каждое утро бегать к мадам Помфри за настоем, ускоряющим рост волос. И только у Мерлина в голове картинка не складывалась. «Каким образом студенты смогли трансфигурировать власоеда, если они не знают этот предмет? Да ещё и настолько качественно, чтобы этого не заметил преподаватель?». Для отчистки совести Мерлин даже оставил после уроков близнецов Уизли, но те лишь удручённо покачали головами, сказав, что с радостью проделали бы подобный трюк с профессором Снейпом, но до такого уровня трансфигурации им ещё далеко. Но всё же Мерлин явно чувствовал в произошедшем инциденте подставу, и всё больше склонялся к мнению, что её устроили слизеринцы. Вот только старшекурсников этого факультета волшебник не знал, поэтому проводить расследование не мог. А дело было вот в чём: первое время после приезда гостей из СССР слизеринцы не знали, как действовать по отношению к ним. Все стандартные шаблоны поведения зависели от мнения русичей о чистоте крови, поэтому поначалу змеи пытались аккуратно выяснить необходимые для себя знания и опасались вступать в конфликты. Оказалось, что явление чистой крови, как таковой, ушло вместе с монархией во время Октябрьской революции в начале столетия. Поэтому у русских подобные вопросы вызывали массу негатива. В результате слизеринцы решили, что русичи скорее враги, чем союзники, и начали поливать их грязью так же, как они всегда поступали с представителями остальных факультетов. Только вот гости были не промах. В необычных и неизвестных для себя условиях студенты Русова действовали гораздо сплочённее, чем те же гриффиндорцы, раз за разом давая достойный отпор. Последние, едва успев обрадоваваться обретению союзника, обнаружили, что никаких тесных отношений в борьбе с общим врагом у них не выйдет. То есть они тоже получили ответ в духе «кто к нам с чем зачем, тот от того и того…». Иначе говоря, в борьбе за первенство образовалась третья сила, и, к разочарованию двух других, она обладала множеством неизвестных и опасных заклятий, а также твёрдой решимостью показать, как они действуют. Так что изначально все подозрения падали на Гриффиндор и Слизерин, однако из собственных наблюдений Мерлин был уверен, что грифоны не пошли бы на такую подлость, тем более по отношению к своему декану. Дракулов также заявил, что его студенты к этому не причастны, но переубедить МакГонагалл в разъярённом состоянии было невозможно, поэтому вопрос откладывался в долгий ящик.