Вопреки воле

Центр Варшвеллоу

Армия короля подвозила всё новые и новые повозки к площади, и люди старались даже не смотреть в их сторону. Они теснее жались друг к другу, пятились к краю площади, напуганные, но готовые скорее к смерти, чем к рабству. Когда принца вывезли на площадь, люди сразу не заметили его. - Мама, смотри, голый дядя, - сказала маленькая девочка, которая всё это время глядела на прибывающие повозки и жадно вдыхала аромат хлеба, потирая урчащий животик и не понимая почему нельзя взять немного еды. Худая женщина с блёклыми мученическими глазами, её мама, посмотрела на подвезённый позорный столб. И так бледная донельзя кожа, сделалась белой, как снег. - Смотрите, принц Джаред! - выкрикнула она, вскинув слабую руку в его сторону. Если и были в согнанной толпе какие-то шепотки, то сразу стихли, и на пару мгновений в воздухе повисла тревожная тишина. Люди глядели на голого человека, прикованного к позорному столбу - молча в ледяном недоумении. Шёпот обрушился на людей лавиной, все принялись взбудоражено спрашивать друг у друга: "Что это? Зачем? Что они собираются сделать с нашим любимым принцем?". Меж тем повозку с позорным столбом вывезли прямо перед толпой, чтобы каждый мог убедиться, что это действительно принц. Неподвижно восседая на чёрном, как глыба мрака, коне, король наблюдал за происходящим. Лучи холодного октябрьского солнца разбивались о его доспехи сверкающими бликами на вычищенной стали. Смятение толпы увеличивало его силу. Если и до этого страх блуждал среди людей, то сейчас он, как болезнь поразил каждого. Всё ошеломлённо смотрели на своего униженного принца, и ни у кого не хватало отваги с гневом глянуть на короля-захватчика. Сердце принца обливалось кровью, и он зажмурил веки, чувствуя истовое, но неисполнимое желание всё это прекратить. Проснуться в холодном поту в королевской постели, тяжело дыша и плача от счастья – что вся эта преисподняя просто дурной сон. С огромным усилием он заставил себя снова открыть глаза. Почти невозможно было смотреть на своих людей – их взгляды были исполнены страхом, а ещё любовью и болью за своего принца. Любовью, которую ему предстоит убить во спасение их жизней, любовью, которая сменится ненавистью и презрением. «Я делаю это ради вас, мои любимые», - подумал Джаред, и воодушевление от этой мысли дало ему сил прямо и твёрдо взглянуть в ярко-изумрудные глаза короля Дженсена. «Какого чёрта ты медлишь, ублюдок?» - прошипел он про себя, и его зрачки сердито заострились. Король поймал его взгляд, и зелень его радужки стала темнее, а губы заняла горячая усмешка с оттенком приятного удивления. - Люди Варшвеллоу! – голос короля, как раскат грома, враз поглотил тишину, уничтожил шепотки и заставил людей обернуться и замереть от испуга. – Хотите ли вы знать, почему я не разрушил ваш город? Не сжег дотла? Люди напряжённо молчали. Дженсен обвёл площадь тяжёлым взглядом и каждый, в этот час находившийся там, почувствовал, как на плечи надавило что-то тёмное, сковывающее, пробирающее до самого сердца. Так забирается под плащ мороз, так пугают притаившиеся в ночном лесу тени. - Ваш город достоин стать частью моей империи, – с почтением сказал он, – стать её оплотом здесь на Западе. – он сделал паузу, позволив людям осознать услышанное. - Твоя империя порождение зла, и сам ты всадник Темноты! – воскликнула выделившаяся из толпы слепая женщина. – Мы лучше умрём, чем присоединимся к тебе. - Моя империя порождение силы, а не тьмы, - спокойно ответил король, подъезжая к ней. – И я предлагаю вам присоединиться к силе вместо того, чтобы умирать за слабость. - Наши правители всегда были самыми благородными, и умереть под их знаменем честь, - толпа плотным кольцом сомкнулась вокруг повозки. – И даже несмотря на то, что ты унизил нашего принца, мы готовы за него умереть. - И даже несмотря на то, что он вас предал? – этот вопрос прозвучал, словно удар кулаком по стеклу, которое не разбилось, но треснуло. Толпа с недоумением уставилась на принца, вдруг засомневавшись. «Почему осада прошла так быстро?» - задавали они себе вопрос. - Это он указал на слабые места в вашей обороне, обменяв королевство на свою жизнь. Повисла гробовая тишина. Люди смотрели на короля исподлобья, напуганные его силой, но всё ещё не принимающие слова. И Джаред почувствовал проблеск теплоты в истыканном иглами сердце, когда видел в глазах подданных нежелание верить в эту вероломную ложь. Его народ слишком любил своего принца. «Мои родные», - с горечью думал он. – «Вам придётся поверить в это». Джаред бросил полный ненависти взгляд на Дженсена, с хищной, едва заметной, улыбкой следящего за перешёптывающимися людьми. Послышался одинокий выкрик: - Это не правда! Вранье! И, словно в ответ, площадь взорвалась возмущенными возгласами. Дженсен молчал, позволяя толпе выплеснуть своё негодование, однако, люди скоро утихли, чувствуя, как всё глубже в души заползают ядовитые змеи сомнений. - Спросим у него самого, – Дженсен повернулся к замершему у столба принцу, и, поймав его взгляд, насмешливо прищурился. – Правда ли, что ты бежал из города? Это казалось невозможным – выдавить из себя всего одно слово. Он окинул толпу ошалевшим от холода и душевной муки взглядом: все смотрели на него с надеждой, а некоторые даже с уверенностью, что он скажет «нет». Позади толпы он отчётливо видел короля Дженсена, его насмехающееся лицо. Посреди этой повисшей паузы пришла страшная догадка – «это чудовище победит в любом случае, скажи я «нет», он растопчет меня и моё Решение; скажи я «да», он всё равно меня растопчет. Сдерживать слёзы стало гораздо труднее, влага скапливалась в уголках глаз и обжигала, как спирт. «Встретив врага, не отводи взгляд», - учил его отец. – «Смотри прямо в лицо, не позволь увидеть твой страх и сомнения. Даже, если враг сильнее, ты не побеждён, пока не сломлен». Джаред стиснул кулаки - Дженсену не сломать его. Он знает, что и ради чего делает. - Да. – голос прозвучал хрипло, но в наступившей гробовой тишине он прогремел, как удар стенобитного орудия. Дженсен с жадным упоением наблюдал, как опало лицо принца, когда тот увидел исказившиеся в гневе лица горожан. Первый удар по их любви был нанесён. На дне взгляда Джареда ещё оставалась решимость, но король и не хотел лишить его воли до конца. Не сейчас. Не так просто. - Правда ли, - продолжил король, - Что ты умолял меня оставить тебе жизнь? Джаред почувствовал, как подкашиваются ноги. Он. Должен. Выдержать. Люди на площади замерли, ловя каждый звук, забыв, как дышать. Титанически сложно было не отвести взгляд, когда король Дженсен смотрел в упор. Он умел заглядывать в самую сердцевину и без слов ранить трепещущую мякоть души. Это было невыносимо, но Джаред отчаянно пытался защититься, повторяя про себя: "этот человек знает правду, он клевещет на меня ради своих целей, и я презираю его, и пусть видит, что я не сломлен, несмотря на этот позор». Разомкнув слипшиеся губы, Джаред бросил колючее, как обвинение: - Да. Толпа начала вкипать и бурлить, как вода в котле, и принцу вспомнился вчерашний день, когда его чуть не засунули в кипяток. Сейчас ему стало казаться, что его всё-таки обварили – в горячих слезах собственного народа. Люди отступали от повозки с приоткрытыми от тупого недоумения ртами, некоторые из них плакали. Джареду жгло всё тело от их одурманенных болью взглядов и отчаянно резало в переносице от сдерживаемого рыдания. - Правда ли, - продолжал свою беспощадную атаку король, - что ты назвал мне слабые места ваших крепостных стен, что бы я мог легче пробиться в город? Джаред вздрогнул, его решимость разлетелась вдребезги. Если всё остальное было ложью, то город он сдал действительно, и пусть ради высшей цели, пусть ради спасения жизней, но он предал своих людей. Стиснув зубы, принц, сделал неимоверное усилие, чтобы сдержать слёзы. Он почувствовал, что больше не может смотреть в безжалостные, насмешливые глаза короля и отвёл взгляд. - Да. Это слово было такое острое, что казалось, своими краями оцарапало глотку. Он кашлянул, задыхаясь от боли, и по щекам потекли солёные капли, густые и горькие. С детской отчаянной надеждой он вглядывался в лица людей, тщетно ища там неверие, или понимание, но находил лишь безмерное потрясение. Принц посмотрел поверх голов толпы на полуразрушенные стены замка – выносить ненависть в глазах своих подданных он больше не мог. Холодный ветер теребил его спутанные волосы и остужал его воспалённое от стыда и слёз лицо. Снизу послышались перешёптывания, перерастающие в гул. - Стоило бы казнить предателя здесь же, - как сквозь вату донесся до принца голос Дженсена. – Но, я держу своё слово. – Толпа притихла, ловя его слова. – Я обещал оставить ему жизнь. Но прежде, его провезут по улицам города, павшего из-за его трусости. Вопрос о присоединении Варшвеллоу к моей империи мы решим вечером. Неожиданно шум принял одобрительный характер. Послышались выкрики, но Джаред не мог слышать - на него навалилась катастрофическая усталость, как будто три слова высосали из него все силы, и ему просто хотелось, чтобы всё это закончилось, пусть даже перерезанной глоткой или отрубленной головой. Сейчас даже смерть уже не пугала, а казалась долгожданным отдыхом, избавлением. Стоявший поодаль Марк с затаённой злостью смотрел на эту картину: на холодного и жестокого короля, издевающегося над благородным и смелым парнишкой. Идиотом, конечно, но преданным своему народу, и этот парень мог бы вырасти в великодушного и справедливого правителя, а станет - сексуальной игрушкой в руках безжалостного тирана. Принц был так измотан переживаниями последних дней, что с трудом держался на ногах, но всё равно заставлял себя стоять и не виснуть на цепях. В этом по сути уже не было толка - он даже слёз сдержать не смог в такой важный момент, и король Дженсен видел его настоящую слабость, но что-то внутри ещё отчаянно сердилось и требовало защищать последние рубежи своего достоинства. Пусть люди стыдятся и презирают его за трусость, но сам-то он знает, что не трус, и что сделал всё это ради них. Телега со столбом двинулась с места, и принц едва не потерял опору, но удержался. Начался путь позора через улицы города, и Джаред мысленно дал себе обещание: «Пусть это навсегда останется между мной и Дженсеном, но я покажу ему, что его подлая уловка не достигла цели. Он может заставить народ верить в моё предательство, может унизить меня, но я сохраню себя, останусь собой». Позорные столбы – сильнее казни. Они убивают в человеке гордость, уничтожают его как личность, и оставляют ужасные пятна на душе, которые никогда не смыть. Преступники до болезненной резкости запоминают каждое оскорбление, смешок, удар, и некоторые из них кончают жизнь самоубийством сразу после казни, не выдержав пережитого. За всю историю королевства лишь немногие аристократы оказывались в таком положении. Джаред не мог по-настоящему поверить в реальность происходящего, пока в него попал первый камень. Он ударил в скулу, вскользь прошёл по виску, почти не причинив вреда, но своё дело сделал – вывел принца из спасительного круга собственных мыслей. Реальность обрушилась каскадом боли от попадающих в него камней, криков, звуков, острым, пробирающим холодом, обжигающими взглядами, от которых некуда было укрыться. Джареду стало тяжело дышать, слёзы несправедливой обиды душили юношу, сжимали грудь, и он заметался, словно пытаясь спрятаться, и из последних сил борясь с подступающей истерикой. Фигуры солдат, окруживших телегу, лица людей, смешались в одну цветную массу, в одно море, грозящие засосать его, поглотить без остатка. Ссадина на виске горела огнём, но пожар от стыда сжигал всё его тело ещё жарче - каким-то адским пламенем. Джареду казалось, что он сейчас потеряет сознание, но милосердное забытье не приходило. По лицу принца текли едкие слёзы, и, попадая в ранки, причиняли пекучую боль. Голый, обездвиженный, совсем беззащитный перед гневающейся толпой – он вскрикивал от попаданий камней, но стоял на ногах, буквально за волосы себя вытягивая из разверзающейся под ним бездны желания повиснуть на цепях и безвольно принимать удары. «Я не сдамся, я не заслужил всего этого!» - отчаянно шептал он сам себе, глотая горькую отраву своих слёз. Почему король так жесток к нему? Почему ему недостаточно просто забрать его жизнь? Зачем ломать душу? И где Джареду взять сил на борьбу? Он скользнул последним отчаянным взглядом по лицам людей, и наткнулся на взгляд обернувшегося воина, ехавшего совсем рядом с королем. Это был тот человек, что приходил к нему в шатер. В его серых глазах сквозило сожаление, но смотрел с теплотой и с сочувствием, а ещё с теми самыми, такими нужными сейчас для Джареда вещами – с добротой и пониманием. «Спасибо огромное за плащ!» - поблагодарил он мужчину про себя, и воспоминания о той странной заботе немного согрели совсем павшего духом юношу. – «Как жаль, что я вчера отказался от фляжки». Всё тело ломило от усталости, ноги дрожали и подгибались, а руки сводило от напряжения в сжатых пальцах. Слезы текли непроизвольно, принц уже и думать забыл, что нужно не плакать. Как-нибудь, но он должен дотерпеть: уже немного, скоро всё кончится. Ещё совсем чуть-чуть. Небо над головой потемнело, заволоклось тучами, будто даже солнце стыдилось смотреть на продолжающееся позорное шествие принца. Людское море окружало телегу со всех сторон, и лишь стражники не давали им приблизиться вплотную. Со временем крики утихли, даже камни больше не летели, и чем-то это молчание было даже хуже. Тяжёлое, гнетущее, давящее. Джаред уже слабо воспринимал происходящее, но эта всепоглощающая ненависть и горькое, незаслуженное презрение, пробивалось через охватившее его, отупляющее равнодушие. Говорят, те кому открыто твоё сердце, могут ранить больнее других. А Джаред всегда любил свой народ, считал их почти своими родными – теми, кого он должен защищать. Теми, кто должен им гордиться. Процессия сделала круг по городу и снова выехала на главную площадь, и толпа следовала за ней мрачным бурлящим шлейфом. Джаред с трудом поднял голову. Слёзы давно кончились, но взгляд упорно не хотел сосредотачиваться на помосте. «Зачем меня привезли сюда опять?» - - безразлично подумал он. – «Что Дженсен потребует от меня теперь?» Окровавленные губы изогнулись в усталой улыбке, когда он представил себя стоящем на коленях и целующим королю ботинки. «Нужно посмачнее плюнуть ему на ноги кровью», - подумал Падалеки, и испытал какое-то совершенно низкое, мелочное, но такое сладкое удовольствие от этой мысли. Телега остановилась. Король легко слез со своего чёрного боевого коня и поднялся на помост в центре площади. Люди притихли. Сердце принца уже который раз за последнее время гнетуще сжалось. Сознание было затуманено, но ему показалось, что он упускает что-то. Вопреки его прошлой решимости принять всё, что приготовил для него король, где-то внутри тоскливо заныло, словно он услышал далёкий, отчаянный вой. - У человека много грехов, но самый отвратительный среди них – это трусость, - провозгласил король и толпа согласно закивала. – Трус отрекается от силы, становясь на сторону слабости, а это значит, что он должен быть лишён права называться человеком, - Дженсен посмотрел на принца презрительным взглядом. – Потому что человек – это проявление силы. Джаред невольно сглотнул холодным металлическим блеском зеленых глаз, на самом дне которых плескалась издёвка. По его жесту стоящий рядом с принцем солдат расстегнул оковы. Едва цепи перестали держать, у принца подкосились ноги, и он рухнул на колени. Его тут же подхватили под руки, и, практически перетащив на помост, бросили к ногам Дженсена. Принц был настолько раздавлен, что не мог даже заставить себя поднять голову. Он сам презирал себя за это, но у него больше не было сил. Король хорошо постарался, методично разбив всё что было ему дорого. - За проявленное малодушие и предательство принц Джаред лишается не только титула принца, но и звания человека. Я забираю его с собой, как вещь, как свой трофей, - как же холодно и спокойно он говорил, словно всё действительно было правдой. «Ублюдок» - выругался про себя Джаред. – «Бесчестный ублюдок!» Повисла тишина, и по щекам Джарда потекли горячие слёзы. Вот он - финальный аккорд и последний гвоздь в его гроб. Принц не думал, что ему ещё сможет стать больнее, но когда толпа разразилась криками, ему показалась, что его сердце остановилось. - Я надеваю на него этот ошейник, как символ его позора. «Ошейник?!» - едва ли не в слух с ужасом воскликнул принц и поднял голову. В руках короля действительно гладкий, металлический, с кольцом для привязи, словно, и правда, предназначался животному. Стыд разгорелся по телу с новой силой, в каждой клетке обнажённой израненной кожи. Юноша отпрянул, но стражники снова толкнули его к ногам короля. Джаред впервые за всё время взглянул ему в глаза с мольбой, отчаянной, истошной мольбой: «Если есть в тебе хотя бы что-то хорошее, не делай этого, пожалуйста». По лицу Дженсена сложно было сказать, дрогнуло ли в нём хоть что-то, но вот Марк не смог находиться на помосте, он спустился в толпу и краем уха слышал, как в момент, когда на принца одевали ошейник полуслепая старушка прошептала: «Это не его, это всё лучшее в нас только что унизили и растоптали» - и Марк был до слёз с ней согласен. Джаред же стоял на коленях в ошейнике, и негромко и жалобно изнывал от мучительной душевной рези, и держался двумя руками за ошейник, пытаясь отодвинуть его от кожи, словно он обжигал. И когда его волокли прочь с центральной площади, в разваленный замок, он всё ещё тянул руки к проклятому куску металла, ровняющего его с домашней зверушкой.