2
3 апреля 2015 г. в 00:50
На следующий день
Белль несколько раз бралась за рукоять и, наконец сжав ее, произнесла:
— Темный маг, я призываю тебя.
Он появился, едва она договорила последние слова. Густо-фиолетовый дым рассеялся, и Белль мгновенно бросилась в глаза поза мага; не напряженная, как вчера, а безучастно-небрежная, так же несвойственная ни Голду, ни Румпелю, как несвойственны ему были наполовину расстегнутый пиджак и выглядывавшие из-под рукавов манжеты. Белль быстро, украдкой взглянула Румпельштильцхену в лицо; он смотрел в сторону и взгляда ее не встретил.
Белль вдруг заметила приставшие к брюкам на коленях комочки влажной земли.
Сердце сжалось; Румпель был на кладбище, возможно, оттуда она и вызвала его. К глазам подступили слезы, когда Белль поняла, что у него в Сторибруке только и осталась могила сына. Слезы высохли, когда она мысленно жестко добавила: "и магия".
Глаза Белль сузились, и она вновь подняла перед собой кинжал до уровня груди.
Румпель шевельнулся, заметив ее движение.
— Хочешь что-то приказать, — с сухой, усталой нетерпеливостью бросил он, все еще не глядя на нее, — начинай.
Белль ощутила острый укол гнева.
— Ты хочешь, чтобы я испытывала чувство вины?
Он отрывисто и, похоже, искренно рассмеялся.
— За то, что контролируешь чудовище? Я не виню тебя.
— Ты знаешь, я никогда не хотела причинять тебе боль. Я хотела... — Белль моргнула, смахивая снова навернувшиеся на глаза слезы, — я хотела, чтобы ты начал все заново.
С нетерпеливым удивлением Румпельштильцхен наконец взглянул на нее.
— С чем, Белль? — с тихой яростью вырвалось у него. — И для чего?
— Это твоя вина, — беспомощно повторила она.
Румпельштильцхен вновь, как будто все происходящее снова утратило для него значение, смотрел куда-то вдаль. Мужчина глубоко вдохнул.
— Знаешь, я видел все это, — он жестом указал на кинжал в руках Белль. — В видении. Но я считал, что это будет Лэйси.
Глаза Белль испуганно расширились. Румпельштильцхен никогда раньше не говорил с Белль о той, какой она была, когда не помнила себя.
— Она... пыталась завладеть им?
Румпель покачал головой. Белль на мгновение показалось, что он не ответит.
— Не пыталась. Лэйси нужна была моя власть, а не власть надо мной.
Тихие скупые слова ударили Белль. Безотчетно она потянулась ударить в ответ.
— Ты жалеешь, что вернул меня?
Похоже, Румпель понял ее желание.
— Я видел и тебя, — негромко сказал он.
— Ты знал? Ты... и поэтому дал мне фальшивый кинжал?
— Я пытался обмануть не только и не столько тебя, Белль.
Белль заставила себя легко улыбнуться.
— Это уже не важно.
— Нет.
Белль прикусила губу, с отчаянием пытаясь поймать разлетевшиеся намерения, разбежавшиеся мысли. Она ни за что не могла ухватиться, а Румпельштильхцен все так же безучастно смотрел мимо нее.
Наконец он заговорил:
— Ты хотела что-то приказать?
Что-то надломилось в Белль.
— Что это изменит? Я могу составить целый список, продумать все, что только можно, но ты опять найдешь лазейку и причинишь кому-нибудь зло.
— Я буду искать, — признался Румпельштильцхен и холодно взглянул на Белль. — И еще кое-что: ты не сможешь, — Белль завороженно следила за ним, — долго владеть кинжалом. Никто не мог. Рано или поздно ты допустишь ошибку, которую я буду ждать.
— И тогда ты убьешь меня, — без выражения ответила Белль. — Как убил Милу. Может,— она полувсхипнула, полурасмеялась, — мы с ней не такие и разные?
Румпльштильцхен не изменился в лице и не шевельнулся, только перевел дыхание. Он несколько секунд неотрывно смотрел на Белль.
— Нет, — он наконец нарушил молчание, — нет, вы разные. Мила не смогла простить мне одну-единственную ошибку, она многие годы мстила мне за нее. А ты… тебе есть за что ненавидеть меня.
Белль захлестнула горечь: и от того, что он давал ей право ненавидеть себя, и от того, что считал, будто все так просто для нее.
— Замолчи! Я никогда — никогда — тебя не ненавидела!
По щекам бежали слезы, которые Белль даже не пыталась стереть.
Румпельштильцхен открыл рот, но промолчал. Белль отчужденно следила за ним, ожидая, когда он заговорит, но он все молчал. Вдруг на его лице проступило уже знакомое Белль выражение бессилия, но сейчас к нему примешалось (впервые) унижение.
Белль вдруг осознала, что сейчас приказала ему молчать.
Осознание того, насколько унизительным это оказалось для Румпеля, внезапно едва не заставило Белль отшвырнуть проклятый нож и больше никогда, никогда не ощущать тяжести оружия, больше никогда не держать волю Румпельштильцхена в своих руках. Больше никогда не видеть в темных глазах обжигающего выражения бесправия.
Она сдержалась. Она не знала, как, но ей это удалось.
— Ты... можешь говорить, — шепнула она со стыдом за них обоих. И, не в силах остановиться, порывисто заговорила: — Почему ты все это терпишь? Зачем? Как... Румпель, как ты можешь променять свободу на магию?
В глазах Румпельштильцхена в течение секунды промелькнули облегчение, благодарность, укор и гнев. Он слабо взмахнул рукой и глухо заговорил:
— Для меня нигде нет свободы, Белль. В Сторибруке мной владеет магия, за пределами города — жажда ее обладания. Мне... — он не смог усмехнуться, — не из чего выбирать.
— И ради магии ты переступишь через что угодно и кого угодно принесешь в жертву, — слабо проговорила Белль, надеясь (боясь?), что он возразит ей.
Но Румельштильцхен молча кивнул.
— Да, — упало признание. — Я не помню, как жить иначе. Я... — он шумно вздохнул и взглянул ей в глаза, — я чудовище, Белль.
Она, едва владея собой, взмахнула кинжалом.
— Уходи... Уходи, прошу!
Он послушался. Он ушел.