***
Как же отчаянно я звал смерть в эти дни!.. Меня держали обнажённым в клетке, кормили только раз в день. Я был очень слаб, и лежал, подтянув колени к груди, ко всему безучастный, не чувствующий ни холода, ни голода. Меня клеймили, и только боль от ожога свидетельствовала о том, что я ещё жив. Я не плакал. Не потому, что такой гордый, а потому, что просто не мог. Однажды меня вытащили, вымыли и с завязанными глазами привели меня куда-то. Мне было всё, равно, куда, я шёл, едва переставляя ноги, и в голове моей была пустота. Но то, что случилось потом, выжгло из меня равнодушие. Я впервые за несколько дней кричал, когда меня разложили на холодном полу, удерживая за руки и ноги, и чья-то рука опустилась на мои ягодицы. Кто-то другой обхватил меня за плечи, потом сжал горло, чтобы крик превратился в хрип. - Хороший мальчик, - сказал кто-то прямо в ухо, и облизал его, а затем была боль. Меня разрывало на части, по ногам стекали горячие струйки, и что-то огромное и твёрдое врезалось раз за разом вглубь меня. Сквозь хохот я различил звон пряжки ремня и звук расстёгиваемой молнии, а потом моё лицо обхватила мозолистая мужская рука, другая пара рук сдавила вновь мою шею, я стал задыхаться, и тогда-то я ощутил омерзительный солоноватый вкус пота, когда этот человек принялся насиловать меня в рот... Я был не так уж мал, и понимал, что со мной делали. Они попробовали меня все. Не успевал я отдохнуть и чуть прийти в себя, как в меня снова входило нечто огромное, неся с собой боль, унижение и аромат мужского пота и кровь, кровь, которой под моими бёдрами скопилась целая лужа. Меня снова спасло беспамятство. А через несколько дней я был спасён. Полиция всё же нашла этих свиней. Я слышал ругательства, приказы, выстрелы... Жизнь покидала меня, залитого кровью и рвотой, и мне было всё равно, что мои обидчики умирают от пуль служителей закона. И я в который уже раз лишился чувств и погрузился во тьму, наполненную разрывающей болью и довольным хохотом и стонами моих палачей. Было тепло... В кои-то веки было тепло... Я открыл глаза и увидел высокий белоснежный потолок. Тело ныло, меня тошнило и, кажется, была температура. Я закрыл глаза. Больно, больно, больно... Мама!.. Папа!.. Больно... Кажется, я стонал. Не помню толком, что было в эти дни. А однажды я услышал знакомый голос, полный тревоги и боли. Я узнал тётю Ангелину. Она гладила меня по голове и уверяла, что всё будет хорошо, что она заберёт меня к себе. Кажется, тогда я нашёл в себе силы улыбнуться, и тогда тётя заплакала, целуя моё лицо.***
Этот человек ворвался в мою жизнь внезапно, и перевернул её с ног на голову. Это был уже поздний вечер, я шёл из дома тёти куда подальше, потому что поссорился с нею и больше всего хотел побыть одному. тогда-то я и столкнулся с ним. Я разглядел немногое: он был высок, строен, тёмные волосы свисали по сторонам его бледного лица, белеющего в полумраке. Он показался мне молодым. - Смотреть надо, куда идёшь! - напустился я на него. Он был пьян - от него разило алкоголем, а я терпеть не мог, когда напиваются. - Извини, - отозвался он. Тогда в моей груди что-то приятно сжалось, потому что я обожал такие голоса - мягкие и завораживающие, как переливы бархатной ткани. Но не в моих интересах проявлять симпатию ко всяким там... незнакомцам. Я ничего не ответил, и пошёл дальше. Я не очень испугался, когда нарвался на двух здоровенных парней, ведь при мне не было ни денег, ни драгоценностей. Но поди объясни это им! - Стой, мелкий! - пьяным басом взревел один из них, загораживая мне путь. Я не стал корчить из себя героя и побежал, ругаясь про себя последними словами. Сперва тот парень, едва не сбивший меня с ног, теперь двое громил, которые обиделись на меня неизвестно на что Мужчина, который меня толкнул, ещё не успел далеко уйти. Он вообще стоял и смотел в нашу сторону. Я намеревался пробежать мимо него, но он вдруг схватил меня. Я подумал, что он заодно с этой парочкой, но он зашвырнул меня себе за спину и прижал к себе. Он не сказал скотам ни слова, просто стоял и смотрел, и они... ушли. Плюясь и ругаясь, но ушли. И даже не обернулись на нас, надо же. Потом этот мужчина вызвался довести меня до дома, и я согласился. Мы сели в машину, он включил свет, и я увидел, что он и правда молод и довольно-таки симпатичен. Ему было не больше двадцати пяти на вид. - Меня зовут Себастьян, - представился он и протянул мне руку. Я пожал её и назвал своё имя. В глазах мужчины, странного красновато-карего цвета мелькнуло нечто странное, всего на миг, но и этого хватило, чтобы я смутился. Этот Себастьян не слишком не понравился, и пусть он меня спас... В нём было что-то безумно раздражающее, чужеродное мне и моему миру. И ещё: я почувствовал, что моя жизнь никогда прежней не будет, ведь я встретил ЕГО. Он молчал, изредка поглядывая на меня. Я чувствовал затылком его внимательный изучающий взгляд, и жуть как хотелось сказать ему что-нибудь невежливое, чтобы он прекратил пялиться на меня. Мой негаданный спаситель меня бесил. И я и вовсе его возненавидел, когда увидел свою тётю в его руках, полуголую и постыдно стонущую. Как меня не стошнило, я не понимаю до сих пор. Кажется, Себастьян меня заметил. Пусть. Не в силах смотреть на то, что будет дальше, я ушёл, оставив Ангелину наедине с этим красавчиком-искусителем. В конце концов, это её дело, пусть развлекается. А я вспоминал, как меня насиловали те мерзавцы. Вполне понятно, почему я испытал омерзение, хотя тётя отдалась Себастьяну добровольно. И до самого утра я провалялся без сна, потому что боялся уснуть - ведь тогда мне непременно будут сниться кошмары. Утром неведомая сила погнала меня к спальне тёти. Она как раз уходила оттуда, уже одетая. По ней было видно, что она не выспалась. Мои губы тронула издевательская усмешка. Ну ещё бы!.. Я поднялся по лестнице и приоткрыл дверь. Себастьян, хмурый, как осенняя туча, неловко подбирал с пола свою одежду. Я скользнул взглядом по его обнажённому бледному телу, и против воли поразился его красоте. Какие тела были у тех, кто надругался надо мной?.. Едва ли они были столь же гармоничны и красивы, как тело этого почти незнакомого мне мужчины. Я боялся обнажённых мужских тел, но при виде этого почему-то не испытал привычного отвращения и давнишнего, въевшегося в мою душу ужаса. - Я так и знал, - с осуждением сказал я ему, когда он увидел меня. Хех. надо было видеть выражение его лица, он даже выронил рубашку. Будто привидение увидел, право слово!.. - Нехорошо лезть во взрослые дела. Эти слова хлестнули, подобно плети. Я ненавидел, когда мне напоминали о том, что я ещё ребёнок. Себастьян, конечно, этого не знал, но он, похоже, обладал талантом раздражать людей. И назло ему я хлопнул дверью, ведь наверняка его мучило похмелье. Пусть позлится, полезно. Он ушёл утром, после завтрака. Моя тётя слишком добра, это ей ещё выйдет боком. Не надо было приглашать этого пьяницу и бабника к НАМ в дом, и сношаться с ним, видя в первый раз. Этот Себастьян был мне противен, он бесил меня невероятно, и я понять не мог, почему? Наверное, это энергетическое неприятие, подумал я, и улыбнулся. Что же,только попробуй появится в моей жизни!.. И он появился.***
Привести его в наш дом, когда знаешь его меньше полугода, чтобы он проследил за мной... Тётя Ангелина, вы невозможны... Я не хотел его видеть. Я хотел, чтобы он остался рядом. Я ненавидел его. Правда?.. Не знаю. Себастьян приходил к ней каждую неделю, и часто оставался на ночь. И тогда я не мог заснуть. В голове бродили странные мысли, мне было и тошно, и жарко, и противно, и вместе с тем мною овладевал нездоровый интерес. Один раз я подкрался к спальне тёти и смотрел, как обнажается её наглый любовник, как тусклый огонёк светильника играет на поджаром в меру мускулистом теле. Себастьян взобрался на кровать, и тётя приникала к его груди. Она что-то говорила ему, но в голове у меня шумело, и я не слышал, что. Я с болезненным сладострастием смотрел, как сливаются их тела, но больше всего - на него. Обзывая себя поганым извращенцем, я глядел на его потную спину, которую царапала Ангелина, на округлые ягодицы и стройные бёдра. В конце концов, я взрослел и мне хотелось того же, за чем я тогда наблюдал. Но старые раны мешали мне, до сих пор причиняя боль. Я ненавидел Себастьяна, но вместе с тем не мог иной раз отвести от него глаз. Я признавал, что он был красив. С ним было интересно беседовать, когда он не строил из себя неизвестно что. Он был гостем моей тёти, но с ним приходилось общаться и мне. Смотреть на него за нашим столом, слышать стоны их обоих. Они думали, что я ничего не слышу и не вижу. Считали меня ребёнком. И это меня злило. По просьбе Ангелины он возил меня на прогулки. Уж не знаю, рад он был этому или нет, но он покорно брал меня с собой. Мы большей частью молчали. Я смотрел в окно, а он смотрел на меня и словно нарочно ехал на небольшой скорости. Иной раз мне хотелось сказать ему что-нибудь грубое, но я сдерживался. Это было бы глупым и уж точно по-детски. Ко всему прибавилось ещё и то, что он видел меня слабым. Он нёс меня на руках, а я малодушно хватался за него и дрожал. В этот момент я чувствовал себя как никогда ребёнком, больным и беспомощным. Потом он сидел подле меня и держал за руку. Словно мы не испытывали друг к другу ненависти. Я уснул, и мне снова приснилось ЭТО. Мне снова окружали жестокие скоты, меня снова держали и кто-то насиловал меня, сомкнув руки на моём горле, так, что я мог только хрипеть. И мне снова было десять лет. Снова лежал на полу смертельно раненый отец, снова я видел мёртвую маму и горящий, рушащийся дом. Когда я закричал, чьи-то руки обхватили меня, и я оказался прижат к мужской груди. Тогда-то я проснулся, и кто-то держал меня в объятиях наяву. Отвращение, страх и боль заставили меня рвануться из этих сильных рук, и тут я услышал голос Себастьяна. - Они снова меня мучают, - прошептал я, поддавшись слабости. Потом я долго не мог себе этого простить. А эта сволочь гладила меня по голове. И вот мы с ним одни. Тётя уехала уже давно, и успела раза три позвонить, узнавая, как дела. Ну, там, убили ли мы друг друга или ещё нет. Что-то пробуждалось во мне, порочное, дикое, когда я осознал, что целую неделю Себастьян будет приходить ко мне, а эту ночь и вовсе будет ночевать здесь. Я чувствовал на себе его взгляд, полный интереса и жажды, и меня это нервировало. Я уже давно заметил, что он стал смотреть на меня как-то странно. В особенности, на мои почти всегда голые ноги. Что поделать, я любил шорты, в них было удобно, и мне не было дела до чужих взглядов. Но в том то и дело, что Себастьяна я не мог назвать чужим. Он вошёл в мою жизнь несколько месяцев назад, и не торопился из неё выходить. Наглец, мерзавец, подонок, ублюдок... Любовник моей тёти, в конце концов. Взрослый мужчина, а я, понятное дело, таких опасался. Но он был красив, и умён, и... Его взгляд. Кажется, он мог заглянуть в самую душу и перевернуть в ней всё. И сжечь её до седого пепла. В тот вечер я впервые назвал его демоном. Это словно подходило ему более всего. Это мерзавец почти искусил меня, заставил забыть и о страхе, и о гордости. - Ты. Пойдёшь. Спать. О, его голос... Властный, злой и бархатный, мягкий, с кошачьими нотками. Себастьян прижал меня к стене, я чувствовал его дыхание на лице, силу его мышц, тепло мужского тела. До сих пор я считал, что мне нужны девчонки. До сих пор. А теперь мне сжигала недетская страсть к мужчине. Похотливые скоты из прошлого умерли окончательно. Ноги мои ослабели, но он не дал мне сползти вниз по стенке. Он обхватил меня за талию, глаза его обжигали меня, мою душу. И вскоре его губы накрыли мои. Он целовал меня так, будто мечтал об этом уже давно. Его колено проникло меж моих ног, руки шарили по моему телу, задирали футболку, мяли бёдра. Я задыхался. - Ублюдок, - сорвалось с моих губ. Себастьян то ли застонал, то ли всхлипнул, кусая мою шею. Рука его бесстыдно исчезла в шортах. Я ощутил его руку на своём члене, и неосознанно раздвинул ноги шире, позволяя ему большее. Вместо крови в моих жилах текла страсть, выжигая стыд, гордость, страшные воспоминания, всё то, что составляло моё прошлое, как недавнее, так и то, что было в детстве. Ненависть в моей душе соседствовала с вожделением. Себастьян был красив, очень красив. Чёрные волосы, бледное лицо, красновато-карие глаза. Он бесил меня своей идеальностью, но всё же я желал его. Я больно ударился грудью, когда он перевернул меня спиной к себе. Я укусил себя за руку, чтобы не дать вырваться крику, а он содрал с меня шорты вместе с нижним бельём, и его большие горячие ладони скользнули по бёдрам. Себастьян тяжело дышал мне в шею, покрывая её быстрыми поцелуями. Он нащупал мои соски и сжал их между пальцами, и я выгнулся, почти касаясь затылком его плеча. Он вжался бёдрами мне в ягодицы, и чувствовал его внушительных размеров член. Он снова погладил бёдра, а потом скользнул пальцами между ягодиц. Я сдержанно застонал, готовясь к неизбежной боли, но он вдруг остановился. - Одевайся, - выдохнул он. - Ненавижу, - ответил я, продолжая задыхаться. Я мельком посмотрел на него. Его грудь тяжело вздымалась, глаза горели во тьме. Я больше не собирался на него глядеть. Я и так знал, что он остался стоять возле стены, к которой недавно прижимал меня, готового ему отдаться и что голова его опущена. До меня долетел его злобный рык и глухой удар. Я горько болезненно улыбнулся. Он сам виноват, мог бы и не останавливаться. Добравшись до своей комнаты, я упал на кровать и довольно быстро уснул. И мне не снилось ничего, кроме гнетущей темноты.