Между двух огней

Двор покинул гостеприимную деревню рано утром. У крестьян забрали все запасы продовольствия для нужд армии, но король, не желавший быть тираном с этими и так измученными своими нищими сеньорами людьми, велел щедро вознаградить их. День выдался на редкость утомительный. Солнце палило нещадно, Великая Мадемуазель умоляла Ее величество беречь себя и не торопиться, но королева не желала отставать от своего супруга. В ее карете ехали мадемуазель де Монпансье, принцесса Баденская, мадам де Монтозье и мадам де Монтеспан, в следующем экипаже находились мадам д’Арманьяк, герцогиня Бульонская, мадам де Креки, мадам де Бетюн и маркиза дю Плесси-Бельер. Все дамы умирали от усталости и жажды. Каково же было их удивление, когда они столкнулись с тележкой, на которой, радуя глаз, искрились освежающие куски льда. Тележку сопровождали три или четыре мрачных верзилы с иссиня-черными усами, в залатанной форме. Следовавший за ними верховой офицер не оставлял никакого сомнения в национальности этих солдат: огромный гофрированный воротник и высокомерный вид выдавали в нем истинного идальго Его Католического Величества. Дамам объяснили, что господин де Бруэ, испанский наместник Лилля, то ли из галантных побуждений, то ли в насмешку посылал королю Франции лед. - Попросите вашего начальника, - сказал Людовик XIV офицеру, — присылать мне побольше льда. - Сир, — ответил кастилец, - мой генерал готовит вам лед, потому что надеется на долгую осаду и опасается, что Ваше Величество будет испытывать нехватку в этом продукте. Старый герцог де Шаро, оказавшийся рядом с королем, крикнул посыльному: - Отлично, отлично, порекомендуйте господину де Бруэ не повторять ошибок наместника в Дуэ, который сдался, как последний мерзавец! - Месье, вы сошли с ума! - живо отреагировал король, пораженный подобными словами. - Вы призываете наших врагов к сопротивлению? - Сир, это вопрос семейной чести, - извинился герцог. - Бруэ - мой кузен! Придворная жизнь продолжалась и в военном лагере. Вся равнина пестрела выстроившимися стройными шеренгами шатрами и палатками. Шатер короля был самым просторным и состоял из трех комнат: спальни и двух кабинетов. Он был обтянут китайским атласом и обставлен позолоченной мебелью. Регулярно устраивались роскошные трапезы, которые особенно веселили придворных, постоянно вспоминавших об испанцах, укрывшихся за темными насыпями Лилля. Недругам оставалось только грызть репу. Грохот канонады совершенно не мешал наслаждаться изысканными блюдами. Во французской армии король принимал у себя за столом дам. Людовик то и дело обращался к ним с любезными вопросами, только маркизу дю Плесси он словно не замечал. Сегодня главной темой обсуждения стал придворный комедиограф, господин Мольер, ухитрившийся докучать королю прошениями даже под стенами Лилля. Речь, конечно же, шла о нашумевшей пьесе «Тартюф», бичующей ханжей и лицемеров, которых, к сожалению, в окружении Его Величества было немало. Мольер слишком точно обрисовал их портреты, обнажая преступные пороки, скрывающиеся под личиной благочестия. Тогда мнимые святоши, оскорбленные до глубины души, принялись жаловаться королю, обвиняя пьесу и ее автора в посягательстве на святость, их поддержала покойная королева-мать, и «Тартюфа» убрали с театральных подмостков. Анжелика очень жалела, что не увидела эту остроумную комедию до того, как ее запретили. - И что вы собираетесь ему ответить, Сир? - спросила герцогиня де Монпасье у короля. - Красноречие месье Мольера весьма убедительно. Я согласен с его доводами, что комедия безвредна для истинной добродетели и склоняюсь к тому, чтобы вернуть «Тартюфа» на сцену, но окончательное решение отложу до возвращения. Некоторые дамы захлопали в ладоши от восторга. -О! В вашем великодушии, отражается непревзойденное величие, Сир! – растрогано промолвила добрая герцогиня. -Представляете, какой шум поднимет герцогиня де Лонгвиль, известная поборница морали, - прошептала мадам де Креки соседке слева, маркизе де Монтеспан. Атенаис фыркнула, прикрывшись веером. Высоконравственна и впрямь сия персона Но такова ль она была во время оно? Ей старость помогла соблазны побороть Крепчает нравственность когда дряхлеет плоть. -продекламировала она,- разве вы не знали дорогая? Мадам де Креки едва не прыснула со смеху.- А президент Ламуаньон, он всегда был гонителем Мольера, в очередной раз настоял, чтобы парламент запретил его комедию. - Ах, этот…Член общества святых даров, который…. - Вы, несомненно, обсуждаете что-то интересное, милые дамы, поведайте нам, о чем ваш разговор, - обратился король к маркизе де Монтеспан, которая чересчур увлеклась и слегка повысила голос, обратив на себя внимание. - Извольте, сир, - живо ответила красавица. - Речь у нас зашла о президенте Ламуаньон, который, по моему мнению, не имел никакого права преследовать пьесу господина Мольера. - Интересно! И на чем же основано ваше мнение, мадам? - Я объясню, сир. Я нахожу месье Ламуаньона очень скучным. Вы согласны?-спросила маркиза, лукаво глядя на короля из- под длинных ресниц. - Допустим… и что же дальше? - Людовик явно был озадачен. - Скука несет в себе уныние, а уныние, как известно, смертный грех. Таким образом, месье Ламуаньон не только грешит сам, но и толкает к греху тех, кому приходится терпеть его общество, поэтому не ему брать на себя роль обвинителя в преступлениях против святости, - свои дерзкие реплики Атенаис сопровождала чарующей улыбкой. - Пройдут сотни лет, а потомки будут говорить: «В эпоху Великого короля жил славный Мольер, враг скуки, ханжества и лицемерия, чей блестящий талант сияет до сих пор, как яркий пламень, сквозь темноту веков, разоблачая невежество и скудоумие, давая пищу сердцу и уму.» Король смотрел на свою тайную возлюбленную с явным удовольствием. Поистине эта дочь благороднейшего рода Рошешуар была не только обворожительна, но и умна. Легким кивком головы Людовик подал знак месье де Лозену. Через минуту Атенаис поставили стул по левую руку от короля. Придворные обменялись вопросительными взглядами: Что означает этот жест монаршего благоволения? Одна лишь мадам дю Плесси знала правду, но не могла ее никому открыть. Она слушала остроты Атенаис без интереса. Месье Ламуаньон, первый президент парижского парламента….и несостоявшийся тесть ее мужа. Как то во время прогулки по Кур-ля-Рен она случайно встретилась взглядом с мадемуазель Ламуаньон. В нем, помимо горечи и отчаяния, таился немой упрек, настолько пронзительный, что сердце Анжелики дрогнуло под натиском чувства вины. Ей на ум тогда пришло, что девица была, должно быть, по-настоящему влюблена в своего прекрасного жениха. Вспомнив об этом, маркиза слегка поморщилась: «Я избавила эту благочестивую тихоню от мук ада. Что она делала бы в объятиях Филиппа? Молила Бога спасти ее душу и ниспослать ей небесную благодать?!» «А ты бы молила о благодати земной, не так ли?» - усмехнулся в ответ внутренний голос, с которым маркиза упрямо не хотела соглашаться. Беседа за столом тем временем вновь вернулась к испанцам. Придворные состязались в остроумии, высмеивая их. Людовика превозносили, как освободителя от ужасного ига этих высокомерных идальго, ввергнувших народ в нищету.