Победитель получит все

— Мы… — голос Десятого прорезал тишину, в которой они шли. — Когда мы выясним, кто… кто это был, мы найдем способ дать знать их семьям. Как-нибудь. — Да, — тихо ответила Пятая. Первое слово, которое она произнесла за долгое время. Мысль о семье была такой незнакомой. В слове не было эмоций или чувств — никакого ощущения потери, ничего. У него не было воспоминаний о том, что он когда-либо имел семью или друзей или кого-то еще, кроме тех девяти, которые были с ним здесь, внизу. Он даже не думал о том, что у кого-то могли быть семьи, пока Вторая не упомянула об этом после гибели Третьей. И после той первой ночи пришлось столько всего испытать и о стольком подумать, что он не вспоминал об этом. Но сейчас, после сообщения о том, что погиб кто-то еще, он снова вернулся к воспоминаниям о предыдущем разговоре. Казалось логичным, что у всех должны быть семьи. Как минимум когда-то были. Даже если не было родственников, с которыми они жили или которых знали, у каждого из них должен быть кто-то, кто беспокоился или хотя бы знал их. Кто-то, кто по ним скучал. Десятый не мог даже представить, на что могла быть похожа его жизнь до лабиринта. Могло быть всё что угодно — он не имел ни малейшего представления о том, что было в его прошлом. Невозможно было представить себе мир вне этого места, несмотря на то, что этот мир должен существовать. Одна только мысль об этом причиняла ему головную боль, но в то же самое время ее было не избежать. Скучал ли кто-нибудь по нему? Искал ли его кто-то? Мог ли кто-нибудь настолько ничего не значить в этом мире, что его отсутствие осталось бы незамеченным? Десятый не знал, не имея представления о том, на что был похож мир снаружи… Но он не думал, что можно прожить жизнь так, чтобы тебя ни разу не заметили, хоть немного. В этом не было никакой логики. Никто не мог быть настолько никчемным. Нет, правильным было предположить, что у большинства из них, если не у всех, были те, кто их знал и переживал за них там, снаружи… включая и погибших. И если кто-то там искал тех, которые погибли, то они заслуживали знать, что произошло с их близкими. Но Десятый понимал, что сейчас ничего не мог сделать для безликих, безымянных людей, в существовании которых он даже не был уверен. Ему нужно было сконцентрироваться на том, что он знал… что мог сделать. И его реальностью прямо сейчас был лабиринт и те люди, которые были здесь. А именно — Пятая. Она почти ничего не сказала с момента, как стала известна эта ужасная новость. Хотя она бодро шла рядом, помогая выбирать путь, когда это требовалось, в ее глазах все еще таилась боль. Пятая вела себя как никогда сдержанно, закрывшись в собственных мыслях и вопросах, но в ее позе проскальзывал тот бесполезный гнев, который был ему слишком хорошо знаком. Он надеялся, что смог убедить ее, что это не была Вторая, хотя они и понимали, что не могли знать наверняка. Но у него создалось впечатление, что это было глубже, чем просто недавние новости. Те же вечные вопросы, которые они задавали всегда, снова оказались в первых рядах. И Десятый жалел, что не мог помочь. Не мог дать ответа. Не мог предложить причины. Она заметила его пристальный взгляд и явно уловила там беспокойство, потому что улыбнулась, но улыбка не отразилась в ее глазах. — Я в порядке, — сказала она. — Правда. — Нет, — не удержался он. — Мы не в порядке. Он увидел, как она тяжело сглотнула, но лишь кивнула: — Нам просто нужно идти дальше. — Я знаю, — согласился он. Они дошли до пещеры и выбрали еще один туннель. Десятый начал ощущать с полным основанием, что этот лабиринт нескончаем. Мысль о том, чтобы на самом деле найти предполагаемый выход, о котором они знали только из заявлений тюремщиков, казалась все более невероятной с каждым днем. И все же у них не было другого выбора, кроме как продолжать идти. Этот туннель был достаточно широким для того, чтобы они могли идти рядом, и Десятый боролся с желанием снова взять Пятую за руку. Он не мог отрицать, что ощущение ее руки было успокаивающим, и надеялся, что она чувствовала то же. Но для этого не было никакого повода, и он засунул руки в карманы, чтобы куда-то их деть. Впереди туннель снова резко заворачивал, и Десятый инстинктивно пошел медленнее, оставаясь настороже. Когда он не мог видеть, что ждало впереди, то был намного более осмотрительным. Пятая тоже замедлила шаг, даже не задумавшись об этом, и они проследовали вперед с большей осторожностью. Откровение о чьей-то еще смерти только увеличило их предчувствие постоянной опасности. От нечего делать Десятый подумал, каково это — хотя бы пару минут провести без постоянной угрозы вреда или смерти или опасности. Но как только они завернули за угол и увидели, что было впереди, то остановились в полнейшем изумлении. Туннель расширялся, пока не достиг размера пещеры, и свод продолжал подниматься, пока не изогнулся дугой высоко над их головами, придавая окружающему пространству более открытый вид. Но это было не то, от чего Десятый задержал дыхание и его глаза расширились. Нет, это произошло из-за того, что каждая видимая часть стен и потолка в этой части лабиринта была усеяна кристаллами. Большие, маленькие и средних размеров, состоящие из какого-то полупрозрачного материала кристаллической структуры, казавшиеся частью самих стен, скрывшие под собой камень. Висящие над головами стройными рядами спиралей и покрывающие каждый кусочек стен вокруг многогранными драгоценными камнями невыразимой красоты. Сверкая даже в отсутствие какого-нибудь видимого источника света. Каждый кристалл улавливал свет и отражал его мириадами оттенков, которые танцевали на стенах и потолке, если пошевельнуться. Это было настолько резкой переменой по сравнению с темным, серым камнем, являющимся их миром в последние четыре дня, что Десятый обнаружил, что смотреть на это было почти невыносимо. — Что… — выдохнула Пятая, и ее глаза округлились, когда она попыталась охватить зрелище, возникшее перед ними. Они оба не решались войти, и Десятый был как никогда насторожен, подозревая ловушку. Их тюремщики никогда бы не поместили это сюда просто так, и вид подобной красоты только усиливал подозрения. Они уже много раз попадали в ловушки, так что не доверяли ничему необычному. Это было чистым инстинктом, вопросом выживания. Но ничего не произошло, все оставалось таким же спокойным и молчаливым и неизменным, как и раньше, и они с Пятой медленно, нерешительно вошли в эту изысканную пещеру. — Вот это да… — прошептал Десятый, и его взгляд не в силах был останавливаться на чем-то больше мгновения, потому что он хотел вобрать в себя все сразу. Куда бы он ни посмотрел, что-нибудь еще бросалось ему в глаза. И все еще не было никакой опасности. — Что это? — спросила Пятая, медленно поворачиваясь. — Что бы это ни было, оно выглядит естественным, — произнес Десятый. Кристаллы являлись частью стены, вырастая прямо из камня, словно всегда здесь были. Он все еще не мог позволить себе полностью расслабиться, все еще подозревал ловушку и осторожно протянул руку и слегка прикоснулся к одному из кристаллов. Он ожидал жжения или яда или чего-нибудь подобного. Но кристалл был на ощупь прохладным и гладким, и Десятый медленно провел рукой по его поверхности, исследуя грани и восхищаясь красотой. Слова казались лишними в этом месте, и Десятый молчал, позволяя органам чувств вобрать в себя эти новые ощущения. Такая разительная перемена после камня, составлявшего всю его жизнь… и более прекрасная, чем он только мог себе представить. Он не знал, что это за место, почему оно здесь, но в этот момент ему было все равно. Потому что на мгновение, глядя на абсолютно поразительное зрелище, окружавшее их, он перестал думать о нависшей опасности, омрачавшей всю его жизнь, которую он помнил. На одну секунду он почувствовал, как что-то, чему он не мог дать название, зашевелилось внутри, когда он смотрел на эту пещеру. А затем он увидел Пятую. Стоящую посреди пещеры, со взглядом, прикованным к спиралям кристаллов наверху, смотревшую на них с таким изумлением, какого он никогда прежде не видел. На ее лице было абсолютное восхищение, и какой-то почти благоговейный трепет горел в ее глазах и озарял лицо. Пятая потянулась, чтобы дотронуться до одной из спиралей, которая свисала достаточно низко, и свет, отразившись от тысяч кристаллов, заплясал по ней и осветил ее черты. И Десятого в этот момент поразила мысль о том, что Пятая была красива. — Это изумительно, — прошептала она. Ее лицо, обращенное вверх, было в отблесках огней. — Просто… взгляни, Десятый! Она перевела взгляд на него. Выражение боли на мгновение исчезло из ее глаз, сменившись полнейшим восхищением, и он с готовностью кивнул. — Я знаю. Это… не поддается описанию. — И не пытается нас убить, — добавила она, впервые улыбнувшись с того времени, как они получили сообщение о чьей-то смерти. Красота ради самой красоты. Понятие, о котором он даже не подозревал до этого момента. Он не знал, зачем здесь была эта пещера, чего с ее помощью хотели добиться тюремщики. Но чем больше времени проходило безо всяких происшествий, тем сильнее он верил, что, возможно, опасности здесь было не больше, чем в туннелях. Что это не причинит им вред… что это было просто прекрасное место. Место, на которое они наткнулись случайно, всего лишь одна из сотен, может, тысяч пещер. Но совершенно неповторимое. Его взгляд на мир был настолько неполон, настолько постоянно менялся с каждым днем, что он чувствовал, словно провел всю свою жизнь в чем-то вроде потока. Смещаясь и меняя точку зрения в попытках найти опору. Пытаясь понять не только кем он был, но так же какими он видел людей вокруг, и мир, который он видел на настоящий момент, и даже как он смотрел на жизнь в целом. И все еще у него не было настоящих ответов, не было памяти, и он не знал, что произойдет в следующую минуту. Но когда они стояли, окруженные этой неземной красотой, его система понятий опять сместилась — так быстро, что он с трудом это отследил, — и он кое-что понял. — Вот тебе и причина, Пятая, — произнес он. Она остановилась и повернулась к нему с озадаченным выражением лица. — Что? — Вот это. Вот причина, почему. Он подошел ближе, пытаясь выразить то, о чем думал, хотя слова не могли угнаться за потоком мыслей. — Ради чего мы продолжаем идти… почему это важно. — Что ты имеешь в виду? — серьезно спросила она, вглядываясь в его лицо. — Это… прекрасно, — он повел рукой вокруг себя. — Посмотри! Что-то прекрасное, и мы видим это. Прямо здесь, прямо сейчас, мы здесь, и мы живы, и мы можем видеть что-то подобное, и они не могут это у нас отобрать. Он надеялся, что подбирает правильные слова, потому что говорил не думая, пытаясь разобраться с собственными мыслями одновременно с попытками убедить ее в своем открытии. — Мы живы, чтобы видеть и испытывать подобное, и это наше право. Даже если у нас нет ничего больше, это все равно наше. И… не везде одна тьма. Он приблизился, и она не отвела от него глаз. — Этого не может быть, правда? Не когда есть вещи… даже моменты… как это. Мир может быть восхитителен. Без жизни или смерти, без боли, просто ради красоты. И если это есть даже здесь, в этом месте… разве это не может быть где угодно? И разве ради этого не стоит сражаться? Она не ответила, но ее взгляд сверлил его насквозь, и Десятый увидел, что его слова дошли до нее. И истинное их значение поразило и его, еще когда он не закончил говорить. У него почти ничего не было… ни памяти, ни прошлого, ни плана, ни идеи того, что случится потом. Но почти ничего не иметь было не то же самое, что ничего не иметь. Совсем нет. Пока существовало что-то в его жизни, это стоило того, чтобы жить. Ему приходилось верить, что жизнь стоила того, чтобы за нее бороться… иначе почему бы просто не сдаться? Почему бы просто не бросить эту игру и даже не пытаться? Но если был хоть один шанс… пусть даже и небольшой, того, что в этой жизни есть что-то стоящее, то за это стоило бороться. Дело было не в кристаллах, не совсем. А в знании того, что не везде была одна тьма. Он не видел ничего, кроме темноты и камня и непрекращающейся мрачности… до этого момента. — По сути, мир, в котором существует подобное, стоит того, чтобы ради него жить. Вот наша причина. Он замолчал, наблюдая, как она вбирает это в себя. Как она прокручивает эти слова в мыслях и взвешивает их. В конце концов он заметил перемену. — Пока мы живы, есть шанс увидеть что-то подобное, — медленно произнесла она, словно взвешивая каждое слово. — А сдаться будет означать, что они смогли забрать у нас и это. — Да, — согласился он. К его полному изумлению, она внезапно широко улыбнулась и схватила его за руки. Без предупреждения, она потянула его и закружила, и ослепительные ряды кристаллов засверкали перед его глазами при движении. На мгновение Десятый чуть было не споткнулся, но удержал равновесие и крепко ухватил ее за руки, а она увлекала его за собой, кружа. Он понятия не имел, что она делает, но его это не заботило. Потому что, видя, как свет этого места вращается вокруг них замысловатыми и бесчисленными узорами… впервые с момента первого пробуждения здесь он забыл, что не знал, кто он такой. Забыл опасность, забыл потери, забыл страх. И почувствовал то, что можно было назвать только радостью. Они кружились, заставляя свет кристаллов играть на их телах, когда они вращались в этом почти что танце, и Десятый никогда не видел ничего более прекрасного. И он не имел в виду только пещеру. Они остановились, запыхавшись. — Это и есть наша причина? — спросила Пятая, и в ее глазах был свет, от которого его сердца наполнились надеждой и решимостью. Он чуть было не рассмеялся от дюжины различных эмоций, в большинстве своем незнакомых. А так же от полнейшей мгновенной абсурдности всего. — Да, –ответил он. И был убежден в этом как никогда. Она улыбнулась ему так, что он не мог не улыбнуться в ответ. — Ладно, — произнесла она, и одно это слово сказало больше, чем все, что она могла еще сказать. Затем ее взгляд посерьезнел, хотя его сила не ослабла. Более того, казалось, глубина ее взгляда усилилась, и Пятая внезапно посмотрела на него более пристально, чем когда-либо. Пронизывающим, обдумывающим взглядом, который словно указывал на то, что она снова пытается решить, кто он такой. И она смотрела почти с… сожалением. — Что? — не мог не спросить он. — Просто… — она отвела взгляд, глядя вниз, словно в легком смущении. — Я бы хотела, чтобы мы встретились при иных обстоятельствах. Он начал было спрашивать почему, но затем остановился, потому что подумал, что знает, что она имела в виду. И он был абсолютно с этим согласен. — Что ж, — он пожал плечами, пытаясь поднять ей настроение. — Не забывай, что, насколько нам известно, мы были совсем другими людьми там, снаружи. Как минимум, вели разные жизни. Возможно, мы бы совсем не смогли поладить. Эта мысль казалась странной, учитывая, что Пятая была его вернейшим союзником, человеком, которому он больше всех доверял, особенно сейчас. Он не мог представить ее не тем, кем она была сейчас… не мог представить себя кем-то еще, несмотря на то, что умом он понимал, что должен быть кем-то другим, с жизнью, полной воспоминаний, которые повлияли на его личность. Но он не знал другого себя, кроме того, кем был сейчас. И хотя он все еще желал получить ответов, а также вернуть память, вернуть свою жизнь… все же было что-то хорошее и здесь и сейчас. — Действительно, — признала она, и выражение ее лица прояснилось. Она снова улыбнулась ему. — По крайней мере, сейчас мы знаем друг друга. — Да, — согласился он. — Мы определенно знаем друг друга сейчас. Несмотря ни на что. — Несмотря ни на что, — повторила она. Они глядели друг на друга в течение долгого времени. Момент радости прошел, и вновь настала реальность. Смерти, ранения, нескончаемая неизвестность и вопросы, а также невыполнимая задача, все еще стоящая перед ними. Но они возродили что-то, почти готовое умереть, и Десятый заметил разницу. Разницу, состоявшую в истинной надежде и решимости. Пятая первой вышла из задумчивости. — Ну что ж, — сказала она с усмешкой, — пора двигаться, пока наши друзья там, в реальном мире, не решили испортить нашу иллюзию того, что эта пещера просто прекрасна и не таит смертельную опасность. — Неплохая идея! — согласился он. Что-то подобное как раз было бы в духе их тюремщиков. Они прошли к другому концу пещеры и остановились, чтобы бросить последний взгляд на первое по-настоящему изумительное место, которое они увидели с тех пор, как попали сюда. — Это действительно прекрасно, — тихо сказала Пятая. И по какой-то причине у Десятого возникло странное чувство, что она тоже имела в виду не только пещеру с кристаллами.