Победитель получит все

Шагая дальше по туннелям, они находились в приподнятом состоянии духа. Если уж быть абсолютно честным, Десятый понятия не имел, для чего тюремщикам была нужна пещера с кристаллами. Он не понимал, почему ему и Пятой разрешили ее увидеть или зачем она там была изначально. Она выглядела естественной, но, опять же, такими же казались многие части лабиринта. Нельзя было знать, что в этом лабиринте было создано специально, а что уже существовало и лишь было адаптировано под нужды их тюремщиков. Но как бы то ни было… Зачем там была эта пещера? Все здесь служило определенной цели, подумал Десятый. Как сказала Первая в самый первый день, все здесь выглядело сделанным специально. Каждый туннель, каждая пещера приводили к ситуациям, заставляющим их двигаться вперед — всегда вперед. Так что он не понимал, зачем это прекрасное место, не служившее никакой цели, было здесь. Но когда он взглянул на Пятую и увидел вернувшуюся уверенность в ее шагах и силу духа в глазах, он перестал об этом думать. Потому что, возможно, это и не имело цели для их тюремщиков — но для него и Пятой это значило целый мир. И он бы хотел, чтобы остальные смогли увидеть ту пещеру. Тем не менее, они снова шли по туннелям в окружении грубых серых камней. Хотя в течение какого-то времени небольшие грозди кристаллов все еще усеивали стены, словно рост их распространялся за пределы пещеры, потихоньку вплетаясь в стены туннеля и простираясь вглубь лабиринта. Во внезапном порыве Десятый протянул руку и ухватил небольшой кристалл, торчащий из стены на уровне глаз. Тот обломился в руке, и Десятый сунул его в карман. Как память о том, что они там открыли. Насколько бы полными решимости и надежды они ни были сейчас, его не покидало чувство, что это напоминание может пригодиться в будущем. По его подсчетам, они были здесь уже три с половиной дня. А это было половиной отведенного времени. Восемь из них были все еще живы, и у них оставалось еще три с половиной дня, чтобы достичь кажущейся невыполнимой цели, лежащей перед ними. Вся протяженность его воспоминаний — то, что было всей его жизнью — повторится еще раз. И все же ему казалось, что времени прошло совсем немного. Они даже не знали, двигались ли в правильном направлении и существовал ли вообще выход. И не знали, что произойдет, если лимит времени исчерпается. И говоря о времени… — Уже прошел день с тех пор, как у нас была вода, — заметила Пятая, бросив на него взгляд. — Как ты? — спросил он, осознав, что уже давно должен был поинтересоваться. — Не так уж плохо, — пожала она плечами. — Я бы не отказалась от глотка воды, конечно, но смогу продержаться еще день или два. Он окинул ее взглядом и решил, что она говорит правду. И он не смог бы ничего сделать, даже если бы это было не так. — А как насчет еды? — спросил Десятый, зная, что это, в некотором отношении, становилось даже более важным. — Ага, — вздохнула она. — Признаюсь честно: есть хочется. Десятый поморщился. Он тоже ощущал голод, но недостаточно сильный, чтобы об этом беспокоиться. Однако он понимал, что с каждым днем голод будет только усиливаться, и понимал также, что она, скорее всего, не выдержит столько же, сколько он. И все же приходилось верить, что их тюремщики должны были знать, без чего все десять могли и не могли жить. Им дали воду (оставалось надеяться, что остальные нашли источник прежде чем стало слишком поздно… он надеялся, что не это стало причиной чьей-то смерти). Приходилось также надеяться, что если они могли умереть от голода до конца недели, то где-то должна быть еда. — Хотя я могу с этим справляться, — добавила она. — Это не настолько сильно, как могло быть… и, если честно, со временем даже становится легче. Думаю, я начинаю привыкать к этому. — Неутешительная мысль, — не мог не заметить он, и она тихо рассмеялась. — Да, вроде того. Она ободряюще пожала его руку. — Но, честно говоря, я в порядке, с учетом всего. — Я тоже, — признался он, и она искренне улыбнулась. — Хорошо. Пожалуйста, скажи, если что-то изменится. — И ты тоже. Несколько минут спустя Десятый осознал, что что-то было не так. Вспоминая об этом, он думал, что должен был что-то заподозрить, так как уже довольно долгое время никто или ничто не пыталось убить их. Вернувшийся оптимизм — это одно дело, другое дело — наивность. И после минутной передышки в той пещере стало слишком очевидно, что их тюремщики могли захотеть с новой силой обрушить на них реальность и напомнить о том, где они находятся. Но как бы то ни было, хотя он и был настороже все время, все произошло неожиданно. Сначала это было очень слабым — настолько, что он не был уверен, что уловил это. Легчайшая перемена в воздухе, едва заметное изменение в земляном запахе туннеля. Он остановился и сделал знак рукой, чтобы Пятая сделала то же самое. — Ты чувствуешь запах? — Какой? — Я… — запах был очень слабым, и он не был уверен. Но в то же время они не могли рисковать, не обращая внимания на то, что могло оказаться опасным. — Я не уверен… — Может, следует повернуть и поискать другой путь? — серьезно спросила она. Он увидел, как она пытается обнаружить то, что он чувствовал. — Может быть… — сказал он. Но когда он обернулся назад, то осознал, что, наоборот, запах был сильнее там, откуда они пришли. И было ли это его воображением, или на самом деле воздух позади них чуть помутнел? — Нет, там это еще сильнее. Что-то было в воздухе. Десятый на всякий случай перешел на обходную дыхательную систему и попытался выяснить, откуда шел запах и что делать дальше. Во внезапном порыве он взял Пятую за руку, чтобы увериться, что они будут вместе, что бы ни случилось. — Теперь я тоже чувствую запах, — сказала она, и он кивнул. — Мне кажется, это какой-то газ. — Но… — Пятая начала говорить, а затем случилось сразу несколько вещей. Он все еще ощущал концентрацию чего-бы-это-ни-было вокруг, хоть и не вдыхал это, и внезапно она резко увеличилась. Окружив их, сильнее, чем когда-либо. Рука Пятой болезненно сжалась… и Пятая закашлялась. — ДЕСЯТЫЙ! — с трудом выдохнула она, и он увидел, что ее глаза расширились. Она устремила на него свой взгляд, полный паники. И тогда он понял. У нее не было обходной дыхательной системы. — Беги! — закричал он, но она не нуждалась в стимулах. Газ в воздухе чувствовался сильнее там, откуда они пришли, поэтому они побежали вперед, дальше по туннелю, как должны были сделать сразу же, когда он почувствовал, что что-то не так. Но он не осознал… он принял как должное, что у нее была та же способность, которая для него была так же естественна, как ходьба или разговор. Он предположил, что у них было время подумать. Но его не было. Не у нее. Она кашляла на бегу, задыхаясь и дыша с трудом, но все еще могла сохранять скорость. Он знал, что если ей не хватало воздуха, то ей никак нельзя было бегать. Но им нужно было отсюда выбраться. — Не дыши! — закричал он, переполненный страхом и отчаянно ища выход из положения. Но им некуда было идти… и впереди, и сзади воздух был полон чем-то. — Задержи дыхание, Пятая! Но газ уже был повсюду, и теперь уже они были со всех сторон окружены легкой дымкой. Ее рука выскользнула, и он обернулся и увидел, что Пятая споткнулась и упала на колени, пытаясь дышать, но казалось, что она не была способна вдохнуть даже этот газ, окружавший их. Ужас охватил его, когда он опустился на колени рядом с Пятой и она ухватилась за него в слепой панике. Он не был сейчас в опасности, он это знал, но она была… это было очевидно. Она не могла дышать… Они ее убивали. — НЕТ! — отчаянно закричал он, поднимая ее на руки. Она прижалась к нему, пытаясь помочь насколько могла, и он почувствовал, как ее единственное сердце колотится в страхе. Она была тяжелой, но Десятый был одержим паникой, которая, к счастью, на этот раз служила двигательной, а не парализующей силой. Он двигался так быстро, как только мог, почти перейдя на бег, стремясь найти отсюда выход. Понимая, что сейчас он был единственной надеждой, какая у них была. Газ, казалось, был повсюду, со всех сторон их окружал видимый туман, и он никогда еще не ощущал себя настолько в ловушке… никогда. Ни в том узком туннеле, ни на краю обрыва… нигде. — Держись, — умолял он, но чувствовал, как ослабевала ее хватка. Все происходило слишком быстро, он не успевал анализировать. Сколько прошло времени? Минута или больше? Сколько она могла не дышать? Без обходной системы… недолго. — Ну же, Пятая, не бросай меня! Она все еще пыталась вдохнуть, и это звучало как агония, но было абсолютно ясно, что ее усилия напрасны, и это ужасало его. Он не мог потерять ее… не мог остаться здесь один. Он почти не мог ясно думать из-за страха, но вместе со страхом возник и гнев, который гнал его все быстрее. Они не смогут ее отнять. Не таким образом. Не здесь, не сейчас. Никогда. Туннель вывел его в пещеру, заполненную тем же веществом, которое душило Пятую и задушит его, как только он не сможет больше обходиться без дыхания. У него еще было несколько минут… но у нее не было. Пятая сейчас полностью зависела от него, и чтобы она могла выжить, он должен был унести ее от этого газа сейчас. Он лихорадочно огляделся, ища какой-то путь, который может вывести их отсюда. Должен быть способ убежать от этого яда… просто должен. Не было никакого смысла в том, чтобы их тюремщики не оставили никакого выхода из ловушки. Должен быть выход… Один туннель казался немного менее туманным, и Десятый помчался к нему. Почти сразу же туннель стал подниматься в гору, и Десятый почувствовал, как концентрация газа начинает снижаться. Но Пятая уже была без сознания, и он с трудом удерживал ее и почти споткнулся, пробираясь по туннелю. Прошло уже три минуты с тех пор, как она впервые начала кашлять… она не продержится намного дольше. — Почти все, — пообещал он, отчаянно надеясь, что говорил правду. — Держись, не оставляй меня, уже почти все. Он сам уже начал чувствовать последствия поддержания обходной дыхательной системы, особенно с напряжением от бега и необходимости нести Пятую. Эта способность была для него настолько же естественной, как взмах руки или моргание, но очевидно, это было чем-то, характерным только для него. Он не понял… потратил драгоценные секунды, потому что предположил… Воздух очищался, Десятый был в этом уверен, и он почувствовал, как поверхность становится горизонтальной. Он втянул в себя воздух, который уже почти обрел привычный запах, и только слегка закашлялся. Затем он вскарабкался еще немного, уходя прочь от остатков газа. Когда он был уверен, что воздух достаточно очистился, и смог дышать без вреда, он почти свалился на теперь уже плоскую землю и наконец-то выпустил Пятую из рук, осторожно кладя ее на поверхность. Ожидая, что она вдохнет ставший безопасным воздух. Но она не двигалась… и не похоже было, что она дышала. Сейчас, когда улеглась паника бегства от газа, она сменилась почти всепоглощающим ужасом, когда он взглянул на ее лицо. Оно было посиневшим и слишком безжизненным, и в отчаянии Десятый стал искать пульс. — Ну же, Пятая! — умолял он. Всего лишь одно сердце, биение которого он не мог обнаружить в своем страхе. — Не позволяй им сделать это! Как они так быстро дошли до этого? Всего лишь недавно они были практически счастливы, радуясь красоте той пещеры… а сейчас он почти потерял ее. — Пожалуйста, — прошептал, не зная, кого умоляет — ее или же тюремщиков. Он не знал, что делать, не знал, как ей помочь. Он не мог потерять ее… не ее тоже. Он не сможет справиться с этим в одиночку. Он не знал, на что было похоже одиночество, он никогда, насколько помнил, не оставался без контакта с живым существом. Он ощутил, как слезы покатились по лицу, но все равно не пошевелился. — Давай же! — яростно выкрикнул он. Чувствуя абсолютную беспомощность и ужас того, что он опоздал. Затем он это почувствовал. Биение сердца. Странное, непохожее на его собственные, но в этот момент оно ощущалось правильнее всего, что он мог представить. В следующую секунду она сделала вдох и немедленно начала кашлять и ловить ртом воздух. Но она была живой, внезапно настолько живой, что он чуть не разрыдался от облегчения. — Дыши, — твердил он, стараясь сохранять спокойствие при виде паники на ее лице. — Все хорошо. Она хватала ртом воздух, словно его было недостаточно, и он ощущал, как ее трясло, но ее лицо медленно обретало цвет. И она дышала! — Просто дыши. Она слабо протянула руки, нащупала его и встретилась с ним взглядом. — Ты в порядке, — прошептал он, почти не в состоянии поверить в это. Вмиг осознав, насколько близка она была к смерти. — Десятый! — выдохнула она, почти плача, лихорадочно хватаясь за него. Словно не могла поверить в его реальность. Все еще боясь навредить ей, он осторожно прижал ее к себе, не в силах поверить, что с ней все в порядке. Конечно, она была еще слаба и дышала с трудом, все еще стараясь восстановить кислородный баланс в организме. Но она была жива, и он не был один. Он даже не пытался сдержать слез. Он чувствовал, что она перепугана, и это было неудивительно. Он не знал, что она помнила, учитывая то, что произошло, и то, что она только что испытала. Но очевидно, что психологическая травма была, и Пятая дрожала всем телом, прижавшись к нему. Она казалась в этот момент маленькой и хрупкой, хотя он и знал, что она не была такой на самом деле. Но после того как он чуть было не потерял ее… он все еще не мог ясно думать. Не мог вместить то, что только что произошло, что он только что сделал. Она была в безопасности. Еще на какое-то время, по крайней мере. И лишь это имело значение. — Все прошло, — пообещал он. Конечно, испытания целиком еще не закончились, но это конкретное было позади. — Все прошло. Мы в порядке. В конце концов, когда ее паника утихла, она отодвинулась и взглянула на него. Он увидел в ее глазах слезы, вместе с отступающим страхом. — Что?.. — прошептала она, глядя на него так, словно никогда раньше его не видела. — Что произошло? — Ты… — он запнулся, не зная, что сказать, или как это сказать. Как даже начать объяснять то, что она чуть было не погибла от удушья, а он ничего не мог с этим поделать кроме того, чтобы попытаться вытащить их оттуда. Как ему удалось выбраться туда, где воздух был чист, и как она лежала так неподвижно, и он не знал, что делать или как ее спасти. — Я подумал, что потерял тебя, — наконец смог он сказать. — Ты меня спас, — сказала она, и это не было вопросом. — Я чуть было не смог, — тихо произнес он. — Я думал… Его слова были немедленно и действенно прерваны, когда она неожиданно схватила его и поцеловала прямо в губы. Это застало его врасплох, и он отклонился назад, чуть не упав, но удержался. Не зная, что происходит или как он должен реагировать. Ощущение не было неприятным, но абсолютно незнакомым и неожиданным. Однако, хотя его разум и был полностью парализован, тело отреагировало инстинктивно, и Десятый обнаружил, что целует ее в ответ с таким же отчаянием и облегчением. Поэтому прошло целых семь секунд, прежде чем его мозг смог понять ситуацию, и Десятый отстранился, потрясенный происходящим. — Пятая… — пробормотал он, и та мгновенно отпустила его. Ее глаза расширились, и на лице появилось выражение полного шока. — Мы не можем… — О… боже… — произнесла она с таким же волнением. Ее лицо, еще недавно синевшее от недостатка воздуха, теперь окрасилось румянцем, и она закрыла рот руками. — Десятый… я не хотела… — Просто… — он подумал, сможет ли кто-то из них успешно закончить предложение в ближайшем будущем. — Мы не можем. — Прости! — она закрыла лицо руками, отказываясь смотреть на него. — Это просто… само собой случилось. — Не извиняйся, — произнес он с твердостью, не в силах забыть, что она чуть не умерла парой минут раньше. Он не хотел отказывать ей в чем-либо сейчас, но в то же время знал, что они не могли доверять всему, что чувствуют под влиянием момента. — Это… — Что следует говорить, когда кто-то поцеловал тебя? — Все в порядке. Я не жалуюсь, правда. Она взглянула на него сквозь пальцы, и он, запинаясь, продолжил объяснять: — Но мы не знаем, кто мы. Мы на самом деле чужие друг другу, мы знакомы только четыре дня. Мы не то чтобы знаем друг друга, и, что более важно, мы не знаем самих себя. И, насколько нам известно… у нас могут быть семьи. — Он вспомнил то, о чем думал ранее. — Мы можем быть с кем-то, у нас даже могут быть дети… — эта мысль была абсолютно странной, но он понимал, что все могло быть. Она согласно кивнула. — Знаю. Это несправедливо по отношению ко всем, сейчас. Я понимаю. Я просто… — она опять закрыла лицо. — О боже, я такая же, как и Первая. — Нет, не такая, — быстро заверил он, кладя руку ей на плечо в надежде, что она снова поглядит на него. — Кроме того, я вполне уверен, что тоже поцеловал тебя. — Ага, — признала она, убрав руки от лица и неуверенно улыбаясь. — Ты именно так и сделал. Сейчас настал его черед чувствовать себя чрезвычайно неловко, и ее улыбка стала шире. Затем ее щеки снова покраснели. — И все равно… ужасно неудобно. — Ничего страшного. Ты почти… почти… — Погибла? — закончила она за него, внезапно становясь серьезной. — Да, — подтвердил он, борясь с желанием схватить ее руку, и напомнил себе, что она была в порядке. Может быть, они и были, по сути, чужими друг другу, как он только что сказал, но в то же самое время она была всем, что у него есть, его главным союзником. И он не мог отрицать, что мысль о том, чтобы потерять ее, причиняла боль, о которой он до недавнего времени и не догадывался. — Поэтому, как мне кажется, тебе позволительно не мыслить рационально. — Что ж, если что-то и даст мне отсрочку от рациональности, возможно, это оно и есть, — признала она. Она все еще выглядела плохо, и, присмотревшись, он заметил, что она казалась полностью вымотанной. Неудивительно. Но на данный момент она посмотрела на него с внезапным любопытством. — Но почему это тебя не затронуло? — спросила она, явно довольная сменой темы. — Как ты смог вытащить меня и не… ну, понимаешь? — Обходная дыхательная система, — объяснил он, чувствуя скорее облегчение от смены темы разговора. — Я просто перестал дышать. Она моргнула и уставилась на него. — Ты что? — Перестал дышать. Я не знаю, это что-то естественное. Как рука или нога, просто используешь это, и все. Я об этом даже не думал, просто предположил, что у тебя есть то же самое. — Как и сердца, — сказала она с пониманием. — Если бы я знал… мне нужно было вытащить тебя оттуда в тот же момент, когда я что-то почуял в воздухе… я просто подумал… — Ты подумал, что я тоже не буду этим дышать, — кивнула она. — Не могу тебя за это винить. — Это могло погубить тебя… — Но не погубило, — перебила она. — И хорошо, что у тебя это оказалось, иначе с нами обоими случилось бы то, что чуть не случилось со мной. Он даже не думал об этом с такой точки зрения. Если бы он не мог задерживать свое дыхание надолго, они бы, скорее всего, погибли в этих туннелях. Знали ли тюремщики о том, что он сможет вытащить ее… или же то, что он не погиб, было просто удачным стечением обстоятельств? Он не знал, но зато понимал, что тюремщики только что пытались их убить, и в случае Пятой это им практически удалось. И это привело его в большую ярость, чем он мог выразить. — Как ты себя чувствуешь? — с волнением спросил он. — Все еще неловко, — сказала она, и он слегка улыбнулся. — Я имею в виду физически. — Словно меня стукнули чем-то очень большим и тяжелым, — призналась она, очевидно, не видя смысла лгать о своем состоянии. — И горло очень болит. Как и голова. — Тебе нужно отдохнуть, — сказал он, и она выглядела пораженной. — Но еще даже не прошло полного дня с прошлой ночи, — запротестовала она, пытаясь подняться на ноги. Ей это не совсем удалось, и он быстрым движением подтолкнул ее вниз мягко, но достаточно настойчиво, и ей пришлось подчиниться. — Нам нужно продолжать идти. Мы не успеем. — Это не имеет значения, — твердо произнес он. — Ты перестала дышать! — Одно произнесение вслух этих слов заставило его вздрогнуть. — Мы сможем двигаться быстрее, если ты сейчас отдохнешь и сможешь полностью восстановить силы. Она выглядела так, словно хотела поспорить, но явная усталость победила, и Пятая кивнула с неохотой. — Ладно, — прошептала она. — Но давай уйдем подальше отсюда. — Конечно! — согласился он и заботливо помог ей подняться на ноги. Он хотел предложить понести ее, но почувствовал, что она не одобрит этого, да и она, казалось, могла идти с его поддержкой. Так что они вдвоем прошли дальше по туннелю, прочь от возвышения, на которое Десятый внес ее. — Я… эмм… сожалею о том, что произошло ранее, — добавила она спустя минуту. — Это было… — казалось, она подыскивала подходящее слово, — неподходящим. — Не извиняйся, — повторил он. — Не то чтобы я не… — так, теперь он попал в действительно затруднительное и незнакомое положение. — Тебе не за что извиняться. Она ничего не сказала, но он почувствовал, как она оперлась на него с чуть большей уверенностью и, возможно, с некоторым облегчением. Он поддержал ее, радуясь тому, что они все еще были живы и не признавали себя побежденными.