Победитель получит все

Прошла еще одна минута, прежде чем они осмелились выбраться из расщелины, и то лишь потому, что они решили, что необходимо покинуть это место так быстро, как только можно. Так что Пятая быстро отползла от него обратно в туннель, и Десятый вылез за ней, хотя его конечности и противились движению. Пятая помогла ему встать на ноги, выглядя при этом такой же потрясенной, как он себя чувствовал, и они в течение какого-то времени не сводили друг с друга глаз, в полнейшем шоке. Он поморщился, когда увидел, что одна штанина Пятой порвалась на колене, когда они ударились о землю, и само колено было поцарапано и уже в синяках. Его синяки, скорее всего, будут настолько же впечатляющими. Но, учитывая, что они только что чудом избежали опасности, он совсем не жаловался. И никто из них, казалось, не был серьезно ранен. Он все еще не мог поверить в то, что случилось, его разум еще не осознал масштаб произошедшего … но они еще не были в безопасности. Те существа, возможно, ушли, но они не знали, были ли эти твари единственными и как далеко они ушли. Что если они вернутся? — Нам нужно… — Да, — согласилась Пятая даже прежде, чем он закончил, и без дальнейших колебаний они снова двинулись в путь. Они не могли вернуться тем путем, каким пришли, потому что эти твари направились именно в ту сторону. Так что они выбрали противоположное направление, дальше по туннелю. Они шли быстро, не переходя на бег, но стараясь не терять времени. Оставаясь в полной готовности, ища малейшее указание на возвращение этих созданий. Но туннели были такими же тихими и спокойными, как и в прошлые дни, и единственным шумом были звуки их шагов и попыток перевести дыхание. — Чем могли быть эти существа? — прошептала Пятая, все еще не рискуя повысить голос, но явно считая, что уже можно разговаривать. — Какие-то хищники, — сказал Десятый, понимая, что вопрос риторический, и сознавая, что ответ ничего им не даст. Но все равно не в силах молчать. — Еще одна ловушка. — Потому что только ее нам и не хватало, — Пятая потрясла головой в недоумении. — Это глупо. Но в следующую секунду ее выражение лица изменилось, когда она, казалось, осознала то, что случилось. — Десятый, эти существа убили Седьмого! — Знаю, — Десятый хотел бы забыть вид истерзанного тела Седьмого… и высохшую кровь на мордах чудовищ. Он протянул руку и схватил ее жестом, который уже вошел в привычку. — Но мы живы, — напомнил он ей, осматривая окрестности в поисках выхода из туннеля. Он не был уверен, могли ли эти существа разгуливать по всему лабиринту, или же они были только в этой конкретной его части. Газ был только в одном месте, как и трещины в самый первый день. Но, опять же, те ловушки не обладали сознанием, и он не знал, имело ли это значение. Учитывая тот факт, что они не сталкивались ни с чем подобным в прошлые дни, блуждая по лабиринту, приходилось надеяться, что если им удастся выбраться из этого туннеля, по крайней мере, они будут в относительной безопасности. — И нет ничего… — он сглотнул, — …ничего, что мы могли бы для него сделать. Так что нужно сосредоточиться на том, о чем можно позаботиться, и быть осторожными. — Но как же Четвертая? — спросила Пятая, и сердца Десятого сжались при упоминании женщины, бывшей рядом с Седьмым, когда они в последний раз их видели. Он хотел найти ее, хотел знать, была ли она в порядке. Смогла ли она убежать? И где была сейчас? — Я не знаю, — признался он, чувствуя, что уже много раз произносит эту фразу за последнее время. — Я бы хотел… но как мы сможем даже начать поиски? — Она может быть где угодно, — вздохнула Пятая. Она не договорила то, о чем, как знал Десятый, оба подумали. Если Четвертая была еще жива. Теперь, когда улеглась паника и закончился прилив адреналина, Десятый ощутил всю чудовищность смерти Седьмого и почувствовал волну грусти при осознании того, что их товарищ по плену был мертв. И его смерть явно не была безболезненной или быстрой. Но с этой грустью, даже более сильной, чем когда им сказали о двух новых смертях, пришел гнев, которого он не мог и не хотел отрицать. Гнев более тихий, но не менее значимый или сильный. Не выплескивающийся наружу под влиянием момента, а поселившийся внутри, словно угли костра, тлеющие прямо в центре сознания. Он почти физически чувствовал их тепло. Но у него не было времени размышлять об этом, и поэтому он обратил тепло к цели, позволяя двигать собой и держать начеку. Как он уже сказал, он ничем не мог помочь Седьмому. И, к сожалению, они не могли узнать, где была Четвертая и выжила ли она после нападения тех существ, которые убили Седьмого. Таким образом, нужно было сосредоточиться на том, чтобы держать себя и, что более важно, Пятую, в безопасности. Десятый не был уверен, когда жизнь Пятой стала для него важнее, чем собственная, но теперь, глядя на нее, идущую в ногу с ним, на то, как она пыталась наблюдать сразу за всем окружающим их миром, он понял, что это так и есть. Он не хотел умирать, все еще хотел жить всем своим существом. Но еще больше он хотел, чтобы выжила она. Мысль о том, что с ней может что-то произойти, была невообразимой, и не только потому, что он не хотел оставаться один. Но потому, что одна мысль о том, что из ее глаз уйдет свет… что ее тело будет таким же неподвижным и холодным, как Седьмой… эта мысль была более отвратительной, чем мысль о собственной смерти. Это было невероятным и незнакомым чувством, и он не совсем понимал, на что оно указывало. Все, что он знал, — это то, что скорее позволил бы тем существам схватить его, чем дотронуться до Пятой. К счастью, никто из них не был убит благодаря ее быстрому мышлению и еще более быстрым реакциям. Он полагал, что она, должно быть, чувствовала подобное вчера, когда он смог вынести ее из места с газом. Но он все еще был несказанно благодарен, хотя и знал, что она ждала от него благодарности не больше, чем он от нее. Это было инстинктивным… тем, что друзья делают друг для друга. Она пожала его руку, словно читая мысли, и он на мгновение встретился с ней взглядом, пожимая руку в ответ. Он не мог сказать, о чем она думала, но она улыбнулась неровной улыбкой, и он смог улыбнуться в ответ, несмотря ни на что. Первым указанием, что что-то не так, была кровь на полу. Не просто капли, которые он обнаружил, когда они подходили к телу Седьмого. Кровь была запекшейся, и ее было намного больше. Не одна лужица, а несколько пятен и брызг разного размера. Достаточно много крови. Они с Пятой замерли при виде этого, и сердца Десятого подскочили к самому горлу. Его внезапно переполнил страх того, что их ждало. Кто-то, и это было слишком очевидно, был здесь ранен, и Десятый напрягся, готовясь снова бежать при первом признаке того, что кто-то еще из этих тварей был поблизости. — Четвертая? — тихо произнесла Пятая, глядя на пятна, бывшие на земле, и ее голос стал хриплым от волнения. — Четвертая?! — повторил Десятый, осмеливаясь повысить голос при виде кровавого следа, ведущего от пятен на полу. Кто-то был ранен, да, но все еще способен двигаться. Седьмой явно пережил нечто подобное, но его тело лежало не так далеко от следа крови, Четвертой же нигде не было видно. Двигаясь так быстро, как только мог, со стучащими сердцами, Десятый поспешил по следу капель крови, ведущих дальше в туннель. Часть его ждала с ужасом того, что он мог обнаружить на другом конце следа, но он знал, что должен убедиться. Пятая держалась позади него, и хотя он и отпустил ее руку, но старался быть достаточно близко, на случай, если им придется снова бежать. Пятна крови сопровождались кровавыми следами, так как раненая (он предполагал, что это была Четвертая, пока не мог убедиться в обратном), очевидно, наступила в собственную кровь, пытаясь уйти, и Десятый мог видеть, что она двигалась так быстро, как только могла. Но у нее текла кровь, и за ней, должно быть, гнались. Он почувствовал себя плохо при мысли о том, что она должна была пережить, раненая и изо всех сил пытавшаяся убежать от тварей, которые, должно быть, следовали за ней по пятам. Когда они завернули за угол, было похоже, что она упала, но каким-то чудом тела все еще не было. — Четвертая?! — снова позвал Десятый, не в состоянии удержать слабую надежду на то, что она каким-то образом выжила. Но каким? Раненая, явно преследуемая, судя по следам этих тварей в той же крови, которой был отмечен ее путь. Эти существа были такими быстрыми… Как она сумела двигаться впереди них? — Четвертая, ты нас слышишь? — закричала Пятая, но ответа не последовало. — О, Десятый, — прошептала она. — Столько крови… — Пойдем! — он отказывался думать об этом, не мог думать об этом. Они должны пройти до конца, где бы этот след ни оканчивался. Вел ли он к Четвертой или же к ее телу, им нужно было ее найти. Чтобы быть уверенными. Они были обязаны сделать хотя бы это. Когда туннель снова завернул, он резко сузился и стал чуть светлее, почти как если бы они перешли из одного туннеля в другой, хотя между ними и не было пещеры. Но Десятый почти не обратил на это внимания, потому что не более чем через несколько шагов впереди капли крови снова стали пятном, что указывало на то, что она снова упала. И на этот раз, казалось, у нее не было сил подняться. Все же она не осталась на месте падения, и Десятый чуть не заплакал, когда понял, что она каким-то образом ползла по земле. Она не сдавалась, и он услышал, как Пятая ахнула при виде этого. И затем он услышал очень тихий звук, раздавшийся откуда-то спереди. Даже тише того звука, который исходил от существ, когда Десятый их только услышал. Но этот звук был другим, и Десятый почувствовал, как его сердца одновременно подпрыгнули и сжались, когда он понял, что это. Очень слабое шипение. — Четвертая! — закричал он, и Пятая взглянула на него вопросительно, очевидно, ничего не слыша. Но он не мог тратить время на объяснения и побежал, следуя за дорожкой крови. — О боже… Четвертая, ты меня слышишь?! Возможно ли, что она все еще была жива? Что она каким-то образом выжила, несмотря на раны? Затем дорожка закончилась, и он увидел ее. Прислонившуюся к стене туннеля, частично скрытую за обнажением? горной породы, служившим ее единственной защитой, всю в темной крови. Она не шевелилась, но он услышал слабый шипящий вдох и понял, что она была жива. — Четвертая! — крикнула Пятая, и они вдвоем бросились к раненой женщине. Десятый едва смог дышать, подойдя ближе, и с трудом мог воспринять то, что увидел. Ее глаза были зажмурены, голова откинута к стене, как будто Четвертой не хватало сил держать ее. Руки были плотно прижаты к животу, и, судя по запекшейся крови на них и вокруг, это и было источником кровотечения. Сказать по правде, она выглядела мертвой. Но когда он опустился перед ней на колени, она слегка шевельнулась и застонала. — Все хорошо, — сказал Десятый, протягивая руку, чтобы нащупать пульс. Он ощущался странно замедленным, но Десятый не знал, какой пульс нормален для таких, как она. — Мы здесь. Это мы. — Четвертая? — Пятая осторожно погладила Четвертую по голове, не отрывая глаз от ее лица, стараясь не смотреть на ужасные раны, бывшие слишком заметными. Десятый даже не знал, с чего начать, и понятия не имел, что можно было сделать. — Ты слышишь меня? Это Пятая. Ее руки были сомкнуты над раной и явно находились в таком положении уже в течение долгого времени, судя по тому, что кровь над ними и вокруг высохла, и поэтому Десятый не мог разглядеть саму рану. Но он не рискнул убрать их, потому что они могли останавливать кровотечение. Он не знал, сколько она пролежала здесь, но то, что нигде не было видно свежей крови, указывало на то, что прошло много времени. Вероятно, ее ранили тогда же, когда погиб Седьмой, и Десятый почувствовал прилив ужаса, когда понял, что она была здесь с тех пор. Но почему эти твари не убили ее, когда она больше не смогла бежать? И чем можно было ей помочь? Четвертая снова шевельнулась, и ее дыхание больше походило на скрежет, чем на шипение. Но, к изумлению Десятого, она открыла глаза и медленно сосредоточила взгляд на Пятой. — Четвертая, — голос Пятой звучал так, словно она вот-вот расплачется. — Мы здесь, мы с тобой. — Вы… — прошептала Четвертая, и слова с трудом можно было расслышать за ее прерывистым дыханием. Но, учитывая все обстоятельства, она была в сознании, и Десятый увидел, как Четвертая медленно переводит взгляд с Пятой на него. Он попытался ободряюще улыбнуться, несмотря на то, что боролся с ужасом и болью в сердце при виде ее. — Как… вы… здесь? — Ты не должна пытаться разговаривать, — сказал Десятый, видя, сколько усилий ей это доставляет. Но она оставила это без внимания. — Седь…мой… Десятый на мгновение закрыл глаза, не зная, что ей сказать. Как он мог сообщить, что Седьмой был мертв, когда она и без того испытывала сильнейшую боль, пролежав неизвестно сколько времени в беспомощном состоянии? Очевидно, Пятая думала так же, потому что снова мягким жестом положила руку на голову Четвертой. — Его здесь нет, — с осторожностью сказала Пятая, но Четвертая покачала головой, резко втянув воздух при движении. Но она уже вновь обретала ясность мысли, приходя в себя, хотя было ясно, что она крайне слаба и испытывает невыносимую боль. — Он… мертв… Она закрыла глаза от боли, которая, как подумал Десятый, не была чисто физической, и он захотел взять ее за руку или что-то в этом роде. Но он боялся даже прикоснуться к ней. — Сказал… бежать… отв…лек их… не смогла… ничего сде… — Все в порядке, — Десятый пытался утешить ее, зная, что это не так, но просто желая ее успокоить. — Спас… меня… — Это на него похоже, — сказала Пятая и издала звук, словно откашлялась. — Бежала… — Четвертая судорожно вздохнула, но это, казалось, лишь усилило боль, что, в свою очередь, привело к неспособности дышать, и она видимыми усилиями пыталась разорвать этот круг. Пятая попыталась ее успокоить, но та продолжала говорить, словно ей было необходимо рассказать все. — Пыталась… догнали… вырвалась… но… слишком… поздно…. — Она взглянула на свой окровавленный живот. — Никогда не поздно, — твердо сказала Пятая. Во время разговора Десятый осмотрел Четвертую более внимательно. Казалось, у нее не было других серьезных травм, кроме очевидной. Было несколько порезов на ногах, похожих на следы от когтей, но чешуя, похоже, защитила ее в некоторой степени, и, хотя раны и выглядели болезненными, не представляли угрозы для жизни. Тем не менее, она явно была ранена в живот, и Десятый уже не был уверен, сможет ли она пережить это. Но она смогла пройти этот путь, и, судя по всему, ей удалось остановить кровотечение, и, может быть, они могли что-то сделать. И даже если нет, они не могли просто так уйти от нее. — Почему эти твари не вернулись? — спросил Десятый Пятую. Он пытался понизить голос, но все равно Четвертая услышала. — Не… могут… пересечь… границу… туннеля… не знаю… почему… — Это, должно быть, какая-то граница, — сказала Пятая, и ее глаза расширились от осознания. Десятый кивнул, глядя туда, где больший туннель сужался до этого, поменьше. Конечно же, следы существ остановились прямо на краю туннеля побольше, и по счастливой случайности Четвертой удалось добраться до этого туннеля, прежде чем она упала окончательно. — Хорошо, — выдохнул он и стал думать, что делать. Пятая смотрела на него со смесью страха и отчаяния, и он знал, что она чувствует себя такой же беспомощной. — Больно, — призналась Четвертая, закрыв глаза, и Десятый внезапно увидел в памяти Вторую, лежащую у подножия скалы, кричащую те же слова. Он отогнал эти воспоминания в решимости сделать что-то, чтобы помочь Четвертой. Но как? У них не было лекарств, и даже если бы он обладал медицинскими знаниями (о чем он понятия не имел), они не сохранились, за исключением базовых, ни одно из которых не говорило ему, что сейчас делать. Он знал, что если Четвертая не умрет от потери крови — а так как та была еще жива, то, наверное, этого не случится, — то следующим риском была инфекция. Но что именно они должны с этим сделать? И что им с Пятой вообще делать? Если бы была хоть какая-то надежда найти этот предполагаемый выход, нужно было продолжать двигаться, но очевидно, что Четвертая никуда сама не уйдет. Ей уже удалось проползти дальше, чем, как думал Десятый, кто-то другой мог бы… нет, даже если она не умрет, она все равно оказалась в ловушке ран, так же как и Вторая. Но если они не могли взять ее с собой… — Что нам делать? — тихо спросила Пятая. — Мы должны ей помочь. — Как? — спросил он, и она беспомощно покачала головой. Он заметил слезы на ее глазах. Это было, как будто он опять наблюдал за тем, как она смотрит вниз на покалеченную фигуру Второй, и в ее глазах стояло то же умоляющее выражение. Та же мольба, просящая его придумать что-то перед лицом этой невозможной ситуации. Он не думал, что она делала это специально… она не пыталась заставить его делать то, что причиняло боль. Она просто в отчаянии хотела, чтобы кто-то помог им, а он был единственным, кто был рядом и кому она доверяла. Это не было справедливым. Ничто здесь не было справедливым. Тлеющий гнев разгорелся как никогда горячо, и он с трудом сдерживался, хотя ему все равно не на кого было выплеснуть эту ярость, даже если бы он это себе позволил. Но Пятая смотрела на него и умоляла о помощи, и он должен был попытаться. Он должен был попытаться ради Четвертой, которая смогла выжить так долго, чудом, которого он не мог понять. Ради Седьмого, который явно пожертвовал собой, чтобы дать Четвертой шанс выжить. Ради Второй и Восьмого, которым он не мог помочь и был вынужден оставить после ранения Второй. Ради Пятой — девушки, которая неоднократно спасла ему жизнь и которая доверяла ему сейчас. И ради самого себя. Кем бы он ни был.