Победитель получит все

Пятая чуть подвинулась, чтобы положить голову Четвертой к себе на колени, и Десятый удивился тому, что его руки не дрожали, когда он попытался осмотреть ее раны. Сложно было что-то определить с первого взгляда. Ее одежда была разорвана и в крови, особенно в районе живота, и руки настолько перепачкались кровью, что невозможно было увидеть рану. Несмотря на ее явную слабость, она смогла сжать рану так, что кровь в конце концов запеклась вокруг рук, и, очевидно, это и остановило кровотечение. Но даже несмотря на это, она потеряла много крови, и Десятый с трудом сдерживал тошноту, пытаясь решить, что они могли сделать. — Насколько все плохо? — спросил он Четвертую, не желая вынуждать ее говорить больше, чем нужно, но так же не желая рисковать убирать руки без особой необходимости. Она медленно сосредоточила взгляд на нем, и его снова впечатлило то, насколько она сознавала происходящее в текущих обстоятельствах. — Достаточно… плохо… — прошептала она, и он кивнул с сожалением. — Понятно. Он осторожно протянул руку, чтобы посмотреть, можно ли отодвинуть окровавленную одежду, чтобы взглянуть поближе, но она простонала и сжалась, как только он попытался дотронуться до раны. — Все в порядке, — мягко сказала Пятая, погладив ее по щеке, успокаивая. — Он просто пытается рассмотреть, что там. — Я не сделаю тебе больно, — пообещал Десятый. Он знал, что это не совсем так, потому что это, скорее всего, будет болезненно. Но он надеялся, что она поняла, что он пытался сказать. — Я… знаю… — Четвертая перевела дыхание с таким хриплым шипением, что Десятый поморщился. Она явно была обезвожена — чтобы понять это, достаточно было послушать, как она пытается дышать или говорить. Что было неудивительно при такой потере крови. — Нам нужна вода, — сказал он с бессилием, глядя на Пятую. И не только чтобы напоить Четвёртую… но если они хотели помочь ей и обработать рану, то сначала нужно было ее очистить, насколько это возможно. Нельзя было оставлять ее лежащей в луже засохшей крови, особенно если они надеялись предотвратить заражение. Но как это сделать без воды? Уже прошли дни с тех пор, как у них с Пятой была вода, и в его горле запершило при этой мысли. — Я знаю, — кивнула Пятая, и хотя она все так же мягко и уверенно склонялась над Четвертой, ее глаза были полны страха. К обоюдному удивлению, Четвертая опять заговорила. — Здесь есть вода… неподалеку… Они оба уставились на нее, забыв всякое волнение в полном ошеломлении. — Ты шутишь! — воскликнул Десятый, и Четвертая умудрилась выразить недоверие своим взглядом: — Зачем… мне… это… — ее глаза закрылись, и Десятый испугался, что она потеряла сознание. И если это так, то она могла уже не прийти в себя. — Где? — спросила Пятая, слегка повысив голос, чтобы привести ее в чувство. — Где вода, Четвертая? Словно с большим усилием, глаза Четвертой открылись, и в них было смятение. Она смотрела на Пятую, словно не узнавала ее. Десятый почувствовал боль при виде того, насколько плохо ей было, и ярость на тюремщиков за то, что они это сделали с ней. — Где вода? — медленно повторила Пятая, и в желтых глазах Четвертой промелькнула искра понимания. — Дальше… отсюда… провели… там… ночь… — она попыталась перевести дыхание и вскрикнула от боли. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла продолжить. — Мы шли… оттуда… когда эти… — ее голос задрожал, отражая тот полнейший ужас, который она испытывала при упоминании тварей, убивших Седьмого и почти убивших ее. — С… существа пришли. — Выходит, вода дальше по этому туннелю? — спросил Десятый, и та слегка кивнула. — Пыталась… вернуться… но не… смогла… — Понятно. Десятый поднялся и поглядел на Пятую. — Останешься с ней? Она поняла, что он собрался сделать, и кивнула. — Поторопись, — только и сказала она в ответ, и он кивнул. — Если понадоблюсь — кричи. — Хорошо. Он не хотел оставлять никого из них. Не хотел рисковать остаться без Пятой, как и не хотел, чтобы что-то случилось с Четвертой, пока его не будет. Но если они собирались помочь ей, им нужна вода. И нужно было проверить, говорила ли Четвертая правду. Перенести ее будет непросто, болезненно и рискованно, и он не хотел это делать, пока они не будут уверены. Поэтому так быстро, как только мог, он помчался вниз по туннелю, где они нашли Четвертую, надеясь, что та была права. Он не стал рисковать и сворачивать в какие-нибудь ответвляющиеся туннели, чтобы не заблудиться, потому что не хотел даже допускать такой возможности. Так что он держался основного туннеля в надежде, что тот выведет к воде. Судя по словам Четвертой, они с Седьмым нашли воду и провели там ночь, точно так же, как это сделала их группа на вторую ночь. Затем они продолжили путь, направляясь в этот туннель, ведущий в то место, где их обнаружили звери. Должно быть, они встретили тварей, идущих им навстречу, и побежали туда, откуда пришли. Седьмой не успел и, судя по словам Четвертой, пожертвовал собой, чтобы у нее был шанс спастись. Десятый почувствовал, что восхищается Седьмым и что ему жаль, что у него не было возможности получше узнать его. Туннель был зловеще тихим, и Десятый почувствовал, как колотятся сердца, когда он продолжил путь дальше, не в силах удержаться от ожидания атаки за каждым углом. Он впервые остался один, без Пятой, с момента их встречи, и поэтому чувствовал себя более одиноким и напуганным, чем когда-либо. Он воображал все, что могло случиться с ней, и с трудом подавлял желание повернуться и пойти обратно. Ему необходимо было знать, что с ней все в порядке. Он ничего не знал о других, кроме Четвертой и Седьмого, и мысль о том, что судьба Пятой станет такой же неизвестной, была невыносимой. Но она была смелой и способной за себя постоять, напомнил себе он. И он не задержится. Он вернется к ней, к ним обеим. Но сначала нужно это сделать, и необходимость гнала его вперед. Он двигался уже около десяти минут и начал сомневаться в том, была ли права Четвертая и насколько дальше он мог рискнуть зайти, когда уловил слабое эхо самого прекрасного звука, который он слышал за весь день. Звук, которого он не слышал несколько дней… но внезапно знакомый. Звук журчащей воды. Этот звук заставил его набрать скорость, и он вскоре увидел, как туннель расширяется впереди. Когда он промчался по нему, то еле сдержал крик радости, оказавшись в относительно большой пещере с ручьем воды, текущим по ней. Он был даже больше, чем поток, который они встречали прежде, несмотря на то, что вытекал сквозь большую трещину в стене, а не из туннеля. Но его это не волновало, и он помчался к воде и склонился над ней. Он знал, что должен возвращаться к Пятой и Четвертой прямо сейчас, но позволил себе сначала сполоснуть руки и сделать глоток воды, чтобы освежиться. Он не осознавал, насколько ему это было нужно, пока не начал пить, но хотя ему хотелось остаться и напиться больше, он заставил себя подняться на ноги, как только закончил, и побежать туда, откуда пришел. Дорога обратно словно заняла намного меньше времени, хотя это, наверно, было из-за того, что он двигался быстрее. Необходимость гнала его вперед, вместе с небольшим, но неоспоримым страхом за Пятую. Он знал, что, скорее всего, с ней все в порядке, но не смог подавить заполнившее его чувство облегчения, когда он снова увидел впереди ее и Четвертую. Пятая не двинулась с места и все так же поддерживала Четвертую осторожно и защищая. Она взглянула на Десятого, когда он подошел, и улыбка, осветившая ее лицо, сказала, что ей нравилось их разделение не больше, чем ему. Но ее лицо все еще было обеспокоенным, и она взглянула на него с тревогой и немым вопросом в глазах. — Там есть вода, — сказал он ей, запыхавшись и опустившись на землю рядом с ними. — Где-то в десяти минутах отсюда. — Казалось, что тебя не было намного дольше, — призналась Пятая. — Туда и обратно, — сказал он, пожимая плечами, но не смог удержаться и не коснуться ее. Быстрым движением, просто чтобы убедить себя, что она в порядке. Она на секунду прильнула к нему и затем снова повернулась к Четвертой. Десятый почувствовал укол страха, когда увидел, что Четвертая не двигалась, но в следующий момент увидел, как ее грудь поднимается и опускается, и понял, что она еще дышит. В следующую секунду она открыла глаза и попыталась сосредоточить на нем взгляд, и в ее вздохе прозвучал звук боли. — Мы нашли воду, — сказал он ей. — Я же… говорила… — прошептала она, и Десятый не мог не улыбнуться ее несломленному духу. К несчастью, существовал лишь один способ доставить ее к воде, — отнести ее. Десятый боялся, что даже лишние прикосновения могут вызвать боль или ухудшить ее состояние, но не мог отрицать очевидного. Если оставить ее там, где она лежала, то они ничего не смогут сделать. Она умрет без воды, и у них нет возможности принести ей воду, так что приходилось идти на риск, чтобы получить шанс спасти ее. Он знал, что Восьмой собирался сделать для Второй то же, но, опять же… у Второй была сломана нога. Она не была так близка к смерти, а Десятый боялся, что даже если поднять Четвёртую, ее организм может не вынести этого. Но факты были в том, что у нее не было никаких шансов, если оставить ее на месте, и хоть какой-то шанс, если они попытаются. И какой-то шанс был лучше, чем никакого. — Ладно, — выдохнул Десятый и попытался решить, как лучше всего это сделать. Он не сомневался, что сможет ее нести. Она не казалась тяжелее Пятой, а он нес ту в намного более тяжелых обстоятельствах. Тем не менее, сейчас ему придется делать это очень осторожно, и все равно он знал, что причинит ей сильную боль. Но он не позволял себе думать об этом. — Четвертая, это будет больно. Прости. Но нужно перенести тебя к воде, и другого способа это сделать нет. Четвертая ничего не сказала, но кивнула и закрыла глаза, словно приготовившись. Пятая взглянула на него с пола. — Что мне нужно делать? — серьезным тоном спросила она. Готовая помочь, что бы ни было необходимо. Она настолько же, как и он, хотела помочь Четвертой, невзирая на слабые шансы. — Придерживай ей руки, — сказал Десятый, надеясь, что это было правильно. Он действовал вслепую, как и она, и ненавидел эту беспомощность. Пробелы в разуме мешали как никогда, напоминая, как мало он знал. — Это остановило кровотечение, и если их убрать… — Поняла, — кивнула она. Десятый подвинулся, приготовившись ее поднять, и просунул руки под нее так аккуратно, насколько смог. Она застонала от боли, но никак больше не отреагировала, и Десятый постарался ухватить ее посильнее. Одежда прилипла к полу из-за высохшей крови, и у Десятого заняло какое-то время, чтобы ее освободить. — Готова? — спросил он, не зная даже, к кому обращается. Скорее всего, к обеим сразу. Пятая кивнула, а Четвертая набрала полную грудь воздуха. Тоже сделав глубокий вдох, Десятый поднялся. Четвертая издала сдавленное шипение, которое, как понял Десятый, было криком, но он крепко держал ее и поднял с поразительной легкостью. — Тише, тише, — сказал он, пытаясь поудобнее устроить ее и не повредить ничему. Пятая прижала своими руками руки Четвертой к ране, и хотя это явно причинило той сильную боль, она не сопротивлялась. На самом деле она обмякла так же, как Пятая, когда потеряла сознание, и Десятый заторопился. Она была настолько слаба, что он не знал, сможет ли она это пережить. Но они двигались, одним мучительным шагом за другим, дальше по туннелю. Когда он нес Пятую, это было ужасно. Сердца, колотящиеся от ужаса, осознание того, что времени у них недостаточно, понимание, что он мог потерять кого-то настолько для него важного, — это было невыносимо. Но нести Четвертую было не лучше. По другим причинам, но от этого не менее болезненным. Он держал ее так же близко, как и Пятую, прижимая к себе со всей осторожностью, на какую был способен. Она ощущалась настолько хрупкой и слабой — с каждым шагом он боялся сломать ее. Но она и так была сломана. И он понимал, что это была такая же гонка со временем, как и тогда с Пятой. Они, казалось, шли бесконечно, и это заняло намного больше времени, чем когда он шел один. Они не могли рисковать идти быстрее — даже при такой скорости было сложно удерживать ее в относительном покое. Она, казалось, периодически теряла сознание, и Десятый думал, что так было даже лучше. Но в то же самое время наблюдать за этим было страшно, и он не знал, что было хуже: ее крики боли или молчание, которое за ними следовало. Пятая шла рядом, держа руки в области раны, и Десятый не мог даже выразить, насколько благодарен тому, что она была рядом. Он бы не справился один, по многим причинам. Она была нужна ему, как и Четвертой. По пути Пятая негромко шептала той слова утешения, и Десятый видел в ее глазах то же выражение нежности и желания защитить, которое он видел по отношению к Второй. Он не знал, смогут ли они спасти Четвертую. Вода должна ненадолго помочь, но в конечном исходе он не был уверен. И все-таки они не могли не попытаться что-то сделать, а не оставаться в стороне. Не могли позволить этого своим тюремщикам. Не могли позволить Четвертой просто сдаться без борьбы. Спустя, казалось, вечность они наконец дошли до пещеры, где текла вода, и глаза Пятой загорелись при виде этого зрелища. Они с осторожностью прошли остаток пути и опустили Четвёртую рядом с ручьем. Она простонала при этом, но, казалось, поняла, что они достигли цели, и открыла глаза, смотря вокруг затуманенным взглядом. — Сначала попей сама, — посоветовал он Пятой, понимая, что если его мучила жажда, то ее, скорее всего, жажда мучила еще сильнее. А им нужна была вся сила, если они собирались это провернуть. Она даже не стала протестовать, что только подтвердило его догадку. — Как ты? — спросил он Четвертую, чьи глаза снова были закрыты. Та, не открывая их, повернулась на звук его голоса. — Больно… — прошипела она, и он в этом и не сомневался. — Ну, мы прибыли, — сказал он, нагибаясь посмотреть, как ее рана. Он увидел немного свежей крови, выступившей под темной запекшейся, но все могло быть намного хуже, учитывая то, что им удалось сделать. Все же ей нельзя было терять еще больше крови, поэтому он оторвал кусок от ее и без того порванного рукава и прижал к ране, чтобы впитать кровь. Он не знал, что делать, не знал, не приведет ли попытка промыть рану к еще большему кровотечению. Его чувство полнейшей беспомощности только усилилось, как и ярость от того, что это было необходимо, и грусть при растущем осознании, что шанс на то, что она выживет, был небольшим. Но если ничего не делать, она точно умрет, потому что риск инфекции был слишком явным. — Вот, — раздался позади голос Пятой, и он повернулся и увидел, что она сняла верхнюю часть одеяния, оставив только короткую футболку. — Нам это понадобится. — Да, — согласился он, снимая собственную. Без защиты рукавов будет прохладнее, но это было терпимо, и им больше нечего было использовать в качестве бинтов. А бинты им понадобятся в любом случае. Он только хотел бы, чтобы у них было что-то почище, так как они носили эту одежду все эти дни. Но с этим ничего нельзя было поделать, а если вывернуть их наизнанку, они будут чуть чище. Он заметил несколько синяков на руке, которые, как он понял, появились от толчка Пятой в ту нишу. Но они почти не болели, и не было времени на них сосредотачиваться. Нужно было попытаться помочь Четвертой. Пятая набрала немного воды в сложенные ладони и принесла ее. Четвертая, казалось, с трудом могла глотать, и большая часть воды стекала по уголкам рта, но когда она своим помутневшим рассудком поняла, что пыталась сделать Пятая, то приняла следующую порцию с большим желанием. Пока Пятая была занята, Десятый отложил одну из рубашек в сторону, а другую разорвал на несколько кусков. Затем он разорвал верхний слой одежды Четвертой, потому что это все равно нужно было сделать рано или поздно, и снял с нее рубашку. Она была и так практически изорвана в клочья и вся в запекшейся крови, но пара лоскутов еще могла пойти на тряпки, если до этого дойдет. А так как у них мало что было, то это могло случиться. Футболка оказалась большей проблемой, так как кровь практически приклеила ее к ране, и Четвертая закричала, когда он попытался отодрать ткань. Он закрыл глаза, чувствуя себя плохо, и скорее почувствовал, чем увидел, как Пятая приблизилась. — Я сам не знаю, что делаю, — прошептал он, взглянув на нее. Она выглядела так, словно сражалась со слезами, но только мрачно кивнула. — Это нечестно, — ответила она. — Но нужно попытаться, верно? — Знаю, — согласился он. — Ты сможешь постараться успокоить ее? — Могу попробовать. — Все еще… слышу вас… — прохрипела Четвертая, поразив их обоих. Пятая снова перебралась к ней, и Четвертая взглянула своими странными желтыми глазами на Десятого. — Не… стоит… со мной… возиться. — Не говори так, — Десятый еле сдержался, чтобы не огрызнуться. То, что он сражался с беспомощностью и безнадежностью, не означало, что он просто так сдастся. — Мы собираемся тебе помочь. — Помочь?.. — прошептала она, словно не понимая значения этого слова. — Да, — сказал Десятый с новыми силами. — Мы собираемся о тебе позаботиться. Но сначала надо очистить рану. — Хочешь еще воды? — спросила Пятая, и Четвертая слабо кивнула. Когда Пятая занялась этим вопросом, Десятый взял один из лоскутов рубашки и намочил в ручье. Вода была прохладной, но не ледяной, что было хорошо. И течение было быстрым, поэтому можно было не опасаться загрязнить воду кровью или грязью. Воду все еще можно будет пить, поднявшись выше по ручью. Он знал, что нужно осмотреть рану, чтобы знать, насколько все плохо, и для этого нужно было отодвинуть руки Четвертой. Но если просто отодрать их от раны, то это причинит боль и приведет к катастрофе, — он был в этом уверен. Поэтому он стал осторожно отчищать засохшую кровь с области вокруг рук. Это помогло освободить ткань футболки, и он начал отделять разодранные куски. Зубы животного прошли сквозь оба слоя одежды, и Десятый увидел несколько отметин на местах, где им не удалось прокусить чешую. Он вздрогнул при виде этого, но попытался не задумываться. об этом. — Не… должны… были… уходить, — прошептала Четвертая, когда Пятая отошла за водой. — Вы сделали то, что считали правильным, — попытался заверить ее Десятый, но Четвертая была не в настроении утешаться. — Все равно… Глупо… — Почему вы ушли? — тихо спросила Пятая, явно пытаясь отвлечь ее разговором, чтобы та не сосредотачивалась на том, что он делает. — Думали… все обернутся… друг против друга… Больше шансов… самим… — Примерно это и случилось, — сказала Пятая. — Точнее, поэтому группа разделилась до того, как это произошло. — Где… остальные… Вторая?.. — прошептала Четвертая, когда Десятый отошел смыть кровь с лоскута ткани. Его руки тоже были перепачканы кровью, но он пытался не обращать на это внимания. Он услышал, как Пятая резко втянула воздух, хотя ее голос прозвучал настолько ровно, как она смогла: — Мы не знаем, — сказала она, и Десятый отогнал собственную тревогу. Они теперь знали, что Седьмой стал одной из заявленных смертей, но кем были две остальные? Третья и Седьмой были мертвы, и он знал теперь, что Четвертая была жива, так же как он и Пятая. Оставались Первая, Вторая, Шестой, Восьмой и Девятый, судьба которых была неизвестна. И двое из них были мертвы. Но он не мог думать об этом сейчас. Четвертая была важнее, и ему нужно было сосредоточиться на своей задаче, пытаясь как можно более осторожными движениями убрать ее руки и не заставить рану вновь открыться. Он с трудом мог поверить, что она могла потерять столько крови и все еще была жива, хотя он видел, что это давалось ей с трудом. — Удивительно, что тебе удалось остановить кровотечение, — сказал он. — Ты спасла себе жизнь. Последовала пауза, в течение которой она, казалось, обдумывала это или пыталась сформулировать ответ. — Какую… жизнь?.. — наконец прохрипела она, зашипев от боли, когда он задел чувствительный участок. Десятый сглотнул, но Пятая сказала раньше него. — Жизнь, которую Седьмой защищал до самой смерти, — серьезно сказала она, и это, казалось, проникло сквозь боль и замутненный разум Четвертой. — Не… хотела… чтобы… он… — В ее глазах были слезы. — Он… и… я… мы… — она горестно умолкла, и Пятая нежно погладила ее по голове. — Я знаю, — прошептала она. Она, казалось, специально не смотрела на Десятого. — Поверь, я думаю… Я знаю, что ты чувствуешь.