Победитель получит все

— Эй, — раздался позади тихий голос Пятой, и он обернулся и увидел, что она стоит рядом и выглядит значительно чище, хотя не то чтобы он раньше замечал эту разницу. Ее волосы намокли и свисали влажными прядями по краям лица. Она откинула их с глаз и улыбнулась. — Твоя очередь, — сообщила она. — Конечно, нет ни мыла, ни чего-то подобного, и вытереться нечем, — она показала на футболку, которая прилипла к мокрому телу, и он постарался не смотреть слишком пристально, — но это лучше, чем ничего. — Хорошо, — согласился он, аккуратно высвобождая руку. Четвертая не пошевелилась, все еще находясь в глубоком забытьи, но Пятая все равно присела рядом и взяла ту за руку вместо него. — Как она? — спросила Пятая, и он вздохнул. — Она была какое-то время в сознании, но… совсем не хорошо. Пятая кивнула, но в ее взгляде промелькнуло принятие вместе с грустью и гневом. — Сколько ей осталось, как думаешь? — Я знаю не больше, чем ты, — ответил он, с трудом произнося слова. — Скорее всего, недолго. Она задержала дыхание, но лишь согласно кивнула. — Я не думаю, что мы могли сделать что-то другое, — добавил Десятый. — А ты? — Нет. Мы сделали, что могли… и, по крайней мере, она сейчас не одна. — Я сказал ей, что мы ее не оставим. — Это верно, — согласилась Пятая. — Я знаю, что нам нужно продолжать идти… но мы должны остаться. Другого выбора нет. Он кивнул. — Если только… — Она помедлила, и в ее голосе отразились страх и неохота. Она крепче сжала руку Четвертой, казалось, не осознавая этого. — Если что? — Ну, можно это хотя бы сказать. — Она глубоко вздохнула. — Есть вариант разделиться. Он в ужасе замер. Это было правдой, но в то же время это было невозможно представить. — Кто-то… кто-то из нас может остаться, а другой — попытаться… — она умолкла и закусила губу, и он без колебаний выпалил: — Ни за что. Она вздохнула с явным облегчением и кивнула, явно так же сильно настроенная остаться вместе, как и он. Сразу же стало ясно, что этот вариант не был возможен ни при каких обстоятельствах. И что на самом деле оставалось лишь одно. — Я рада, что ты это сказал, — призналась она. — Потому что я тоже не собираюсь тебя терять. — Мы команда, — он дотронулся до ее руки, и она развернула ее ладонью вверх и сжала его руку. — Что бы ни случилось, мы будем вместе, да? — Да, — ответил он, снова поразившись, насколько правильным казалось чувствовать ее руку в своей. Пятая улыбнулась. — Хорошо, — просто сказала она. Казалось, она была в порядке, и Четвертая все еще спала настолько спокойно, как этого можно было ожидать. Так что Десятый поднялся на ноги, направился к другой стороне пещеры и склонился у края воды. Он очень хотел, чтобы тюремщики хотя бы обеспечили их сменой одежды. То, что на нем было надето, безусловно, видало лучшие дни. Свою рубашку с длинными рукавами он уже использовал в качестве повязки для Четвертой, и он не знал, что делать, если им потребуется больше бинтов. И если они собирались пробыть здесь еще несколько дней, то неплохо было бы сохранить хоть какую-то видимость защиты, предоставляемую одеждой. Но даже та одежда, которая была на них, начинала изнашиваться. Штаны Пятой уже были разорваны на колене, и у Десятого было такое чувство, что вскоре настанет черед его собственных. Все равно ничего нельзя было с этим поделать, и он решил, что надо радоваться хотя бы тому, что у них была хоть какая-то одежда. И не то чтобы кого-то из них заботило ее состояние, учитывая то, что все были в одинаковом положении. К тому же осталось всего два дня. И он, и Пятая отдавали себе отчет в том, сколько осталось времени, хотя и решили не обращать на это внимания ради того, чтобы остаться с Четвертой. Хоть Десятый не был уверен, что случится, когда время истечет, у него было чувство, что вопрос одежды тогда не будет стоять так остро. Заставив себя не думать об этом, он взглянул в воду и заметил, что частично, у самого края пещеры, вода собиралась в некое подобие бассейна у стены, прежде чем утечь под скалу. Ее было немного, и вода не была полностью неподвижна, но все же достаточно спокойна, чтобы он смог разглядеть свое отражение. Поэтому, не в силах удержаться от любопытства, Десятый наклонился, чтобы впервые разглядеть себя. Ощущение было странным — видеть лицо, какое, он понимал разумом, было его собственным, но настолько же чужим, как и остальные лица, увиденные за эти дни. Такой же незнакомец, как и любой из них. Ни одной узнаваемой черты, ничего, что сказало бы ему: «Это я». За исключением того, что он знал, что это был он. Он видел, что описание Пятой в том, что касалось возраста и внешности, было точным, и с удовольствием отметил те черты, про которые она говорила. Он действительно выглядел как они — неудивительно, что никто не сомневался в этом, пока не выяснилась правда про его сердца. Лицо не было чем-то выдающимся — ничего, заслуживающего особого внимания. За исключением глаз. Пятая была права. Они глядели на него с лица незнакомца с таким нестерпимым любопытством, которое соответствовало тому, что он чувствовал внутри. Пронизывающим, темным и пытливым взглядом, словно требующим ответа, словно проникающим сквозь него. И он действительно отвернулся, почувствовав себя неуютно, несмотря на то, что это было его собственное отражение. Потому что это не ощущалось отражением… эти глаза были глазами незнакомца, так же как и лицо. И это было пугающим. Отступив назад и снова направив свое внимание на то, зачем он здесь оказался, он снял футболку, лениво размышляя о том, что в первый раз с тех пор, как он здесь проснулся, раздевается до пояса, и стараясь не думать о том, насколько неприятной была эта мысль. Не было никакой возможности сделать это раньше, и он знал, что все остальные находились в таком же положении, но все равно… он был рад, что сможет наконец помыться, по крайней мере, хоть как-то. Но когда он посмотрел, то увидел что-то, что до сих пор скрывала футболка, и не смог удержаться от возгласа. «Что?» Шрам на затылке явно был не единственным. Потому что, глядя на свое тело — насколько он мог помнить, в первый раз, — он увидел, что его грудь, ребра и живот были испещрены тонкими шрамами. Явно не недавними, но еще видимыми. И слабыми, но наиболее заметными, были три длинных шрама — по одному от каждого плеча и третий между ребер, которые соединялись в середине груди в форме буквы «Y». Словно кто-то… кто-то разрезал его. Что же с ним произошло? — Что там? — Пятая, казалось, разрывалась между осторожностью и беспокойством, и хотя она не повернулась, но приподнялась, отпустив руку Четвертой. — Пятая, — спросил он, дотрагиваясь до шрамов и чувствуя себя так, словно смотрел на чье-то чужое тело. Точно так же, как когда он обнаружил татуировку или шрам на затылке. Десятый постарался, чтобы голос звучал ровно: — У тебя есть какие-то еще шрамы… кроме того, что на затылке? Она не упоминала этого раньше, и он не заметил никаких шрамов на теле Четвертой. И все же он не мог не подумать о том, не тюремщики ли это сделали. Но зачем? С какой целью? И почему он не замечал их раньше, если они были свежими? — Нет… — голос Пятой прозвучал обеспокоенно. — А почему ты спрашиваешь? — Эмм… — он сглотнул комок, не зная, было ли это чем-то, связанным с его жизнью до лабиринта. Но от какой жизни могли появиться такие шрамы? И если он мог исцеляться так быстро, как считала Пятая… что с ним произошло? — Потому что у меня есть. Она замолчала на секунду, и он не знал, как на это реагировать. — Могу… Могу я взглянуть? — наконец спросила она. Он не был уверен, хотелось ли ему, чтобы кто-то видел, и даже хотелось ли ему самому еще раз на них смотреть. Но в то же самое время они были командой. Не было никого, кому бы он доверял больше, чем ей, и он не собирался держать от нее что-то в секрете. Это было последнее, что им нужно. — Да. Она повернулась и с нерешительностью приблизилась к нему. Четвертая не шевельнулась — она явно все еще спала и не воспринимала происходящее. Когда Пятая увидела, на что он указывал, она остановилась и ее глаза расширились. — Десятый… — выдохнула она. — Что с тобой произошло? –Понятия не имею, — признался он. — Никогда их не видел… Не подумал о том, чтобы посмотреть. — Зачем бы тебе? — согласилась она, присев перед ним на корточки и явно чуть нервничая. — Они не… болят? — Совсем нет, — сказал он, потрогав один, чтобы убедиться. — Я бы даже не узнал, что они есть, если бы не… — Он пожал плечами, и в его голове завертелось еще больше вопросов, чем было. — Выглядят старыми. — По сравнению с тем, что на затылке, определенно да, — согласилась она. Осторожно, словно против своей воли, она дотронулась до места, где три самых больших шрама сходились в середине груди. Хотя он и не почувствовал боли, но все же вздрогнул от прикосновения и подумал, заметила ли она, как сильно стучат его сердца. Если она и почувствовала это, то не отреагировала, казалось, просто изучая шрамы с медицинской точки зрения, хотя не то чтобы она знала об этом больше него. Затем она зашла ему за спину, и он услышал ее резкий вдох. — И здесь тоже, — тихо произнесла она. — Что? — Еще несколько. — Он почувствовал, как она дотронулась до его спины, и снова вздрогнул. — В основном здесь. Она взяла его руку и провела между лопаток, затем вниз к пояснице. Он ничего не почувствовал, но, опять-таки, других шрамов он тоже не чувствовал. И он не мог не подумать, что мог натворить в прошлом, что вызвало бы такие шрамы. — И судя по всему, мы правы, — добавила она. — Они намного старее, чем шрам на затылке — который, кстати, замечательно заживает. Большинство из них практически незаметны. — Получается… Кто бы нас сюда ни поместил, это сделали не они? — спросил он, оборачиваясь к ней, чувствуя себя незащищенным под ее сострадательным взглядом. — Возможно, нет, — сказала она. — Нельзя узнать. — Но почему… — запнулся он. — Что могло случиться? — Операция? — предположила она, хотя это не объясняло небольшие шрамы на его спине и ребрах, и они оба это знали. Он не был экспертом, но они выглядели, словно раны от какого-то ножа. — Похоже на то, что у тебя довольно интересная история, Десятый. — Довольно опасная, — не мог не добавить он, не скрывая страха. Страха того, каким человеком мог он быть, чтобы получить такие шрамы. — Может быть и нет, — пожала она плечами. — Наверно, есть много способов, какими можно получить подобные шрамы. Например… когда твой мозг разрезают неизвестные личности, схватившие тебя. Или… — она бросила взгляд в сторону Четвертой и сглотнула. Ее глаза потемнели. — Многими способами. — Но… — начал он, но Пятая схватила его за руку. — Мы не можем знать, так что нет никакого смысла в том, чтобы волноваться о них сейчас, так? — Но… — он практически не хотел этого говорить. Но он не мог этого отрицать. — Что если я их заслужил? Она посмотрела на него и медленно опустилась, садясь на корточки и не выпуская его руки. Он сглотнул и заставил себя посмотреть ей в глаза. — Один из нас является убийцей, Пятая… — Прекрати. — Они нам так сказали. — Это не значит, что это ты, — она потрясла головой, крепче сжав его руку. — И если даже ты… то разве бы ты не остановил их прежде, чем они это сделали? Десятый не мог представить, как он мог кому-то причинить вред. Сделать что-то, что их тюремщики, как было очевидно, ждали от них. Он просто хотел выбраться отсюда живым… и чтобы Пятая выбралась отсюда живой. Он не хотел верить, что был кем-то плохим до того, как очнулся здесь… но он не мог знать, не так ли? Он мог быть кем угодно… и эти шрамы были его данными, одними из немногих. И ему не нравилась картина, ими нарисованная. Пятая внимательно следила за его лицом, и он не знал, что она в нем видела. Она выглядела, словно не знала, какие подобрать слова. — Эй, — сказала она, вложив что-то в его ладонь. Ему не нужно было видеть, чтобы понять, что это… кристалл из пещеры. — Не думай об этом. Ты не можешь знать прямо сейчас. Ты спас мою жизнь, и ты мой друг, и ты — все, что я знаю. Вот что прямо сейчас важно. — Но ты не знаешь, кто я такой… Я не знаю, кто я такой, — прошептал он, чувствуя себя странно расстроенным, несмотря на то, что этот факт не отличался от любого другого с того времени, что они были здесь. — Я практически уверена, что ты только что говорил об этом с Четвертой, — мягко сказала она. Он удивился — он не знал, что она слышала, хотя должен был догадаться: пещера не настолько большая. — И надо помнить то, что сказал Восьмой, когда было послание о том, что один из нас убийца. Он увидел, вспышку страха и неуверенности в ее глазах, но не по отношению к нему. Она обхватила его руку, заставив сжать кристалл, и продолжила: — В конечном счете, наше прошлое не имеет значение. И то, кто мы, тоже… то есть, имеет значение, но не в этой ситуации. Речь о том, что происходит здесь и сейчас и кто мы здесь и сейчас. Ты Десятый, а я — Пятая, и даже если это всего лишь номера, это все, что у нас есть. И это то, кто мы сейчас… Если мы не можем помнить прошлое, оно не должно влиять на то, кто мы сейчас, так ведь? — Я… думаю, да, — признал он. Он помнил, на чем они порешили, когда получили то сообщение. Когда тюремщики пытались настроить их друг против друга. На том, что те действия, которые они совершали в прошлом, не могли влиять на то, как они относились друг к другу сейчас. Не когда столько всего было неизвестным. Они решили полагаться на то, что знали сейчас. И он все еще верил в это. — Все это сводится к доверию, — добавила Пятая. — И я тебе доверяю. — И я доверяю тебе, — машинально ответил он. Его все еще удивляло то, насколько это было правдой после всего лишь пяти дней знакомства Она серьезно поглядела на него и повторила слова, которые уже звучали несколько раз и отражали то обещание, которое ему повезло разделить с ней. Повезло заключить этот союз… найти ее. — Несмотря ни на что? — Несмотря ни на что. — Тогда ладно, — сказала она, словно поставив точку. — Все решено. Он нерешительно кивнул, в любом случае не желая больше к этому возвращаться и зная, что они действительно ничего не могут сделать. Он попытался вернуть ей кристалл, но она оттолкнула его руку. — Пусть будет у тебя. Твой черед помнить, ради чего мы боремся. Он не стал спорить, а просто положил кристалл в карман. Пятая встала на ноги, не желая надолго оставлять Четвертую. — Теперь тебе нужно закончить мыться и надеть футболку, — сказала она. — И тебе больше не придется видеть эти шрамы. — Неплохая мысль, — признал он, поняв, что почти забыл, что собирался здесь делать. — Прости. — За что? — спросила она внезапно серьезным голосом, и он улыбнулся в надежде, что это поможет выразить его благодарность. И скроет его страх. — Да, и, между прочим, — добавила она тоном, указывающим на то, что она пыталась отвлечь его от того, о чем, как она знала, он все еще думал, — не то чтобы мне было с чем сравнивать, но все же… — она широко улыбнулась. — Совсем неплохо. Даже со шрамами. Он в третий раз за последние часы почувствовал, что краснеет, и она тихо рассмеялась, прежде чем снова стать серьезной и вернуться к Четвертой. Десятый заставил себя сосредоточиться на том, чтобы смыть пятидневную грязь. Ее слова помогли, на самом деле. Они не знали, каким было их прошлое, но все, что они могли, — это доверять друг другу. И она явно доверяла ему, и он полностью доверял ей. И наверно эти шрамы не означали, что он был плохим или опасным человеком. Но он не мог знать… И более того, как бы он ни получил эти шрамы, это должно было быть болезненно. Даже если это не было результатом его поступков, раны должны были причинить боль. И очень сильную. Он не должен об этом думать, она права. Слишком много всего должно было случиться, и он не мог позволить отвлекаться на всякие «если». Ему нужно сосредоточиться на том, чтобы выжить оставшиеся дни, позаботиться о Четвертой и найти способ убедиться в том, что они с Пятой выберутся отсюда и помогут другим, если это возможно. Ничего не поменялось. Эти шрамы были у него и раньше, просто он их не замечал. И сейчас это не имело значения. Но до этого он думал только о том, как вернуть свои воспоминания. Как заполнить те пробелы, узнать, кто он такой и что сделал. Он раздумывал о том, кем мог быть, но даже тогда все, что он хотел, — это знать. Ему было нужно знать. Все еще было нужно. Но сейчас впервые ему пришло в голову, что, возможно, были вещи, которых он не хотел помнить.