Победитель получит все

Об удручающем характере положения красноречивее всех слов говорило то, что Десятый не знал, радоваться ему или огорчаться тому, что пока еще никто не попытался их сегодня убить. Он, конечно, не жаловался и отдал бы все что угодно, чтобы так и продолжалось. Но, принимая во внимание безжалостную череду событий, наводнивших всю его память, он не мог не опасаться этого явного затишья. Он не доверял тюремщикам и не мог не подозревать ловушки за каждым поворотом. Если эти шесть дней чему-то и научили его, так это тому, что никогда, никогда нельзя было терять бдительность. В настоящий момент, однако, туннель, в котором они находились, был таким же тихим и ничем не примечательным, как всегда, и, помимо постоянной настороженности, Десятый не так много мог сделать, чтобы изменить положение вещей. Поэтому он отогнал тревожные мысли и прислушался к беседе, которую вели Пятая и Первая. С течением времени неловкое молчание растворилось в попытках разговора, и, судя по всему, они сравнивали различные ловушки, с которыми столкнулись за эти дни. — Земля опять разверзлась, — рассказывала Первая. — Как и в первый день, только не так сильно. — Они повторяются? — Пятая покачала головой. — Какое отсутствие воображения. — От повторения менее опасным это не стало, — ответила Первая. — Мы все не рухнули вниз лишь потому, что Девятый заметил ловушку секундой раньше и вытолкнул нас на безопасное место. Он сам с трудом не упал. — Ну, зато ты умудрилась пройти тем туннелем, после которого нашла нас, не подвергшись нападению тех существ, — парировала Пятая, сохраняя непринужденный тон и избегая упоминания жертв тех тварей. Смерть Четвертой была еще свежа в их памяти, и Десятому просто приходилось заставлять себя не думать об этом, если он хотел продолжать идти вперед. — Нам самим с трудом это удалось, и только благодаря удаче. — Болото, — просто ответила Первая. — Рассказать? — Должен признать, — не мог не вмешаться Десятый, — что болото никоим образом не выглядит привлекательным. — В самом деле, — согласилась Пятая. — Но Первой очень сильно повезло, что она обнаружила наш след уже после ядовитого газа. Это, казалось, испугало Первую, и та моргнула. — Ядовитый… газ? — Ага, — сказала Пятая, и несмотря на все еще непринужденный тон ее голоса, когда Десятый случайно взглянул на нее, то увидел, как на ее лице промелькнули воспоминания. Его сердца забились чаще. — Он появился из ниоткуда, заполнил туннели, и если пытаться им дышать, то задохнешься. Я бы не выбралась оттуда, если бы не Десятый. Она улыбнулась ему, и он попытался улыбнуться в ответ, несмотря на боль, испытываемую при мысли о том происшествии. — Как? — спросила Первая, несколько неохотно поддавшись любопытству. — Он вынес меня оттуда, — сказала Пятая, с благодарностью пожимая его руку. Его пальцы переплелись с ее, даже не посоветовавшись с мозгом. Впрочем, не то чтобы мозг был против. — Потому что, по-видимому, ему не обязательно дышать. — В конечном счете мне бы пришлось, — поправил он. — Это не то, что я могу делать всегда. Но это дало мне достаточно времени… — Подожди… что? — Первая прервала его, теперь уже полностью сбитая с толку. Десятый заметил легкую улыбку на лице Пятой при этой реакции и обнаружил, что тоже немного наслаждается этим недоверием. Перед лицом такой тьмы он будет радоваться любым мгновениям света, какие только мог получить. Их и так сегодня было крайне мало. — Он не того же вида, что мы с Восьмым, — сообщила ей Пятая. — Выглядит, как мы, но, как оказалось, у нас есть несколько ключевых различий. — В самом деле? — Тем же самым, почти хищным, испытующим взглядом, который он отметил еще в первый день, Первая оглядела его сверху донизу, будто пытаясь увидеть, были ли какие-нибудь внешние различия. — Да, — признал Десятый. Он давно перестал чувствовать себя неловко из-за этого, особенно потому, что Пятая и остальные неоднократно демонстрировали, что это, в конце концов, не имеет значения. И если бы он не был другого вида, то не смог бы спасти Пятую. Поэтому он теперь воспринимал это нормально. — Какими именно различиями? — Первая неприкрыто уставилась на него. — Ну… у него два сердца, — ответила за него Пятая. — Странно. — Прекрати называть меня странным! — запротестовал он, и она широко улыбнулась ему, на секунду прогнав тьму, в которую погрузилась их жизнь. На мгновение он стал в состоянии видеть дальше боли, смерти и неопределенности, и, каким бы кратким это ни было, ее улыбка была заразительна. Так как он все еще держал ее за руку, то сдвинул пальцы, чтобы нащупать ее одиночный пульс. — Это гораздо страннее, — сообщил он ей. Так оно и было. — Нет! — она слегка подтолкнула его. — Останемся при своих мнениях? — Согласна. Первая смотрела на них, и Десятый вдруг увидел в ее глазах вспышку глубокой печали. И понял, насколько, должно быть, ей было трудно наблюдать за их с Пятой дружеским взаимодействием, вспоминая, что у нее самой с Шестым когда-то было так же. Эти двое сблизились с самого начала, в этом не было никаких сомнений. И даже если он напал на нее, и даже если она не вдавалась в подробности, ей все равно должно быть больно от такого преступления и предательства. Она держалась и не говорила о своих чувствах, не сбрасывала маску, которую носила почти с самой первой их встречи, но это не означало, что она не переживала так же сильно, как они. И несмотря на то, что он просто пытался развеяться и взбодриться, чтобы продолжать идти, Десятый почувствовал себя слегка виноватым, потому что не учел того, как она могла себя почувствовать. Повисла неловкая тишина, и Первая отстала еще больше, казалось, погрузившись глубоко в собственные мысли. Спустя минуту, с молчаливого согласия Пятой, Десятый замедлил скорость и поравнялся с Первой. Внимательно глядя на нее, он попытался придумать, что сказать. — Как ты? — неловко спросил он. — Отлично, — ответила она, но это прозвучало слишком быстро, к тому же она не хотела смотреть ему в глаза. — Первая… — он не хотел, чтобы ей было больно, пусть она ему и не нравилась как человек. Инстинкты, которые он развивал в течение последних дней, вызвали в нем стремление помочь, и он хотел, чтобы было что-то, что он мог сказать. Но на самом деле сказать было нечего. Как всегда. — Прости, — наконец сказал он. Он даже не был уверен полностью, за что извиняется. Но чувствовал, что эти слова были единственными способными адекватно выразить, что он имел в виду. Она взглянула на него с испугом. — Что? — Мне жаль, что так вышло с Шестым. Она засунула руки в карманы. — То, что он сделал… — Десятый неуверенно замялся. — Это было неправильно. На мгновение он увидел, как что-то вроде тревоги промелькнуло на ее лице, но исчезло даже прежде, чем он смог понять, было ли оно, и Первая снова взглянула на него безо всякого выражения. — Я ему доверяла, — просто сказала она. — И он предал это доверие. — Мы этого не сделаем, — успокоил ее Десятый. — Если ты не нападешь на нас, мы не нападем на тебя. Это было тем, что он мог пообещать. Она могла ему не нравиться, он мог не доверять ей полностью, но если она не станет их атаковать, он не собирался предавать ее. Вместо ответа она посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Что с тобой произошло? — спросила она, удивив его. Десять заметил, что Пятая обернулась, точно так же озадаченная. — Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Погляди на себя. Когда мы встретились в первый раз, ты не мог даже поддержать беседу без того, чтобы не выглядеть так, словно загнан в угол. У Десятого было ощущение, что Пятая пытается не рассмеяться, хоть она и молчала и просто продолжала идти, опередив их на несколько шагов. — А сейчас… — Первая умолкла. — Мы все прошли через многое, — сказал Десятый. Или, скорее, начал говорить. Потому что, во второй раз за шестидневный отрезок памяти, его слова были очень эффективно оборваны женщиной, когда Первая резко повернулась и, прежде чем он смог предугадать или постарался помешать этому, прижала его к стене туннеля… и поцеловала. Поцеловала с силой и страстью, и это настолько шокировало его, что прошла секунда, прежде чем он понял, что происходит. Затем, встревоженный, он постарался оттолкнуть ее. — Первая! — выдавил он, когда она дала ему возможность заговорить. — Что?.. — Да ладно, — ответила она, и ее глаза впились в него голодным взглядом, заставившим его почувствовать себя в ловушке сильнее, чем шесть дней плена. Она сжимала его до боли. — Ты знаешь, что хочешь этого, и мы, скорее всего, в любом случае завтра умрем. Не отпуская его, она попыталась снова его поцеловать, и он оттолкнул ее. — Перестань! — потребовал он, чувствуя, как его лицо горит от смущения. Краем глаза он заметил, что Пятая повернулась в их сторону, хотя он не мог видеть ее лица. Часть его хотела, чтобы Пятая вмешалась, но по большей части он сосредоточился на том, чтобы разрядить эту практически нелепую ситуацию. — Ты не можешь просто так взять и сделать что-то подобное! — О, перестань, — она закатила глаза. Он увидел отчаяние, скрывавшееся под поверхностными эмоциями, и глубокую боль, которую, как думал, он понимал, но не то чтобы это сделало его более восприимчивым. — Мне жаль, что так вышло с Шестым, но я не собираюсь его заменять. Не делай так больше! — Почему? — она была так близко, что он мог разглядеть синяки на шее, но в данный момент ему было не так уж сильно ее жалко, с учетом всего, и вместо этого он явственно вспомнил, почему не доверял ей изначально. Ее голос упал до почти шепота. — Разве ты не хочешь? — Не с тобой! — ожесточенные слова вырвались, прежде чем он успел о них подумать, и он умудрился вырваться и оттолкнуть ее на шаг. Выражение лица Первой, когда она взглянула на него, ожесточилось, а затем он увидел, как ее взгляд метнулся в направлении Пятой. Ее глаза сузились. — А что же… с ней? — произнесла она, и его словно обожгло полное презрение, прозвучавшее в ее голосе. Не говоря о том, что он почувствовал волну смущения оттого, что Пятая только что слышала, как он это сказал, хотя и не сожалел об этом. И не отрицал. До этого момента он целовался только с Пятой, и, хоть он и нашел этот опыт приятным (даже если они оба знали, что не могли продолжать в том же духе), он никак не мог знать, было ли это нормально для поцелуя. Но поцелуй Первой был отталкивающим и просто… неправильным. Очень сильно неправильным. И это помогло ему понять больше, чем когда-либо, что с Пятой это было что-то другое. Что-то правильное. — Почему с ней? — Ну, во-первых, она не глуха, — заговорила Пятая, прежде чем Десятый смог сформулировать ответ в ее защиту. — И не слепа. Взглянув на нее, Десятый увидел, что она прислонилась к стене туннеля и наблюдала за ними с таким видом, словно не знала, забавляет это ее или раздражает. Однако он не успел отвести взгляда, как она уже шагнула вперед и встала между ним и Первой. — Он сказал «нет», — твердо произнесла она. — Так что оставь его в покое. Теперь уже Первая слегка смутилась, подтвердив тем самым теорию Десятого о том, что действовала, по крайней мере частично, под влиянием порыва. Но в целом Первая выглядела зло и высокомерно (Десятый бы не подумал, что кто-то может выглядеть одновременно и неловко, и высокомерно… но Первой это весьма хорошо удавалось). — Ты встретил ее шесть дней назад, — сказала Первая, сверкнув глазами. — И думаешь, что знаешь ее. Но прими совет от кого-то, кто может его дать… на самом деле ты ничего о ней не знаешь. Прежде чем он смог ответить, она резко развернулась, обошла Пятую и продолжила путь вниз по туннелю, которым они шли. Не обращая на Первую внимание, Пятая взглянула на Десятого со странным выражением на лице. — Что ж… это было неожиданно, — она приподняла бровь, снова словно разрываясь между тем, веселиться или негодовать. — Да уж… — Десятый чувствовал себя неловко по примерно десяти различным причинам. Затем он взглянул на нее с упреком. — Вообще-то, ты могла вмешаться в любое время. — Это меня не касалось, — ответила она, хотя, похоже, со скрытой улыбкой. — Кроме того, казалось, у тебя все под контролем. Он пожал плечами, передернувшись при неприятном воспоминании, и посмотрел в туннель. — Стоит ли идти за ней? — не мог не спросить он. Он не хотел больше находиться рядом с Первой, но в то же время та не сделала ничего, что сильно бы отличалось от поведения Пятой несколько дней назад. Единственной разницей была только его реакция. Он знал, что она переживала и, скорее всего, чувствовала себя одиноко после предательства со стороны Девятого и затем Шестого, после двухдневного одиночества. И он не хотел, чтобы что-то случилось с ней, даже теперь. — Возможно, — неохотно призналась Пятая. — Но я знала, что по какой-то причине она мне не нравилась. Вместе они направились вниз по туннелю за Первой, и Десятый заметил, что Пятая намеренно не упоминала того, что он сказал Первой, и горький ответ той. Вместо этого она просто улыбнулась ему. — Правда, ты действительно изменился, — сказала она. — То, что она сказала до… ну, сам знаешь. Это так и есть. Со времени нашей встречи и до сегодняшнего дня… — Ну, как я пытался ей сказать, мы все изменились, — ответил он. — Нам пришлось, будучи здесь. Мы научились и приспособились, и пережили то, что нас изменило, как я считаю. Ты тоже стала другой. — Думаю, да, — признала она. — Что напомнило мне, хотя это и абсолютно не взаимосвязано, — сказал он, вытаскивая из кармана кристалл, который она передала ему прошлой ночью. — Это твое. Ты должна взять его назад. — Спасибо, — сказала она, беря небольшой переливающийся кристалл и почти благоговейно кладя его в карман. Они наконец увидели Первую и, даже не обсуждая этого, прибавили шаг, чтобы догнать ее. Она взглянула на них обоих, ничего не сказав, и Десятый обнаружил, что избегает смотреть ей в глаза. Однако он промолчал, и Пятая, казалось, решила сделать вид, что ничего не случилось. Десятый был только рад последовать ее примеру, избегая неудобных разговоров. Казалось, Первая тоже почувствовала от этого облегчение. Тем не менее, хотя они ничего и не сказали и продолжили идти как ни в чем не бывало, Десятый не мог не заметить, что Пятая предпринимает сознательные усилия, чтобы держаться между ним и Первой, и что она проявляет гораздо меньше терпения по отношению к другой женщине, чем раньше. Что касалось Десятого, он не хотел отталкивать Первую, но в то же время старался избегать непосредственного контакта, насколько было возможно, и не мог отрицать чувства досады. Он не просил этого и не хотел. Они не нуждались в осложнениях подобного рода. В самом деле, это была одна из главных причин, почему они с Пятой решили, что не могут повторить то, что произошло после того случая с ядовитым газом. Им необходимо было сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда, и они не могли позволить себе настолько сильно менять отношения. Не говоря уже о том, что они совершенно не знали, кем были или что представляла собой их жизнь снаружи. Они не могли действовать под влиянием того, что, как думали, чувствовали… и если не могли они, то он определенно не собирался позволять этого и с Первой. Она могла найти товарища в Шестом и, возможно, даже обратить на себя внимание Девятого (Десятый не забыл многозначительных взглядов, которые неуравновешенный человек бросал на Первую еще в начале), но Десятый не чувствовал по отношению к ней абсолютно ничего, кроме неловкости. Ее выходка была неожиданной и лишь усилила напряжение между ними. Им нужно было держаться вместе, хотя бы ради удобства… но она совсем ему не нравилась. Однако худшее миновало, и Первая, казалось, была готова оставить все как есть, если Десятый не собирался передумать. Кроме того, Пятая держалась ближе, чем обычно, и когда он подумал об этом, она взяла его за руку без видимой на то причины. Так что, возможно, все было не так уж плохо. В то время как они втроем продолжали свое бесцельное путешествие по туннелям, даже не зная, вели ли те в правильном направлении, перед ним встала новая проблема. Та, которую он заставлял себя игнорировать или отгонять от себя настолько, насколько мог, но которой он больше не мог избегать. Проще говоря, он был полностью измотан. Он совсем не спал последние две ночи и за ночь до того, когда должен был сторожить, задремал на короткое время. И хотя он говорил правду, когда сказал Пятой, что ей сон был нужен больше, чем ему, его тело начало чувствовать влияние отсутствия сна. Он не особо это замечал, когда они оставались на одном месте с Четвертой, но теперь, когда они снова шли, усталость давала о себе знать с пугающей быстротой. Все тело болело, и становилось все труднее ясно мыслить, хотя, учитывая его и без того запутанный и поврежденный ум, это не говорило о многом. Тем не менее у него было такое чувство, что он не был в состоянии продолжать идти намного дольше. Но он не хотел ничего говорить, не желая быть причиной траты их драгоценного времени, которого и так было мало. Однако Пятая тоже мало спала прошлой ночью и, кроме того, достаточно его изучила, чтобы заметить те вещи, о которых он не говорил, и именно она настояла на том, чтобы они нашли место для остановки на ночь. Первая стала было возражать, ссылаясь на необходимость продолжать идти, учитывая, что они и так потеряли полдня, но Пятая отрезала: — Он совсем не спал уже несколько дней и, как я думаю, прежде тоже. Он может обходиться без сна дольше нас, но мы не знаем, насколько дольше, и я подозреваю, что он себя переоценивает! — Пятая… — Десятый попытался умерить ее возмущение, но она только упрямо покачала головой. — Нам всем будет полезен отдых, и уже все равно почти ночь. — То, что они считали ночью, в любом случае. — И ты будешь спать, прежде чем рухнешь от усталости прямо здесь. Он не чувствовал себя до такой степени плохо и, возможно, мог продолжать идти, если бы это было очень нужно. Но он признал правоту этой мысли и решил, что не в состоянии спорить. Вскоре после этого они нашли пещеру подходящего размера, которая казалась неплохой для их целей, и они решили остановиться там на ночь. Последнюю ночь до того, как истечет неделя. Но он не мог позволить себе думать об этом сейчас. Десять с благодарностью опустился на землю, прислонившись к стене и вытянув ноги перед собой. Они болели, как и большая часть тела, но если судить по прошлому опыту, сон этому поможет. — Будем дежурить по очереди, — сообщила Пятая Первой, которая села на другой стороне пещеры. К его удивлению, Пятая опустилась на землю рядом с ним, так близко, что даже немного опиралась на него. Первая поймала взгляд Пятой, и в течение долгого времени две женщины смотрели друг на друга. Должно быть, между ними происходил какой-то существенный обмен взглядами, потому что через какое-то время Первая почти незаметно кивнула и отвернулась. Десятый не понял и не был уверен, что только что произошло, но, учитывая, что Пятая осталась рядом, не собирался жаловаться. — Сначала я буду сторожить, — сказала Первая. — Ладно, — согласилась Пятая. — Если почувствуешь усталость, просто дай мне знать. — Десять открыл рот, чтобы что-то сказать, но Пятая перебила его. — Ты уже и так провел без сна несколько ночей. Теперь наша очередь, хорошо? Пожалуйста, — добавила она, взглянув ему в глаза, и он увидел участие в ее взгляде. Это все решило, и он кивнул. — Хорошо, — согласился он, и она улыбнулась ему. Он устроился поудобнее и был рад, что Пятая осталась близко, хотя она и слегка отодвинулась, давая ему возможность свернуться в более пригодном для сна положении. И даже несмотря на то, что сон постоянно ускользал от него раньше, события последних дней, в частности прошедшие сутки, измотали его. Забота о Четвертой, встреча с Первой, смерть Четвертой, случившееся в туннеле… это был длинный день, несмотря на отсутствие попыток покушения на их жизни. И он был измотан эмоционально не меньше. Болью от смерти Четвертой, страхом от того, что будет, досадой на собственную беспомощность, гневом на тюремщиков, путаницей… всем остальным. Он не мог забыть предупреждение, которое они получили этим утром. В КОНЦЕ ВСЕ СВЕДЕТСЯ К ВЫБОРУ. К какому именно выбору? И как могли они знать правильный ответ, если им даже не задали вопрос? Что если они выберут неправильно? Прежде всего, он чувствовал страх перед тем, что завтрашний, последний день принесет с собой. Конечно, они не могли знать наверняка, но судя по тому, как пока что разворачивались события, Десятый мог сказать, что если они не найдут выхода, завтра будет их последним днем во всех смыслах. И он не мог этого допустить… но он не знал, как это предотвратить. Так что, со всеми этими изнуряющими эмоциями и опытом и многим другим, проносящимся в его голове, всего через несколько минут Десятый почувствовал, что его начинает клонить в сон. И он спал. И видел сны…