Победитель получит все

В тот же момент, словно куски, сложившиеся вместе в шокирующую картину, огромная масса воспоминаний и выводов пронеслась в парализованном разуме Десятого. То, что казалось неважным, что он не отметил прежде, занятый всем происходящим. Но все это сейчас всплыло на поверхность, приобрело новый смысл в свете слов Восьмого. То, что Первая так и не спросила о Второй и Восьмом, несмотря на то, что видела, что те ушли вместе с ним и Пятой. Ее минутное колебание, когда Пятая задала вопрос о крови на ее рубашке. Ее отказ рассказать подробно о событиях, которые привели к ее разлуке с Шестым. Сама формулировка ее обещания не убивать их: «Я не убью никого из вас». Вспышка тревоги, промелькнувшая на ее лице, когда он сказал ей, что то, что сделал Шестой, было неправильным, и выразил свое сожаление. До того, как Десятый пояснил, что имел в виду, на ее лице промелькнул страх, который она тут же замаскировала. И Десятый осознал, что должен был догадаться. Действуя чисто инстинктивно, Десятый схватил Пятую и потянул назад, подальше от Первой, одновременно пытаясь встать так, чтобы оказаться между ней и той женщиной, которую Восьмой только что обвинил в убийстве. Десятый чувствовал, что она дрожала от шока, и хотел успокоить ее, но не осмеливался отвести взгляд от Восьмого и Первой. Он чувствовал себя так, словно его только что ударили, и не мог говорить. Не мог даже дышать. Но, к его изумлению, Первая отреагировала с сильным волнением. Ее лицо исказилось, словно она была готова или разразиться рыданиями, или завопить в ярости, и ее глаза сверкали, когда она посмотрела на Восьмого. — Неправда! — закричала она, с большими эмоциями, чем Десятый от нее когда-либо слышал. Восьмой надвинулся на нее, и на его обычно добром лице застыло выражение полной ненависти. — И ты еще пытаешься это отрицать? Я там был, Первая, ты не сможешь меня обмануть! — Это не я! — закричала она. — Я ее не убивала! — Десятый с изумлением увидел, что ее трясет. Янтарные глаза на мгновение взглянули в его направлении, а затем ее взгляд снова устремился на Восьмого. — Это был Шестой! — А ты ему позволила! — НЕТ! Я пыталась его остановить, и ты это знаешь! Восьмой презрительно усмехнулся, и Десятый с трудом мог узнать его. Вся усталость на лице Восьмого была вытеснена злостью, и глаза, которые когда-то были полны решимости и юмора, теперь потемнели от горя и ярости. — Ты просто стояла там! Ты ничего не сделала! — Я пыталась! — Недостаточно хорошо! — Я не могла его остановить! — Она даже не могла защищаться! Даже не могла убежать! — Я не хотела… Десятый, наконец, обрел дар речи и заставил себя вмешаться в их состязание в крике. Его разум был в полном смятении, и Десятый, в свете происходящего хаоса, даже не в состоянии был скорбеть о Второй. Он не знал, чему верить, что конкретно произошло между ними четырьмя. Но крики только делали хуже. — Прекратите! — воскликнул он. — Прекратите кричать, этим ничего не добиться! Наступило тягостное молчание, и оба — Восьмой и Первая — повернулись и взглянули на него с выражением равной взволнованности. Пятая сжала его руку так сильно, что ногти впились в кожу, но он только продолжил цепляться за ее руку с равной силой. — Ты нам не сказала, — наконец произнесла Пятая, обращаясь к Первой. Это не было вопросом, и ее голос дрожал, словно она была на грани слез. Глаза ее, тем не менее, сверкали упреком и гневом, почти таким же сильным, как у Восьмого. — Все это время ты знала… — Я не могла… — Первая прислонилась к стене, к которой она отступила. — Я знала, что вы не сможете понять… — Понять что? Что ты позволила своему дружку убить невинную девушку?! Нашу подругу?! — Как вы думаете, почему я его оставила? — несчастно спросила Первая. Все следы гордыни исчезли перед лицом праведного гнева Восьмого. Впервые с тех пор, как Десятый ее увидел, она выглядела маленькой и жалкой. Маска слетела, обнажив то, что было под ней. Первая раскрыла себя и свои подлинные эмоции, возможно, впервые с момента гибели Третьей в самый первый день. — Я не могла с ним оставаться после этого… — Ты правда им не сказала? — спросил Восьмой, качая головой с отвращением. — Ты думала, что просто можешь спрятаться за их спинами и надеяться, что они не обнаружат того, что ты сделала? Ты даже большая трусиха, чем я думал! — Что именно я должна была сделать? — ОСТАНОВИТЬ ЕГО! — практически прорычал Восьмой. Пятая вздрогнула, и Десятый увидел, как Первая сжалась, словно ожидала, что Восьмой ударит ее. Десятый не был уверен, не намеревался ли Восьмой сделать именно это, так что решил вмешаться (на данный момент. Он еще не знал, захочется ли ему останавливать Восьмого в ближайшем будущем). Он не хотел брать на себя руководство — на самом деле, он даже не хотел находиться в одном месте с Первой прямо сейчас. Она не нравилась ему все это время, а теперь он только что обнаружил, что она приложила руку к смерти той, которая была дорога ему. Честно говоря, он даже не хотел с ней разговаривать. У них оставалось мало времени, и он просто хотел взять Пятую — и Восьмого, если тот захочет, — и убраться так далеко от Первой, как только возможно. Он сожалел даже о том, что встретил ее, и просто хотел вернуться к тому времени, когда рядом были только те, кому он доверял. Но какая-то часть его не позволяла сделать это. Та часть, которая росла и развивалась все то время, что он был здесь. Та часть, которой было нужно все осмыслить и которая начала понимать опасность поспешных выводов. Та часть, которая хотела, хоть и без особого рвения, взять на себя руководство, если в этом была необходимость. Он не знал, что произошло, и им нужно было успокоиться и выслушать, как развивались события, если Восьмой был в состоянии с ними говорить. Шестой в самом деле убил Вторую. Десятый в этом не сомневался. Весь гнев и ненависть, накопившиеся внутри него за все это время, всплыли на поверхность и зажглись яростным пламенем по отношению к человеку, на которого Десятый когда-то смотрел как на лидера. Но хоть он злился и на Первую тоже, и у него не было сомнений в том, что та была свидетелем того, что случилось со Второй, теперь он был уже не так уверен в том, что она была настолько причастна к преступлению, как заставил их думать Восьмой. Это не означало, что Восьмой лгал или даже неправильно все понял. И не то чтобы с Первой были сняты какие-то обвинения. Но им просто нужны были все факты. Было так много всего, чего они и так не знали об этом месте и ситуации и друг друге и самих себе, что было очень нужно Десятому, чтобы заполнить этот пробел. Не только ради них самих, но и ради Второй тоже. Ему нужно было знать, что с ней случилось. — Ты, — он показал на Первую, желая убедиться, что та не попытается сбежать до того, как они выяснят, что случилось и что с этим делать. Он даже не постарался скрыть свои эмоции. — Сядь и держись подальше от нас. — Я не убийца, — сказала она с удивительной кротостью, выполняя его инструкции. — Но недалеко от нее ушла, — огрызнулся Восьмой, и Десятый выпустил руку Пятой и подошел и осторожно дотронулся до его плеча. Десятый почувствовал, как тот напрягся даже от такого краткого контакта, все мышцы тела Восьмого напряглись в попытке сдержать вполне объяснимый гнев. — Что произошло? — тихо спросил он. — Расскажешь? Хотя гнев и не исчез, при этих словах все напряжение, казалось, покинуло Восьмого, он сполз вниз по стене на пол, и его изнуренность всплыла вместе с болью. Поглядывая на Первую, Десятый присел на корточки рядом, и Пятая присоединилась к ним. — Я… — взгляд Восьмого метнулся туда, где была Первая. — Я не могу… — Не смотри на нее, — мягко произнесла Пятая, отстраняясь от собственных эмоций и обращая все внимание на их явно потрясенного друга, и взяла Восьмого за руку. — Мы за ней наблюдаем, она никуда не денется. Просто смотри на нас. Расскажи нам. С трудом Восьмой сосредоточился на Пятой. — Пятая, мне так жаль, — сказал он с горечью. — Я знаю, что ты… Она была для тебя важной. — И для тебя, — ответила Пятая, хоть и вытянула свободную руку, пока не коснулась колена Десятого, словно инстинктивно нуждаясь в контакте. — Это не твоя вина, мы знаем. Десятый поглядывал на Первую и не мог не заметить искреннего волнения на лице женщины, прислушивающейся к разговору. Что бы она ни совершила, что бы ни случилось, она однозначно была этим расстроена. Он не мог не подумать, не имело ли это отношения к тому, зачем она его вчера поцеловала. Может быть, ей отчаянно нужно было сбежать от воспоминаний, отвлечься на время единственным способом, каким она могла отвлечь себя, судя по ее прошлому поведению. Не то чтобы это служило ей оправданием… Но все же это немного более объясняло ее действия. — Мы провели ночь в пещере, — медленно произнес Восьмой. — В той, где мы спали все вместе, где была вода. Я принес ее туда, там мы и расположились. Мы знали, что никуда не двинемся, если не произойдет какое-нибудь чудо, там что нам приходилось просто рассчитывать на вас и попытаться продержаться до того, как вы найдете выход. — Он прикрыл глаза. — Остаток дня и ночь тянулись бесконечно, но она держалась. Даже несмотря на то, что ей было очень больно, она держалась. В глазах Восьмого показались слезы, и явно через силу он взглянул в сторону Первой. Его боль снова сменилась гневом, но Пятая сжала его руку, и он опять повернулся к ним. — Я пытался ее занимать, насколько мог, хотя не то чтобы было много того, о чем мы могли говорить. — Амнезия, — тихо прошептала Пятая со слезами в голосе, повторив то, что сказала Десятому на третий день, — никакого шанса для светской беседы. Восьмой сухо рассмеялся. — Как бы то ни было, ей не становилось лучше, но и хуже тоже, и я решил, что у нас был шанс выжить, если только не случится что-нибудь непредсказуемое. Мы знали, что вы попытаетесь сделать все возможное, и она не сомневалась ни секунды, что вы нас вытащите. Десятый не мог не почувствовать себя так, словно они подвели девушку. — Затем, на четвертый день, пришло сообщение, и мы узнали, что кто-то еще умер. — Десятый взглянул на Первую, рука которой поднялась к шее. — Мы не знали… Все, на что мы могли надеяться, –что вы были живы. Она отказывались верить, что это мог быть кто-то из вас, и должен признать, что ее оптимизм был заразителен. — Это был Девятый, — тихо произнес Десятый, снова взглянув на Первую. На этот раз она не отвела взгляда, и Десятый попытался понять, действительно она была убийцей или нет. Он не знал, не имел особого опыта с другими… и все же он не думал, что она была. Пытающаяся манипулировать ими — однозначно. Труслива — возможно. Не заслуживающая доверия — скорее всего. Но способной на убийство… он так не думал. — Я так и понял, когда увидел, что его не было с ними, — кивнул Восьмой, практически выплюнув последнее слово сквозь сжатые зубы. — Но в любом случае, где-то в середине четвертого дня они нашли нас. Восьмой напрягся и прикрыл глаза, вспоминая. Десятому было больно видеть его настолько убитым горем, настолько отличающимся от того, кем он был прежде, но он знал, что время, проведенное здесь, изменило их всех. И это был все тот же человек, которому Десятый доверял и который заботился о Второй. Он просто был вынужден приспособиться, как и все они. — Я слышал, как они пришли, и встал, чтобы поглядеть, кто это. — Восьмой подавил эмоции, практически так же, как Первая, когда рассказывала свою историю, когда они еще были с Четвертой. Словно лишенный эмоций тон был единственным способом выдавливать из себя слова. С одной стороны, Десятый с ужасом ждал рассказа об этих событиях. Боясь услышать, как погибла Вторая, что сделали Шестой и Первая. Он уже столько всего пережил за такое короткое время, что не знал, сколько еще сможет вынести. В то же время он не знал, что хуже. Ничего не знать означало, что могло произойти что угодно, самый худший сценарий, который только можно было представить, был настолько же вероятен, как и лучший. Незнание мучило и терзало его, как будто боли от отсутствия воспоминаний было недостаточно. Он не нуждался в большем. Он положил свою руку на руку Пятой и почувствовал, дотронувшись пальцами до ее запястья, ее непривычный пульс. Но это ощущение было странно успокаивающим, и он не убирал руку, пока они слушали правду о том, что случилось с их подругой. — Вторая, конечно, не могла двигаться, хотя и пыталась немного перемещаться. Но это ей не особо удавалось, поэтому в конце концов она устроилась у стены рядом с водой, чтобы иметь возможность пить, когда хотела. Я не ушел далеко, так как она была беззащитна, — просто пошел посмотреть, кто это был. И там были Шестой и она, — он кивнул в сторону Первой, и та подтянула колени к подбородку. — Они вышли из туннеля. Не того, по которому мы пришли. Я не знаю, как они нас нашли… — Случайно, — в конце концов заговорила Первая. — Мы услышали шум воды, вот и все. У нас не было во рту и глотка со времени болота, а там было не много чистой воды… Я не знала, что там кто-то еще был… — Угу, только там были мы, — сказал Восьмой, резко перебив ее. Он снова взглянул на Десятого и Пятую. — Они вошли… я, конечно, отнесся к ним настороженно. Особенно когда увидел, что Девятого с ними не было. Не то чтобы мы расстались врагами тогда… прошло всего два дня с нашего ухода. И он не был… нельзя было предположить… — он замолчал со вздохом. Первая закрыла глаза, явно расстроенная. — Я им доверял. — А как иначе? — тихо произнес Десятый. — Я все еще не знаю, как это произошло… все случилось настолько… настолько быстро… — он передернулся и уставился на стену напротив, видя то, чего они не могли. — Они вошли, он сказал, что они просто хотят пить… а затем он взял и… вытащил нож. — Я не знала, что он планировал! — настаивала Первая. — И я попытался встать между ним и Второй, — прошептал Восьмой, не обращая внимания на Первую. — Но он… он сшиб меня с ног… Задрав рубашку, Восьмой показал несколько сильных кровоподтеков на груди. И теперь, когда Десятый пригляделся, он заметил синяки и на его лице, скрывавшиеся под грязью и волосами. — И прежде чем я смог опять встать… он уже набросился на нее… — по щеке Восьмого скатилась слеза. — И она просто закричала… Пятая зарылась лицом в плечо Десятого, и он почувствовал, как она дрожит. Но она не выпустила руку Восьмого. — А она… — Восьмой яростно указал на Первую, — …просто стояла и ничего не делала! — Я пыталась его остановить! — закричала Первая, приподнимаясь, но затем она увидела взгляд Десятого и быстро опустилась на прежнее место. — Я умоляла его этого не делать! Десятый не мог не бросить беглый взгляд на Восьмого, чтобы понять, правда ли это. Пятая тоже подняла голову, наблюдая за развитием событий. — Ну, ты недостаточно хорошо пыталась! — Восьмой вскочил на ноги, вырвав свою руку у Пятой. — Что именно ты хотел, чтобы я сделала?! — спросила Первая, оставаясь на месте, но наклоняясь вперед. — Он был вооружен, у него был нож, как я могла его остановить? — Он бы не стал убивать ТЕБЯ! — Ты действительно так думаешь? — сказала Первая с горечью в голосе. — Ты видел его в тот момент. Ты серьезно считаешь, что он бы не воткнул в меня нож, встань я у него на пути? Впервые ее слова, казалось, достигли его ушей, хотя бы частично, и Восьмой уставился на нее со смесью гнева и смятения. — Он бы не причинил тебе вреда, — повторил он, но уже с меньшей уверенностью. — Нет? — Первая вскочила на ноги, и на этот раз Десятый ее не остановил, хоть и приподнялся, готовясь развести драчунов, если понадобится. — Взгляни тогда на это. Ее глаза снова зажглись враждебностью и яростью, и она сняла свою рубашку, оставив только футболку с короткими рукавами. Затем она подняла рукава, обнажив плечи, и Десятый невольно придвинулся ближе, чтобы увидеть, что она показывала. Он видел синяки от рук Девятого на ее шее… но они были не единственными. Рубашка до сих пор все скрывала, и Первая не упоминала, что было что-то еще, но теперь они все увидели то, что она прятала. На обеих руках в районе плеч были темные кровоподтеки, выделяющиеся даже среди пятнистого кожного узора. Размером с ладонь, словно кто-то схватил и с силой сжал ее руки. — Это был Девятый, — дотронулась она до шеи. — Но эти… Она прикоснулась к плечу, и Десятый внезапно вспомнил, как она дернулась, когда он попытался дотронуться до нее в попытке утешить, еще когда они все вместе были в той пещере, где умерла Четвертая. –…это произошло, когда я предложила ему избавиться от ножа. Пятая ахнула, и Первая попеременно поглядела на нее и Десятого, с вызовом в глазах. Но когда она взглянула на Восьмого, вся защита слетела, и в ее глазах было больше искренности, чем они видели за все время, что знали ее. — Теперь скажи мне, что думаешь, что он бы меня не тронул, если я бы встала между ними, — сказала она, натянув рубашку и скрестив руки на груди. — Ты… — Восьмой выглядел слегка неуверенно, словно пытаясь напомнить себе о том, насколько он был зол. Затем продолжил с большей уверенностью: — Ты могла бы нас предупредить. — Я честно не знала, что он планировал. Единственный раз, когда он воспользовался ножом, был ради того, чтобы спасти мне жизнь… и когда мы увидели, что Вторая была покалечена… Я не думала, что он способен… — Знаешь, что он сказал, когда достал нож? — Восьмой бросил взгляд на Десятого и Пятую. — Что это милосердие. И что так лучше для нее. Ярость практически ослепила Десятого, и ему стало все равно, что Шестой был не их настоящим врагом, а всего лишь таким же пленником, как и они. И ему было все равно, что, если верить словам Первой, он повредился рассудком после убийства Девятого. Потому что прямо сейчас Шестой был настоящим, осязаемым врагом, который вполне определенно был где-то в лабиринте и был вооружен. Десятый мог не встретить вживую своих предполагаемых тюремщиков, не мог знать, что ждало впереди, но мог встретить вполне реальную угрозу, исходящую от Шестого. Все оставшиеся в живых снова были вместе, за исключением Шестого. И Шестой, скорее всего, был безнадежен в плане уговоров или спасения. — Он был не сам в себе с тех пор, как Девятый напал на меня, — сказала Первая, и по ее тону было понятно, что она не считала это оправданием. — Но только в тот момент я осознала, как далеко он зашел. И что я не могла оставаться с ним. — Поэтому ты сбежала, — сказал Восьмой, и, несмотря на то, что он больше не кричал и не бросал яростных взглядов, словно был готов убить ее, в его голосе прозвучала издевка. — Ты просто сбежала и бросила нас всех, оставив нас умирать? — Я бы не смогла его остановить! — Поэтому ты даже не попробовала, после всего? Ты просто хотела спастись сама? — Я ВЕРНУЛАСЬ! — Первая повысила голос до яростного крика, удивившего их всех. Восьмой выглядел искренне потрясенным. — Что? — После того, как ты погнался за ним, после того, как он побежал в туннель, а ты последовал за ним… — Я не собирался его убивать, — добавил Восьмой, поглядев на них, словно желая убедиться, что они это поняли. — Признаю, что был момент, когда я хотел это сделать, но я просто намеревался убрать его подальше от нее и лишить ножа… — Конечно, — кивнула Пятая, хотя она все еще выглядела потрясенной событиями, разворачивающимися перед ними. — Но как только ты ушел, я вернулась к ней! — продолжила Первая с искренним отчаянием. — Ты… почему? — Восьмой выглядел так, словно его застали врасплох. И впервые он сделал по направлению к Первой шаг, не вызванный чистой яростью. — Чтобы узнать, не могу ли я ей чем-нибудь помочь! — Какое тебе до нее было дело? Ты только и делала, что унижала ее! — Это не значит, что я желала ей смерти! — возразила Первая, и Десятый не мог не признать, что в этом была логика. Ему совсем не нравилась Первая, но он не хотел ее смерти. Одно совсем не означало, что другое было тоже верно. — Она умирала, и я не могла это повернуть вспять. Когда Шестой ушел и стало безопасно, я не смогла оставить ее, не проверив, как она. — Откуда я знаю, говоришь ли ты правду? — подозрительно спросил Восьмой, и Десятый признал, что это тоже было справедливо. Они могли определиться с тем, что случилось раньше, потому что там был Восьмой, но теперь им снова приходилось принимать на веру слова Первой, а прошлый опыт показал, что она не заслуживала доверия в том, что касалось честности. В качестве ответа Первая потянула за край рубашки, показывая на пятно крови. — Пятая, ты спрашивала, была ли это кровь Девятого, и я не ответила. Но теперь скажу. Это не кровь Девятого, я даже не прикоснулась к нему, пока он умирал. Шестой держал его и не позволял мне подходить. Это ее кровь. Она взглянула на Восьмого. — Ты видел меня, когда мы пришли. Тогда крови не было. И я не могла запачкаться кровью ни от кого с тех пор. Вы это знаете. — Да?.. — Восьмой выглядел озадаченным. — Да, — Десятый заговорил вместо нее, чувствуя боль в сердцах от того, что приходилось делиться плохими новостями. Но он решил, что раз уж Восьмой и Первая смогли рассказать все это, то он мог говорить. — Седьмой и Четвертая мертвы. И никто из них не был убит человеком. Боль снова проскользнула во взгляде Восьмого, и он уставился на Десятого: — Ты уверен? — Да, — Десятый кивнул с грустью, и Восьмой на мгновение закрыл глаза, прежде чем снова взглянуть на Первую. — Я вернулась, и она еще была жива. Но я ничем не могла ей помочь, только поддержать. Убедиться, что она не умрет в одиночестве. Как и вы, — кивнула она в сторону Десятого и Пятой, и теперь, когда она больше не притворялась, Десятый почувствовал ее понимание и уважение их поступка. — Она… она не была одна? — тихо спросил Восьмой. — Нет, — Первая покачала головой, абсолютно серьезно и, как казалось, искренне. — И она знала, что я там была. Я не знаю, узнала ли она меня, но она знала, что кто-то там был. — Слава богу, — прошептала Пятая, и Десятый обнял ее, позволяя себе этот жест утешения. — В конце концов я потерял Шестого из виду, — сказал Восьмой. — Ему удалось улизнуть. И к тому моменту я не смог найти дорогу обратно. Так что я не знал… Я думал… — Она мертва, — мрачно сказала Первая. — Но она не была одна. Это было все, что я могла сделать, и это все, что я могу вам предложить. Десятый не знал, что сказать или о чем думать. Он верил ей. Он верил в то, что она не хотела гибели Второй и что пыталась остановить Шестого. Он верил также, что она упустила возможность остановить его или оставить прежде, чем все зашло так далеко, но все равно она никого не пыталась убить. Она убежала и бросила Вторую умирать, а Восьмого — сражаться с Шестым, но вернулась, когда опасность миновала. Она была со Второй, когда та умирала, и потом была одна до тех пор, пока не нашла их. Она солгала им, утаив от них важную информацию, но все же она не была убийцей. И учитывая ее прошлый опыт, стоило ли удивляться тому, что она боялась признаться? Это его обещание о том, что они не нападут на нее, вызвало в ней желание поцеловать его… может быть, именно поэтому. Потому что до этого она не была с людьми, которым могла доверять. Она ему не нравилась, и он ей не доверял… не так, как доверял Восьмому, и уж точно не так, как доверял Пятой. Она обманула их, и он не мог этого простить. Но все равно, с учетом обстоятельств, он не хотел бы снова отпускать ее одну. Им было безопасней держаться вместе, и таким образом они могли хотя бы знать о судьбе друг друга, если что-то случится. И Десятый верил обещанию Первой, что она не попытается их убить. Он знал, что Пятая этого не сделает, как и он сам, и если Восьмой не захотел убить даже Шестого, вряд ли он был способен убить кого-то из них. И это означало, что единственным, о ком стоило беспокоиться, был Шестой. Пятая тоже, казалось, разрывалась между тысячью эмоций, но выражение ненависти исчезло из ее глаз, и когда он взглянул на нее, то понял, что она думает о том же. Но это не зависело от них. Восьмой уставился на Первую, и хотя его тело все еще было напряжено, и гнев и боль не исчезли, казалось, даже он осознал, что слегка поторопился с выводами. Он все еще винил Первую, это было видно. Но он усмирил пылающую ярость и ненависть и сделал глубокий вдох. — Я все еще считаю, что ты струсила, — наконец сказал он. — Ты убежала, чтобы спасти свою шкуру, и оставила нас. И ты обманула Пятую и Десятого. Она кивнула, молча соглашаясь со всеми обвинениями. — Может быть, ты и не убила Вторую, но однозначно не сделала ничего, чтобы предотвратить ее смерть. Я думаю, что ты труслива и лжива и не заслуживаешь доверия. Но, — добавил он, — за то, что ты сделала для нее… в конце… Он сделал глубокий вдох, и казалось, что следующие слова были самым трудным, что он когда-либо произносил. –…спасибо.