Победитель получит все

Несмотря на то, что им нужно было успеть как можно больше за время, что у них оставалось, было ясно, что Восьмой не мог никуда идти, не отдохнув хотя бы немного. Было также очевидно, что Первой совсем не нравится идея терять еще больше времени. Но учитывая характер откровений Восьмого и эмоциональное напряжение, до сих пор висевшее в воздухе, она держала это мнение при себе, чему Десятый был рад. Последнее, что он хотел делать, это вмешиваться в спор Первой и Восьмого. Особенно потому, что он не ощущал себя благожелательно настроенным по отношению к Первой прямо сейчас. Его расстроило не столько то, что произошло с Шестым, Восьмым и Второй… по крайней мере, не в отношении действий Первой. Он был подавлен смертью Второй даже сильнее, теперь, когда услышал подробности того, как именно умерла девушка. Он сокрушался о том, что должен был пережить Восьмой, видя, как девушка, которую он пообещал защищать, погибает от рук того, кого он когда-то считал союзником. Он испытывал неописуемую ярость к Шестому и страх от того, что тот был по-прежнему где-то там. Но в том, что касалось Первой и ее действий… он слишком ясно понимал, как она могла оказаться в этой ситуации. Она решила остаться с единственным союзником, человеком, спасшим ей жизнь, и, судя по всему, пыталась изо всех сил справляться с его неуравновешенностью. Должна ли она была стараться еще сильнее, чтобы остановить его? Должна ли она была оставить его, прежде чем все стало настолько плохо? Возможно… но Десятый не мог винить ее за нежелание быть в этом месте одной. Мысль об этом до сих пор заставляла его сердца сжиматься в холодном ужасе, который развеивался только при взгляде на других, особенно Пятую, и напоминании, что он был не один. Может быть, Первая и не старалась достаточно сильно, чтобы удержать Шестого от убийства Второй… может быть, она не должна была бежать… существовали тысячи «может быть». И Десятый не мог отрицать, что некоторые из ее действий совсем не были достойны повода для восхищения. Но, в конце концов, это не в ее руке оказался нож, и это она вернулась ко Второй, когда стало безопасно. Нет, Десятый испытывал гнев совсем по другому поводу. Первая могла не иметь отношения к убийству Второй… но она знала, что с той случилось. И она им не сказала. Она знала, насколько близка им была эта девушка… видела взаимодействие Второй и Пятой… знала, что они были вместе с ней и Восьмым. И, тем не менее, она утаила эту информацию. Ни разу не упомянула, что произошло с их подругой. Она провела весь день рядом с ними, зная, что они гадали о судьбе остальных, и все это время ей это было известно. Она манипулировала ими и лгала, чтобы защитить себя. И поэтому Десятый чувствовал себя более расстроенным и преданным, чем, как думал, было возможно, и его первоначальное недоверие к ней только укрепилось. Но не было смысла копить в себе гнев и разочарование, и Десятый это понимал. Поэтому он приложил усилия, чтобы выйти из этого состояния, и взглянул вокруг. Восьмой все еще спал, чему Десятый был рад. Они не могли позволить ему спать долго, и Восьмой понимал это так же, как и любой из них. Но Десятый сомневался, что он вообще спал после гибели Второй, и то, что Восьмой даже не возражал, говорило само за себя, насколько он был измотан. Эмоционально и физически, и у него не осталось сил бороться с усталостью после столкновения с Первой. Первая отошла в угол и ни с кем не разговаривала. Она ушла в себя, снова надев привычную маску, как будто не осмеливаясь оставаться уязвимой ни на мгновение дольше. Наблюдая за ними с осторожностью и оставаясь начеку, словно она не доверяла им больше, чем они доверяли ей. Словно она ожидала нападения в любой момент, несмотря на то, что Восьмой на время умерил свой гнев. Десятый подумал, не стоило ли подойти и поговорить с ней, но он совсем, совсем не хотел этого делать. Так что вместо этого он перешел в другую часть пещеры, где укрылась Пятая, и неуверенно приблизился к ней. — Привет, — тихо сказал он, и его сердца сжались от боли, которая исходила от девушки. Она не произнесла ни слова со времени столкновения Восьмого и Первой, и он понимал, что смерть Второй наконец ударила по ней. И хоть он и хотел тут же утешить ее, один взгляд на ее лицо сказал ему, что ей необходимо немного времени в одиночестве… и в любом случае, что он мог сказать, чтобы эта боль исчезла? Для любого из них, включая его самого? Пятая подняла голову, и он нахмурился, увидев дорожки слез на ее щеках. Но она, казалось, уже перестала плакать, и вытерла слезы, когда он опустился рядом с ней. — Привет, — ответила она, и слово прозвучало почти как вздох. Он не забыл оставить немного места между ними на случай, если ей все еще хотелось побыть одной, но она без колебаний скользнула вперед, пока они не оказались совсем близко, и облокотилась на него. — Как он? — Настолько в порядке, насколько может быть, как я полагаю, — ответил Десятый, понимая, что она говорила о Восьмом. — Сон пойдет ему на пользу. — Да, — прошептала она. Он видел, как ее взгляд метнулся от Восьмого в сторону Первой, но ее единственной реакцией была легкая напряженность в позе. Десятый быстро обнял ее одной рукой, и напряжение почти сразу исчезло. Пятая отвернулась от Первой и положила голову на плечо Десятого. Они несколько минут просидели, не произнося ни слова. Затем, наконец, Пятая заговорила, не сдвинувшись с места. — Я думаю… — медленно начала она, — я подозревала глубоко внутри, что она будет среди погибших. — Пятая… — прошептал он, но она продолжила: — Мы старались надеяться на лучшее… но чем больше людей мы встречали, тем меньше оставалось шансов… и она уже была ранена… — Я знаю, — согласился он, не в силах отрицать, что у него были те же страхи. — И я рада, что с Восьмым все в порядке, — добавила она. — Если бы они оба… Десятый закрыл глаза, не в состоянии об этом думать. Когда он снова открыл их, то увидел, что Первая наблюдает за ними. Однако она быстро отвернулась, когда увидела, что он на нее смотрит. Он почувствовал, как Пятая напряглась и подняла голову, глядя ему в глаза. И он увидел, что ее собственные потемнели от внезапного гнева, смешанного с болью. — Я это ненавижу, Десятый, — сказала она, понизив голос, но он зазвучал из-за этого еще с большей силой. — Я ненавижу их, и я ненавижу это. Ему не нужно было спрашивать, кого именно «их». Или чем было «это». — Я тоже, — ответил он. — Я не хочу больше играть в эту игру. — Я никогда и не хотел в нее играть, — подтвердил Десятый. — Стараться выжить — это одно, но то, каким образом они хотят заставить нас это сделать… совсем другое. — Я хочу жить, — согласилась она, и он заметил в ее глазах слезы, с которыми она упорно боролась. Десятый каким-то образом чувствовал, что это было более храбро, чем если бы она не чувствовала никакого волнения. — Но не за счет кого-то еще. Уже и так слишком много смерти. — Мы найдем способ, — пообещал он, желая, чтобы у него была возможность сдержать это обещание. Но с течением времени он все больше и больше понимал, что черта между оптимизмом и ложью очень тонка. Между обещанием того, что, как тебе известно, является правдой, и обещанием того, что, как ты надеешься, окажется правдой. И эта черта становилась все более размытой, и он сам уже не мог иногда сказать, в чем была разница. А иногда не хотел. Иногда, как он понял, ложь была самой доброй истиной, какую можно было кому-то дать. И это не казалось ему неправильным. — Только то, что правила не должны быть нарушены, не означает, что их нельзя разрушить, верно? Должен быть какой-то способ их обойти, ты сама это сказала. И мы его найдем, все вместе. — Как именно? Голос Первой прокатился через пещеру, прозвучав в первый раз с тех пор, как Восьмой поблагодарил ее за то, что она вернулась ко Второй. Десятый и Пятая повернулись и взглянули на нее, и Первая подалась вперед. — Я уже второй раз слышу, как ты говоришь что-то подобное. Звучит так, словно ты на самом деле в это веришь. — Нам приходится, — пожал плечами Десятый. — А какие у нас еще варианты? — добавила Пятая. — Сдаться и просто сделать то, что они хотят? Сражаться, пока не останется только один? Убить еще больше невинных людей? Ее глаза сверкали, но такой же блеск был и в глазах Первой. — И как именно вы планируете «найти другой способ»? — Мы еще не знаем, — признался Десятый, и Первая откинулась назад с досадой, хотя, казалось, только частично направленной на них. — Ну, мы здесь уже больше шести дней, и вы до сих пор ничего не придумали. И у нас остается мало времени. — Нужно не терять надежды. — Почему? — Потому что мы все еще здесь, — Десятый взглянул на Пятую, и та кивнула. — Одно это иногда казалось невозможным. Мы все еще живы, и мы есть друг у друга, и этого достаточно, чтобы бороться. — Но мы даже не знаем, близки ли к концу, — не без основания напомнила Первая Однако Пятая подалась вперед и посмотрела поочередно на них обоих, хотя обращалась главным образом к Десятому: — Думаю, мы вполне можем быть. Десятый немного удивился, но он доверял ей и ждал, что еще она скажет. — Ты следовала знакам, которые мы оставили, это понятно, — махнула она в сторону Первой. — Но думаете, мы просто случайно наткнулись на Седьмого и Четвертую, а затем, менее чем через день, Восьмой просто случайно обнаружил нас? Десятому пришлось признать, что это было странное везение, что все они нашли друг друга. Если это вообще было везение. — Это место огромно, мы все это видели. И хотя местами пути и пересекаются, как нам известно, — она бросила беглый взгляд на Первую, — каковы шансы на то, что четверо из пяти оставшихся находятся в одном и том же месте? В последний день? — Ты думаешь, это было преднамеренным? — спросил Десятый. — Все здесь выглядит преднамеренным, — тихо сказала Первая, и Десятый вдруг вспомнил, что она говорила то же самое в первый день. — Именно, или же это просто цепочка очень больших совпадений, — Пятая пожала плечами. Десятый не знал, верил ли он в совпадения. Как и многое, это слово было знакомо ему, как и его значение, но у Десятого не было того, на основании чего он мог судить, как это понятие относилось к реальности вообще и его реальности в частности. Как обычно, он остался ни с чем, кроме сбивчивых мыслей и вопросов вместо ответов. — Получается… лабиринт построен так, чтобы мы в конечном итоге собрались в одном месте? — поинтересовался вслух Десятый. — Ведя нас в одном направлении, даже несмотря на то, что мы выбрали разные маршруты? — Я не знаю, — с досадой произнесла Пятая. — Я только предполагаю. — Неплохое предположение, — голос Восьмого слегка удивил их всех. Никто не заметил, как Восьмой проснулся, но когда они взглянули в его сторону, он сел, чтобы присоединиться к беседе, и выглядел немного более отдохнувшим, пусть и не совсем. И он избегал смотреть в глаза Первой. — Да, — согласился Десятый, в который раз находясь под впечатлением от Пятой и чувствуя, что ему повезло иметь ее в качестве союзника. Но в то же время ему в голову пришла пугающая мысль. Если они все шли к тому же месту назначения… если они все снова нашли друг друга… то это означало, что Шестой тоже должен быть где-то поблизости. И быстрый взгляд в сторону Первой сказал ему, что она думает то же самое. Десятый инстинктивно приблизился к Пятой, и его сердца забились быстрее. — И если мы все собрались в одном и том же месте, — продолжила Пятая, и, хотя она не упомянула этого вслух, быстрое пожатие его руки сказало ему, что у нее тоже мелькнула мысль о Шестом, — и все шли сюда, то, возможно… — Возможно, здесь и находится наша цель, — закончил Десятый. — Возможно, мы рядом с конечным местом. Прежде чем кто-то еще смог высказаться, раздался уже знакомый сигнал коммуникаторов, отражаясь от стен небольшой пещеры. Они вздрогнули, даже несмотря на то, что знали, что это был за звук, и Десятый заметил в других, когда они вытаскивали свои устройства, тот же страх, что испытывал сам. Он достал прибор, принадлежавший Четвертой. Пятая нагнулась, чтобы посмотреть на его экран, и все затаили дыхание. ОСТАЛСЯ ОДИН ДЕНЬ. — Вот оно, — прошептала Пятая, и Десятый почувствовал, что напрягся от осознания того, что теперь официально начался последний день. Того, что часы уже вовсю отсчитывали время, которое неминуемо быстро заканчивалось. Он все еще не знал, что произойдет после того, как закончится неделя, но не думал, что будет что-то хорошее. Сам того не желая, он обнаружил, что почти с нетерпением ожидает, каким будет число погибших. Он не хотел ничьей смерти… не хотел, чтобы Шестой был мертв, не совсем. Но если тот был мертв, то уже не мог являться угрозой… ВАС ОСТАЛОСЬ ПЯТЕРО. — Он все еще где-то там, — произнес Восьмой сдавленным от ненависти голосом. Первая вздрогнула, хотя и попыталась это скрыть. Но послание еще не было закончено. Их тюремщикам было что еще сказать. Задать последний вопрос. То, что, возможно, было их последним обращением к своим пленникам. СПРОСИТЕ СЕБЯ… — Спросить о чем? — пробормотал Десятый, но на коммуникаторе высветился ответ прежде, чем кто-либо успел сказать. НА ЧТО ВЫ ГОТОВЫ ПОЙТИ РАДИ ПОБЕДЫ? Экран погас, и все широко раскрыли глаза, пытаясь понять последний вопрос. Каждый вынужден был задуматься над этими словами. На что был готов пойти Десятый, чтобы победить? Но дело было в том, что он не хотел побеждать. Не без Пятой, не без остальных. Не при условии, что он должен убить других. Не при условии игры по правилам тюремщиков. — Я не готова убить, — сказала Пятая так твердо, как, казалось, была способна. Она взглянула на Десятого. — Мы пообещали. — Не убивать друг друга, — добавил он. Он взглянул на двух остальных, вспоминая момент, когда они с Пятой заставили Первую пообещать что-то подобное. Десятый был уверен, что доверяет Восьмому, и хотя Первая ему не нравилась и не вызывала доверия, он все равно не думал, что она бы их убила. Тем не менее, если у них была хоть какая-то надежда на то, что они смогут действовать вместе, им необходимо было выяснить это. — Они не могут заставить нас сделать что-то, чего мы не хотим. Мы можем договориться не нападать друг на друга. Не убивать. — Я повторяю свое обещание, — тихо сказала Первая, и Восьмой бросил взгляд на нее, прежде чем сосредоточиться на Десятом. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще погиб. — Я знаю, — кивнул Десятый. — Поэтому давайте примем решение. Мы не собираемся нападать друг на друга, мы не собираемся убивать друг друга. Несмотря ни на что. — Согласен, — мрачно кивнул Восьмой, и Десятый не смог не почувствовать облегчение. Потому что он верил всем троим, что они сдержат это обещание. Если кто-то и погибнет (он не хотел об этом думать, но должен был рассматривать эту возможность), то это не будет смертью от рук кого-то из них. — Ладно, — выдохнул он и поглядел на остальных. Но затем Первая задала вопрос, о котором все думали, но никто не хотел произносить вслух: — А как насчет Шестого? Десятый и Пятая посмотрели друг на друга, и Десятый не мог сказать, о чем она думала. Глаза Восьмого потемнели настолько, что он стал выглядеть почти зловещим, а Первая смотрела с мрачным выражением, хотя ее взгляд и выдавал внутреннюю борьбу. — Что произойдет, если он нас обнаружит? — Первая, ты была с ним дольше всех, — заставил себя сказать Десятый, хотя он не хотел ни говорить о Шестом, ни думать о последствиях того, что спрашивал. — Ты думаешь, он нападет на нас? — Почему бы и нет? — вставил Восьмой. — На нас он уже напал. — Но судя по твоим словам, он пытался оправдать это как своего рода извращенное милосердие. Это было неправильно, — добавил Десятый, когда Пятая и Восьмой посмотрели на него в ужасе. — Очень неправильно. Я не могу даже… — он потряс головой, пытаясь собраться. — Но в его представлении, должно быть, это так выглядело. В противном случае, почему он не напал сначала на тебя, Восьмой? Он сбил тебя с ног, он… — …мог бы, — закончил Восьмой за Десятого. — Я знаю. И я каждую минуту желаю, чтобы это был я, вместо нее. Пятая резко вдохнула, но сдержалась. Не зная, как реагировать на это, Десятый продолжил свои попытки сформулировать вопрос. — И он убил Девятого, защищая тебя. Пока что он пытался оправдать свои убийства. Так что… нападет ли он на нас? — Я не знаю! — яростно сказала Первая. — Очевидно, я на самом деле его совсем не знала. Он вспомнил слова, которые Первая произнесла тогда в туннеле. Слова о Пятой. «Ты знаешь ее всего шесть дней. Прими совет от кого-то, кто может его дать… на самом деле ты ничего о ней не знаешь». Теперь это обрело смысл. — Но если предположить? — Скорее всего, он найдет способ это оправдать, — сказала она подавленно. — Теперь я могу ожидать от него всего что угодно. — Поэтому нужно продолжать идти, — вставил Восьмой. — Я немного поспал, за что весьма благодарен. Но мы не можем больше оставаться на одном месте. Это было правдой, и все это понимали. Не только потому, что Шестой мог обнаружить их, но и потому, что время истекало. Теперь последний день действительно наступил. — Восьмой, — Десятый взглянул на него, желая спросить это наедине, но зная, что здесь не было такой возможности. К тому же Первая должна была знать, что эта мысль у них была, и, если честно, Десятого не особо волновали ее чувства прямо сейчас. — Мы собираемся идти дальше… но можем ли мы оставаться одной группой? Мы все? То, что он имел в виду, было: «Согласен ли ты находиться рядом с Первой? И сможете ли вы с ней сработаться?» И все, включая Первую, это поняли. Восьмой на секунду сжал кулаки и бросил взгляд в сторону Первой, которая отвела глаза. Несмотря на то, что они развеяли убеждение Восьмого в том, что она была убийцей, было ясно, что он все еще относился к ней со злостью и недоверием. И это на самом деле было неудивительно. Однако он просто вздохнул и пожал плечами. — Лучше я буду там, где могу за ней следить, чем рискну выпустить ее из виду, чтобы она могла подкрасться сзади. — Спасибо за вотум доверия, — пробормотала Первая, и у Десятого было чувство, что она собиралась сказать это немного тише, чем получилось. Однако он решил, что ничего лучшего не добиться, и встал на ноги. Другие сделали то же самое, и все направились к третьему выходу из пещеры, из которого никто не приходил сюда. Там было не намного светлее, чем в пещере, но, во всяком случае, и не темнее. Туннель перед ними уходил в неизвестность. Никто не двигался в течение секунды, но затем Восьмой решительно вздохнул и шагнул в туннель. Первая проследовала прямо за ним, но Восьмой остановился и пропустил ее вперед, явно имея в виду то, что сказал ранее. Она не стала возражать, и вдвоем они начали путь. Пятая взглянула на него, и на ее лице боролись страх и энергия, волнение и сила духа. — Готов? — спросила она. — Нет, — признался Десятый. С этим они вошли в туннель, чтобы продолжать игру.