Победитель получит все

В течение секунды никто не дышал. Молча, словно в каком-то сне, Шестой потянулся к ножу, который был в руке у Восьмого. На мгновение Десятый подумал, что Восьмой откажется уступить его, но тот не пошевелился и позволил Шестому выполнить действие. Его глаза наполнились чем-то вроде ужаса и тревоги. Десятый почувствовал, словно его ударили в грудь, и сердца заколотились, когда он обнаружил, что неспособен оторвать взгляда от блестящего металла оружия. Он сильно, до боли, сжал рукой коммуникатор, экран которого уже погас, доставив свое послание. Вред уже был нанесен. Шестой обхватил рукой рукоятку ножа и забрал его у Восьмого, подняв вверх. В тот же момент краем глаза Десятый увидел, как Пятая незаметно передвинулась так, чтобы отгородить Вторую от остальной части группы. — Что они делают? — прошептала Первая, и ее голос звучал более потрясенно, чем Десятый когда-либо слышал. Словно инстинктивно, она пододвинулась к Шестому, но не отводила своих глаз от ножа. Десятый почувствовал, что напрягся, когда заметил, что Девятый также не отводил глаз от лезвия. — Они не могут… — Восьмой сглотнул, сжав кулак и запихивая коммуникатор обратно в карман. — Мы не… нет. — Нет, — повторил Десятый, покачав головой. — Никогда. Все было слишком спокойно, слишком собранно. Никто не кричал, никто не паниковал, никто не впадал в истерику. Словно все были парализованы, не способны полностью вместить значение этого послания и оружия, которое было в руках Шестого. И каким-то образом это ужасало Десятого больше, чем эмоциональная реакция. Каждая мышца в его теле болезненно напряглась, и он почувствовал, словно был на грани того, чтобы броситься бежать или заорать изо всех сил. — Итак… — голос Шестого был резким, когда тот взглянул на коммуникатор, который держал в другой руке. — Это ваша игра, не так ли? — Но что это значит — «победителем станет один?» — спросила Вторая дрожащим голосом, и ее глаза расширились еще больше. — А на что это похоже? — спросил Девятый, практически с раздражением. Практически незаметно придвигаясь ближе к Шестому. — Они сказали, что только один из нас отсюда выберется. — Но… это значит… — она запнулась. — Они же не ожидают от нас… что мы… — Конечно, нет, — сказал Шестой чуть более спокойным тоном. Затем с большей решимостью: — Они не могут заставить нас сделать что-либо. И никто не собирается никому ничего делать. Напряжение в комнате ослабло, но только слегка. Десятый понял, что неспособен расслабиться, и, судя по некоторым из остальных, они чувствовали то же. — Четвертая и Седьмой были правы, — мрачно произнесла Пятая. — Это соревнование. — Гонка, — согласился Восьмой. — Не только со временем… но и друг против друга. Девятый протянул руку и взял у Шестого нож. Вторая вздрогнула в этот момент, и даже Восьмой выглядел настороженно. Девятый поднял лезвие в воздух. Он выглядел слишком уверенно с оружием в руке. — Останется единственный, — мрачно объявил Девятый. Его взгляд перебежал с Первой на Вторую, потом остановился на Пятой, которая не отвела взгляда. — Или единственная. Внезапно Десятый почувствовал в себе желание быть рядом с Пятой и Второй, и подумал, мог ли он приблизиться к ним без того, чтобы обратить на себя внимание. Девятый осмотрел нож, слегка проведя пальцем по лезвию и тут же отдернув руку. — Острый, — проинформировал он их, и Десятый увидел кровь на его пальце. — Очень острый. Это не просто инструмент. — Это оружие, — Десятый старался, чтобы его голос звучал спокойно и ровно даже с учетом эмоций, не все из которых он мог определить. Он никогда, насколько мог помнить, не видел прежде оружия, тем более ножа, но само зрелище вызвало у него отвращение и еще страх. Потому что он понимал, что все и так с трудом держали себя в руках. А сейчас, зная, что их тюремщики намеревались позволить только одному из них выжить… что ж, это заставило Десятого гадать, что именно они планировали для остальных восьмерых. — Смертельное оружие. — Да начнутся игры, — Восьмой приподнял бровь, цитируя зловещие слова с непроницаемым выражением. — Нет, — всхлипнула Вторая, настолько тихо, что он с трудом ее расслышал. — Я не могу… — Мы не будем, — попытался убедить ее Десятый, хотя он и не знал точно, как. Он не знал, как разбираться с подобным. Это было для него чем-то абсолютно новым, и все, что он знал, было лишь то, что сейчас они обладали чем-то, что могло с легкостью унести чью-то жизнь. Их тюремщики сделали это с целью, и его ужасала мысль о том, какой могла быть эта цель. Пятая встретилась с ним взглядом и не отводила глаз, хотя выглядела настолько же неуверенно, насколько он себя чувствовал. — Хорошо, — Шестой поднял руки, внимательно глядя на всех. Он забрал нож обратно у Девятого, говоря это. — Мы все об этом думаем, так что давайте просто это скажем, до того, как кто-нибудь задумается сильнее. Мне кажется, мы все понимаем, что они пытаются сделать. Все молча поглядели на него. Выражение лица Шестого было мрачным, но непоколебимым. — Они пытаются настроить нас друг против друга. Отвлечь нас, заставить нас делать работу за них. Но мы не обязаны это делать. — Но… если победить может только один… — Пятая беспомощно умолкла. — Не обязательно разбираться с этим прямо сейчас, — сказал Шестой тоном, явно указывающим на то, что он просто не хотел думать об этом в данный момент. Десятый мог это понять, потому что одна мысль о том, что только один из них мог выбраться, была невообразимой. Особенно потому что он был вполне уверен, что это будет не он… и, честно сказать, еще меньше уверен, хотел ли он быть им, если это было за счет девяти оставшихся. — У нас еще много времени. К тому же они все еще не сказали ничего о том, что выживет только один. Просто один победитель. — Мне кажется, что нож — довольно ясное послание, не так ли? — проворчал Восьмой Десятому. Десятый поежился и кивнул. — Но в любом случае они не могут нас контролировать. Не таким образом. — Они могли забрать их воспоминания, их свободу… но они не могли забрать их свободу воли. — Так что давайте договоримся об одном, прежде чем делать следующий шаг: никто не поднимет этот нож на другого. Все согласны? — Согласен, — немедленно сказал Десятый, и Пятая с Восьмым отозвались в унисон с ним. Вторая и Первая сказали то же мгновение спустя, а Девятый помедлил настолько недолго, что Десятый не мог быть уверен, колебался ли тот, прежде чем добавить свое согласие к остальным. — Согласен, — закончил Шестой, произнося это так, чтобы не оставалось никаких сомнений. Все поглядели друг на друга, и Десятый не мог сказать, о чем думал каждый из них. Некоторые выглядели так, будто были рады тому, что с этим было покончено, но один взгляд на Восьмого сказал Десятому, что он не был единственным, чувствовавшим себя некомфортно от всей ситуации. — Неужели они на самом деле думали, что могут нас так легко сломать? — спросил Девятый, с легким полусмешком. — Они что, серьезно думали, что просто дадут нам нож, и мы начнем убивать друг друга? Он с вызовом посмотрел на потолок над их головами, словно глядя прямо на тюремщиков. И, учитывая, что, судя по последнему посланию, они могли наблюдать за пленниками, вполне возможно, что так и было. — Мы даже сами этого не знаем, — тихо произнесла Пятая. — Как мы можем ожидать, что кто-то знает? — Но что нам делать? — прошептала Вторая, все еще боязливо. Это событие выбило почву у нее из-под ног, приведя ее в прежнее потрясенное и неуверенное состояние. — Единственное, что мы можем сделать, — пожал плечами Шестой. Он оглядел группу, и его взгляд остановился на Первой, которая была, как обычно, рядом с ним. — Продолжать идти, найти выход. — А как насчет всей этой идеи «одного победителя»? — поинтересовалась Первая, проводя рукой по плечу Шестого и сминая ворот его рубашки, словно ища его настолько же, насколько она искала ответов. Тот даже наклонился к ней, прежде чем ободряюще взглянуть на нее. — Мы будем беспокоиться об этом, когда дойдет до этого, — сказал он ей. — Они знают, что у них есть публика? — тихо прошептал Восьмой Десятому. — Прошлой ночью им это не помешало, — прошептал в ответ Десятый. Но несмотря на их попытки разбавить собственные страхи юмором, один взгляд в глаза Восьмого сказал Десятому, что он не был единственным, кто испытывал дискомфорт от того, какой ситуация была прямо сейчас. — Когда вы закончите, — сказал Девятый тоном, в котором веселье смешивалось с раздражением, и, возможно, еще и с капелькой ревности, хотя Десятый мало в это верил, — нам нужно будет двигаться, прежде чем мы свалимся от жажды. У нас остается мало времени. — Конечно. Шестой резко отошел назад и взглянул на нож, который все еще держал в руках. Немного повозившись над лезвием, он убрал его в ручку. Затем он стал прятать нож в карман. — Подожди, — не смог смолчать Десятый. — Ты берешь его с собой? Шестой уставился на него с недоверием. — О чем ты говоришь? Конечно. Что-то встрепенулось глубоко внутри разума Десятого, и он в тот же миг сжал кулаки. — Почему? — Прошу прощения? — Зачем он тебе нужен? Если мы согласились, что не собираемся его использовать друг против друга, то зачем его брать? Остальные внимательно следили за ходом разговора, но Десятый практически не замечал этого. Он наблюдал за Шестым и не мог себя заставить отвести взгляда от ножа, все еще бывшего в руках у того. — Почему бы не избавиться от него? — Потому что он нам нужен в качестве защиты! — Шестой выглядел почти раздраженным. — Мы не знаем, что там найдем, и нам нужны все преимущества, какие только есть! В этом была некоторая логика, и в обычной ситуации Десятый бы отступил и позволил Шестому справляться с незавидной задачей лидера группы. Но что-то в самом виде этого ножа, а также мысль о том, что можно было им сделать, попади он не в те руки, побудило его принять решение, удивившее его самого больше, чем кого бы то еще. — Это опасно, — покачал он головой. — Лучше будет, если мы от него избавимся. — Не глупи! — усмехнулся Девятый. — Они совершили ошибку, когда дали его нам… нам нужно им воспользоваться. — Они дали его нам, чтобы искусить нас, — возразил Десятый. Пока у них был этот нож, был и шанс того, что он будет использован против них. Нервы всех были уже на пределе. Рано или поздно кто-нибудь сорвется, и если рядом будет доступное оружие… — Они хотели, чтобы он у нас был, должно быть. Ты был прав: это послание было попыткой настроить нас друг против друга, и точно так же этот нож. Это дает возможность использовать его внутри нашей группы. — Итак, ты нам не доверяешь, — Шестой приподнял бровь. Десятый шумно сглотнул и увидел, как Пятая взглянула в его сторону. Он сделал глубокий вдох и поглядел на Шестого. — А ты? — требовательно спросил он. — А кто-нибудь из нас? Разве мы можем иначе? — Он прав, — тихо сказал Восьмой, и Десятый почувствовал огромное облегчение при этих словах. — Единственный способ, гарантирующий, что никто из нас не окажется жертвой этого оружия, — избавиться от него. — И оставить нас без защиты! — сердито сказал Девятый. — И у кого будет этот нож, в таком случае? — добавил Десятый, считая, что раз уж он все это затеял, то может с тем успехом и довести до конца. — У тебя? И с какой стати это справедливо? — Мы опять начинаем тот же разговор? — Один вооружен, а остальные шесть — нет? — Мы одна команда, вы все это сказали, — Шестой выглядел уже по-настоящему раздраженным. Десятому ужасно не нравилось быть причиной раздора, но ему понадобилось только вспомнить, как вздрогнула Вторая, когда Девятый взял нож, и как Девятый глядел на Пятую, чтобы понять, что он никогда не будет чувствовать себя спокойно, пока существует шанс того, что Девятому удастся завладеть ножом. Он не беспокоился о том, что Вторая или Пятая нападут на кого-то из них, как был практически уверен, что и Восьмой этого не сделает. Что же касалось Первой и Шестого… он не знал наверняка, но не мог позволить себе такого слепого доверия. Не с участием оружия и не тогда, когда речь шла о настолько многом. И был еще Девятый… Но Десятый вовсе не собирался утверждать конкретно, что проблема была в ком-то одном из них больше, чем в остальных. В последнюю очередь ему было нужно выделять кого-то, хотя, казалось, у него и так неплохо получалось выводить остальных из себя. В последнюю очередь Девятому было нужно, чтобы кто-то предполагал в нем худшее. Девятый был такой же жертвой, как и все они, и Десятый знал его ничуть не лучше, чем самого себя. Однако он был уверен в том, что Девятый не должен иметь возможности добраться до этого ножа. — А еще нас только что известили о том, что мы соперники, — напомнил ему Десятый. — И я не могу выразить словами, как мне ненавистна эта идея, и я не пойду против никого из вас… — Ты сейчас это делаешь! — заявил Девятый. — …физически. Ты прав, нам нужно это делать вместе. Но не с помощью оружия. Это слишком рискованно и слишком опасно. Он бы хотел просто заставить их понять, почему у него было это ощущение. Почему иметь при себе оружие, усиливая тем самым напряжение и стресс, было последним, что им нужно. Их тюремщики хотели, чтобы у них был этот нож. Они оставили нож для того, чтобы пленники его нашли, и ждали, пока они дойдут до этой пещеры, чтобы послать сообщение о том, что победителем станет только один. — Пожалуйста, — сказал Десятый тихо. — Пожалуйста, давайте просто избавимся от него и пойдем дальше. — Почему мы должны это делать? — Первая шагнула в сторону Шестого. — Это может быть к лучшему, — сообщил ей Восьмой. — Пока нож у нас, есть шанс, что нас можно заставить им воспользоваться. И мне не нравится идея носить его с собой. Все посмотрели друг на друга, внезапно осознав перемену в атмосфере. И Десятый с упавшими сердцами понял, что могло произойти. — Почему бы нам не проголосовать? — осмелилась сказать Пятая, впервые после того, как Десятый оспорил мнение Шестого, хотя она внимательно следила за ходом дела. Девятый яростно набросился на нее. — Нет! — рявкнул он. — Никакого голосования! Не тогда, когда это может означать, что мы лишимся нашего единственного преимущества! — Или же это может означать, что мы лишим их шанса обратить нас друг против друга! — возразил Восьмой. — Это слишком опасно, — добавил Десятый. — Слишком рискованно. Мы в сомнительном равновесии и без этого. Он искренне не знал, откуда взялись эти убеждения. Он в них не сомневался, но в то же самое время не чувствовал в себе ничего подобного раньше. Но это было логично… пока у кого-то из них нож, существует шанс того, что им воспользуются против кого-то из них. Да, он может защитить их от неизвестных опасностей лабиринта, но за два дня они еще не видели никаких признаков жизни. Кроме их самих. И снова слова Седьмого всплыли в памяти. «Если это обернется соревнованием, я надеюсь, что они будут помнить, кто настоящий враг». Что произойдет, когда кто-нибудь опять сорвется? Ни у кого не было знания о том, как пользоваться оружием, хотя он и не думал, что обращаться с ножом сложно. Но все равно они были непривычны к обращению с ножами, или к защите от ножа, или к тому и к другому. Все были и так в напряжении и действовали временами импульсивно. Но, как полагал Десятый, импульсивность и ножи не сочетались. Особенно когда этот нож был им дан людьми, которые их похитили, забрали их воспоминания и затем сказали им, что выживет только один. Их тюремщики явно ожидали, что они воспользуются ножом, чтобы напасть друг на друга. И хотя Десятый не мог представить никого из них, даже Девятого, на самом деле пытающимся кого-то убить, он знал, что такая возможность существовала, и нельзя было ее игнорировать. И то, что у их тюремщиков было преимущество воспоминаний длиной в жизнь. Они понимали людей таким образом, каким никогда не сможет понимать Десятый, если только он не выберется отсюда. Так что если они оставили этот нож… то они, должно быть, знают, что с его помощью можно сделать. — Это слишком рискованно, — повторил он, и что-то изменилось во взгляде Шестого. — Тогда не стоит оставаться рядом с риском, — сказал тот тихо. Десятый перевел дыхание, и его сердца заколотились от громадности того, что он только что сделал. Он был в шоке, даже если наполовину этого ожидал. Он не мог делать это один… эти люди были всем, что он знал… он не хотел уходить или сталкиваться с этим в одиночку… Но, в конце концов, все сводилось к одному: Десятый не доверял Девятому. Он не особенно доверял и Первой, и Шестому, но Девятому он не доверял совсем. И Пятая тоже. Или Вторая, как это было очевидно. И пока у Девятого оставалась возможность добраться до ножа, Десятому было неспокойно. Несмотря на то, что Шестой выглядел рассерженным на Десятого, тяжесть предложенного отразилась и в его глазах. — Если это настолько важно, как ты, кажется, думаешь, — продолжил Шестой, — то никто тебя здесь не держит. Седьмой и Четвертая ушли, и ты можешь тоже уйти. Десятый не мог не взглянуть в сторону Пятой и Второй. Глаза Пятой были широко раскрыты в шоке и смятении, когда она переводила взгляд с Десятого на Шестого. Первая выжидающе наблюдала за ним, а Восьмой нахмурился. Девятый выглядел безразличным к происходящему, но Десятый заметил, что он был напряжен и готов к драке, если понадобится. Десятый начал испытывать настоящую панику при мысли о том, чтобы покинуть группу… единственный мир, который он знал. — Если он уйдет, — внезапно произнесла Пятая, — то я тоже. Все уставились на нее. — Он прав. Оружие — это слишком большой риск, и единственный способ, каким мы сможем гарантировать, что сдержим наши обещания — избавиться от него и не допустить его использования вообще. Она встретилась взглядом с Десятым, и он увидел в ее взгляде неподдельный страх. Но еще она была полна упрямства и решимости, и внезапно его наполнила благодарность, которую, как он надеялся, она могла видеть. — Я не останусь, если ты не избавишься от ножа, — сказал Восьмой, и Шестой взглянул с таким видом, словно был поражен этим. — Если они хотят, чтобы мы дрались между собой, я не собираюсь давать им инструменты для этого. Восьмой пододвинулся ближе к Десятому и взглянул на него. — Кроме того, у него есть чувство юмора. Которое, как я уже упоминал, у тебя все еще отсутствует. Он — более приятная компания. — Все уходят? — спросил Шестой, словно с трудом пытаясь сохранить спокойствие. — Я остаюсь, — немедленно сказала Первая, решительно пододвигаясь ближе к Шестому. — И я! — твердо добавил Девятый, и казалось, что все задержали дыхание. Десятый все еще не мог поверить в то, что происходило… и не знал, что делать. Но он знал, что он думал. И оставалось только верить, что он был прав в этом. Не говоря уже о том, пришлось признать ему, что идея находиться вдали от Первой, Шестого и Девятого была не самой непривлекательной из всех, какие он слышал. В идеале они должны были остаться все вместе, группой, защищая и помогая друг другу. Но этот мир не был идеальным, внезапно понял он. И эта игра была вопросом жизни и смерти. Седьмой и Четвертая явно догадались об этом и ушли прежде, чем все в группе получило шанс деградировать еще больше. И сейчас, осознал Десятый с болью, возможно, пришло их время сделать то же. Пятая обернулась ко Второй, которая не отходила от нее. — Вторая? — спросила она тихо, и все посмотрели на них, ожидая ответа, который, как они были уверены, был и так ясен. Вторая не колебалась ни секунды. — Я с вами, — сказала она Пятой. — Однозначно. Пятая улыбнулась Второй, затем одарила Десятого такой же улыбкой. Он не смог не ответить тем же. Они присоединились к Десятому и Восьмому, и Десятый взглянул на них. — Вы уверены? — тихо спросил он. — А ты? — парировала Пятая, и он шумно сглотнул. Но было уже поздно отступать, даже если бы он этого хотел. В чем он не был уверен. Он взглянул на Восьмого, который угрюмо кивнул. Сделав глубокий вдох, Десятый опять взглянул на Шестого. Призвав на помощь весь свой авторитет, которого он не ощущал в себе даже отдаленно, но которого, как он полагал, остальные ждали от него. — Или ты избавляешься от ножа, или от нас. Наступило агонизирующее ожидание, и Десятый не знал, что сказать или сделать. Он высказал свое мнение, без предварительного намерения, без желания вызвать неприятности. Он просто высказал то, что, как думал, было правильным. Он не хотел никого ранить, ни брать на себя контроль, ни делать что-то еще, кроме того, чтобы попытаться пройти через это живыми и не потерять никого больше. Но он начинал понимать, насколько невозможной была эта задача… и то же самое нечто, встрепенувшееся внутри него, когда он заговорил изначально, не позволяло ему отступать. Шестой прикрыл глаза и вздохнул. — Возможно, это к лучшему, — тихо сказал он. — Мы сможем покрыть большее расстояние по отдельности, и у нас будет больше шансов найти выход, если групп станет больше. Десятый услышал, как Восьмой резко выдохнул, и затаил собственное дыхание, почувствовав внезапный прилив страха, когда он на самом деле столкнулся с фактом, что только что произошло что-то глобальное. И что он был тому причиной. — Хорошо, — сказал он тихо, чувствуя, что они ожидали от него каких-то слов. — Значит, мы разделимся, — сказал Восьмой, явно заметив тревожное состояние Десятого и выступив вперед за него. — Вы пойдете по левому туннелю, а мы — по правому, идет? — Договорились… — произнес Шестой, и если он и сказал что-то еще, Десятый его не услышал. Его сердца колотились, словно пытаясь вырваться из груди, и все, о чем он мог думать, было то, что он только что совершил огромную ошибку. Он разделил группу, разбил единственный мир, какой они только знали, единственных людей, которых они знали. Каким-то образом он высказал мнение, которое вылилось в основательный сдвиг всего, что они знали. Уход Четвертой и Седьмого был достаточно плохим… но это было намного большим. И намного более устрашающим. И он был в полном ужасе. Внезапно Десятый вздрогнул, почувствовав, как чьи-то пальцы переплелись с его. Он взглянул и увидел, что это была Пятая. Не зная, зачем она это сделала, но не желая отпускать, он сжал ее руку. С неожиданной признательностью, что есть за что держаться, их руки соединились, словно так и должно быть. Встретившись с ним взглядом, она пожала в ответ его ладонь. И каким-то образом это секундное действие было более ободряющим, чем он мог предполагать.