Победитель получит все

Оставить позади Восьмого и Вторую было самым сложным из того, что, как он помнил, приходилось ему делать. Конечно, Десятый не мог сказать с уверенностью, что это было самым сложным из всего, что он когда-либо делал, но мысль о том, что могло быть что-то еще хуже этого, претила ему больше, чем сам поступок. Пятая относительно быстро, с учетом всех обстоятельств, взяла себя в руки, хотя она не произнесла ни слова после того, как справилась со слезами и высвободилась из его объятий. Более того, она, казалось, была смущена случившимся, и это было понятно, хотя и излишне. Тем не менее, в ее взгляде была искренняя благодарность, когда она посмотрела на него и ухватилась за предложенную руку, позволяя помочь ей подняться. Вместе они вернулись к площадке пред обрывом, отделившим их от Второй и Восьмого. Все четверо заново собрались в, как Десятый отчаянно надеялся, не последний раз. Они с Пятой стояли рядом, глядя на товарищей внизу. В последний раз Десятый взглянул на остатки оборвавшейся лестницы, чувствуя прилив раздражения на то, что что-то настолько простое могло настолько действенно разделить их группу именно после того, как они заявили о своем намерении остаться вместе и доверять друг другу. Ярость на то, что они были вынуждены оставить их, ужас, что они их предают. Но он знал также, что другого выбора не было. Восьмой планировал перенести Вторую обратно в ту пещеру, где они провели ночь. Как он сказал, она была лучше защищена, чем открытое пространство у подножия скалы, которая к тому же теперь вызывала у всех, особенно у Второй, ужасные воспоминания. Было очевидно, что Вторая не могла ходить, но Восьмой мог без особого труда нести ее, к тому же это было недалеко. Десятый не понимал, как Восьмой сможет зафиксировать ее ногу в процессе движения, но Вторая в целом была в порядке, и приходилось верить, что Восьмой не станет рисковать и делать что-то, что поставит ее жизнь под угрозу. Будто бы ощущая ответственность, которая легла на его плечи, Восьмой теперь вел себя как защитник в отношении Второй гораздо больше, чем в те несколько дней, что они знали друг друга. В пещере они будут в относительно безопасном и укромном месте, с доступом к воде. — Кто знает? — сказал Восьмой с оптимизмом, который, как все знали, был напускным. — Может быть, все не так плохо… может быть, ты через пару дней поправишься. — Не лги, — Вторая, лежа на земле рядом с ним, приподнялась на локтях, чтобы поближе взглянуть на него, не потревожив при этом ногу. — Пожалуйста. Десятый не был особым знатоком медицины, или же, если и был, это знание было утеряно со всем остальным, но то немногое, что он мог понять, только заставляло его больше сомневаться. Очевидно, что нога Второй сломана, как бы оптимистично ни пытался говорить Восьмой. Она не могла ступить на нее, а без лечения и не сможет. Он не знал, что случится с ней без медицинского вмешательства… может ли сломанная нога привести к чему-нибудь более серьезному, но понимал, что в конечном счете ей будет нужен доктор. И чем скорее, тем лучше. И даже если это не приведет к чему-нибудь более серьезному, это все равно причиняло девушке мучительную боль, и Десятый заставил себя не думать об этом. Она была жива, и Восьмой позаботится о ней, а им с Пятой придется идти дальше. — Вы найдете выход, — сказала Вторая с уверенностью, явно слышимой в ее тихом голосе. — Я знаю, что найдете. Так что это не… не… — ее голос слегка задрожал, — не навсегда, верно? Она взглянула на Восьмого, который ободряюще кивнул и положил руку ей на плечо, и добавила: — Вы найдете выход и вернетесь к нам. Десятый сглотнул комок, застрявший в горле. Он не знал, могли ли они это обещать. Это было их единственной надеждой, но в то же время он не хотел лгать. Шансы были малы, и он это знал. Они все это знали. Но, возможно, это было так же, как когда погибла Третья и они решили рассказать ее семье — если, конечно, они выберутся и найдут ее семью, — что она погибла как герой. Возможно, иногда ложь была более доброй и обнадеживающей, чем правда… возможно, иногда она была правильным выбором. — Да, — сказал он. Пятая молча взглянула на него с непонятным выражением, и он импульсивно снова схватил ее за руку. Она без колебаний сжала его пальцы. — Вернемся. — Что ж, — сказал Восьмой с оживлением, которое не вязалось с мрачностью его лица. — Вы знаете, где нас найти. Столько всего нужно было сказать, но в конечном счете так мало могло быть сказано. Факты оставались фактами, независимо от того, насколько сокрушительными они были. Все знали, что нужно было делать, даже если это причиняло боль. И все знали, что чем дольше они будут тянуть, тем сложнее это будет. Поэтому после нескольких слов утешения, прощания и поддержки они ушли. Так просто и с таким опустошением в душе. И Десятому пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не оглянуться. Десятый и Пятая выбрали тот туннель, из которого вытекала вода. Раз уж они поднялись сюда с целью следовать за водой, можно было с тем же успехом продолжать это делать, хотя, следовало признать, что этот план не принес ничего хорошего. Но вне зависимости от того, откуда в конечном счете вытекала вода, им нужно было оставаться рядом с ней как можно дольше. Они не могли знать, был ли в лабиринте еще какой-нибудь источник, или же это было единственным, что им предоставили. Поэтому им нужно было извлечь максимальную выгоду из того, что у них было, пока возможно. Пятая молчала, когда они медленно шли в глубину туннеля, и Десятый не винил ее в этом. Они все были близки, но Вторая, по сути, была кем-то, кого Пятая считала другом. Возможно, даже единственным другом, о котором она помнила, что он есть. Он все еще не знал, считала она его и Восьмого своими союзниками или же друзьями. И даже не был уверен, что понимает, в чем разница. Их мир, и без того небольшой, снова уменьшился. Всего три дня назад они были частью группы из десяти. Совсем недавно — относительно единодушной группой из четырех. А теперь их число сократилось до двух. Все происходило с ужасающей быстротой, и Десятый ненавидел то, что не мог с этим ничего сделать. Он подумал, что Пятая была права. Их тюремщики обладали контролем. А если они были всего лишь фишками в игре… в чем был смысл игры? Зачем они должны были играть в игру, указанную им? — С ними все будет в порядке, — голос Пятой разрушил неловкое молчание. Она взглянула на него. — С ними обоими. Ее тон не был ободряющим. Это была констатация факта. Ни больше ни меньше. Десятый выдохнул, позволяя этому утверждению найти в нем отклик. — Восьмой о ней позаботится, — согласился он. — Я знаю, — кивнула Пятая. — И она сильная. Она такой не кажется, но… — Знаю, — сказал он. — Я это видел. Она на минуту затихла, и единственным звуком в туннеле стал звук текущей воды. — Эта лестница оборвалась не случайно. — Нет, — согласился он. — Они хотели убить кого-то. Или, как минимум, покалечить. — И разделить группу. — Они настолько сильно пытаются разделить нас… — вздохнула она, и ее руки исчезли в карманах. — Сказав нам, что среди нас убийца… дав нож… сам факт того, что будет только один победитель… Он прикрыл глаза при последнем упоминании, и она заметила это. — Что мы станем с этим делать? — спросила она серьезно. — Я не могу об этом сейчас думать, — признался он, чувствуя, как забились его сердца при этой мысли. — Не сейчас… не после того… — Да, — прошептала она, и в ее глазах отразилась боль. — К тому же, — добавил он с большей уверенностью, — нам предстоит еще долгий путь, прежде чем это станет проблемой. — Но когда станет? — настаивала она, явно нуждаясь в каком-то ответе, чувствуя себя достаточно свободно, чтобы обсудить некоторые из вырисовывающихся проблем теперь, когда их было всего двое и все уже пошло категорически не так. Он покачал головой. — Я не собираюсь с этим мириться. Не могу. — Он подумал о Третьей, летящей навстречу своей смерти… о криках ужаса Второй, когда оборвалась лестница… о том, как Восьмой готов был ее защищать… о Первой, Четвертой, Шестом, Седьмом и Девятом, которые тоже были где-то здесь. — И не буду. Она взглянула на него с легким изумлением. Ее взгляд внезапно сделался пронизывающим насквозь и серьезным. Словно она пыталась понять, кем конкретно он был. Что ж, подумал он, может быть, если она это выяснит, то расскажет и ему. Туннель повернул, лишая их возможности увидеть, что было впереди, и Десятый не мог не пойти чуть медленнее, становясь более внимательным, чем раньше. Только немного более осознавая, насколько шаткой может обернуться эта ситуация. Он протянул руку, чтобы Пятая тоже замедлилась. — Нужно держаться вместе, — сказал он. — Как ты и сказала, они пытаются разделить нас. Мы можем контролировать не так уж много… но это мы можем сделать. Она кивнула. Больше не будет разделения. Ни за что. Если они встретят препятствие, которое потребует, чтобы один шел впереди другого, даже на мгновение могущее разделить их, они повернутся и будут искать другой путь. Их тюремщики уже один раз заманили их в ловушку… но во второй раз они с Пятой этого не допустят. Она была всем, что у него осталось, и он не мог потерять ее. Он не мог справиться в одиночку. Они снова дошли до развилки и снова выбрали туннель, где текла вода. Как они делали с того момента, как эта идея пришла ей в голову, Пятая отметила их выбор камешком, который все еще был при ней, и они возобновили путешествие. Проходило время, и мрачность произошедшего слегка перестала на них давить. Не то чтобы они смогли забыть, даже на минуту, что им пришлось оставить позади. Но время позволило им слегка отстраниться и достичь относительного спокойствия, в основном состоящего из того, чтобы не позволять себе думать обо всех «если». Просто сосредоточиться на том, что сейчас, что должно быть сделано. Сильная боль ослабла до ноющей, с которой можно было справиться, хотя она все еще была так же ощутима. Если Десятый думал слишком много о Второй и о Восьмом, оставшемся заботиться о ней, ему хотелось закричать и броситься на их невидимых врагов. Поэтому он не позволял себе думать об этом, и Пятая, казалось, разделяла его точку зрения. И хотя почти жизнерадостное настроение утра не вернулось, и могло никогда не вернуться, атмосфера между ними стала менее напряженной. Хотя им был необходим еще один разговор, прежде чем все смогло бы слегка наладиться. — Насчет того… — внезапно заговорила Пятая, не глядя ему в глаза. — Когда я… — Не волнуйся об этом, — Десятый хотел, чтобы она убедилась в этом. Он не обвинял ее, ни в малейшей степени. После всего, что произошло, неудивительно, что она не вынесла навалившейся на нее тяжести. Он был абсолютно уверен, если уж говорить начистоту, что сам бы сорвался, не опереди она его. — Ты, должно быть, думаешь, что это было… эгоистично с моей стороны, — он удивился, услышав, что она действительно произнесла это с презрением, — настолько потерять контроль над собой, когда Второй было намного хуже… и я не имела права жаловаться… — Нет, — просто сказал Десятый. — Я так не думаю. В выражении ее лица промелькнула благодарность. — Мне просто жаль, что я не смог дать тебе причину, — тихо добавил он. — Вторая и Восьмой могут стать нашей причиной, — сказала она, и он увидел в ее глазах ту силу, которую она демонстрировала постоянно с самой их встречи. Силу духа, которая никуда не девалась, осознал он. Дать волю эмоциям не означало стать слабым. Совсем нет. — С ними все будет в порядке, — произнес он, повторив ее прежние слова. Отражая ту убежденность, за которую они оба цеплялись. Потому что альтернатива была немыслимой. — Я знаю, — ответила она с равной убежденностью. Они шли молча какое-то время, пробираясь по кажущимся бесконечными туннелям. Говорить было особо не о чем — все, так или иначе, затрагивало слишком глубокие или все еще пугающие темы. Наконец Пятая покачала головой со вздохом, прозвучавшим почти как смешок. — Знаешь, что самое худшее в потере памяти? — поинтересовалась она. Десятый подумал, что мог бы предложить около тысячи вариантов ответа, но решил подождать, что она скажет. — Никакой возможности светской беседы. Десятый рассмеялся в первый раз с момента падения Второй. Он ощутил внезапный приступ благодарности за то, что именно она оказалась с ним. Не то чтобы он этого хотел, совсем нет. Но если пришлось бы выбирать кого-то одного… он был рад, что это именно она. Она была храброй и умной, и он знал, что она была добра. И в целом, по непонятной причине, он доверял ей больше, чем всем остальным здесь. Они следовали за водой уже больше часа, но источника все еще даже не было видно. Хоть Десятый был благодарен за возможность доступа к воде, его раздражало отсутствие видимого прогресса. Не то чтобы он знал, чего можно было достичь обнаружением истока… но все же это было их нынешней целью и, возможно, шансом на то, что исток выведет их отсюда. Вода же, в конечном счете, откуда-то приходила. Тем не менее, когда они завернули за угол, сердца Десятого оборвались. Подтвердились его худшие подозрения. Хотя туннель продолжался, вода выливалась из огромной трещины в стене. Если и существовал какой-то исток, он был недосягаем. Они достигли начала потока воды, которой держались весь день… и, одновременно, конца своего плана действий. — Могли бы догадаться, — мрачно произнесла Пятая, уставившись на трещину. — Нам повезло, что это продлилось так долго, — Десятый попытался найти в этом что-то хорошее. — Да, — согласилась она. — И все же… не считая источника питья, вода была чем-то, за чем можно следовать. Помогала выбрать, каким путем идти. Вода была целью. Чем-то, что они видели и что преследовали. Не каким-то призрачным «выходом», который был неизвестно где. Вода была настоящей, и это был план, хоть и тщетный. И из-за этого они взобрались по лестнице… с которой упала Вторая. Они немного постояли в тишине, полностью подавленные. — Надо напиться, прежде чем мы продолжим путь, — предложила Пятая. Десятый решил, что это была неплохая идея. Они не могли знать, когда найдут воду снова, если вообще найдут. А впереди было еще четыре дня. Он не мог не подумать о том, из чего состояли последние три дня. И не мог подавить ужаса перед теми днями, которые им предстоят. Но они продолжат идти, и у них получится. У них обоих. У них всех. Он должен в это верить, каким бы невозможным это ни казалось. Все остальное было немыслимо.