Запретные чувства

Так сложно… Сложно и необычно привыкать к этим новым отношениям между нами. Привыкать чувствовать себя не братом и сестрой, а просто парнем и девушкой, влюблённой парой. Вести себя вроде бы как и раньше, а вроде бы совсем по-другому. Научиться перестать вздрагивать от неожиданности, когда он обнимает так властно, буквально вжимая в себя и целует. Забыть слово «неправильно» и не прятать чувства внутри себя. Сложно и в то же время до безумия приятно. Приятно, наконец, трепеща от неловкости, ступая босыми ногами по полу после душа, прокрадываться в его постель и попадать в такие уютные, такие тёплые и родные объятия и растворяться. Растворяться в нём. Так приятно открыто любить его. При людях тоже не надо особо себя перебарывать, ведь, в принципе, всё совсем как раньше, только можно трепетать при касании его игривых пальцев к моей талии. Можно давать понять, что я чувствую, что внутри меня всё фейерверками взрывается, когда он вот так прикасается. Можно касаться его, сколько душе угодно, не таясь и не боясь. Никто ничего как не замечал, так и не замечает. И он отвечает на мои чувства, он это тоже чувствует. Это раньше казалось, что если я, например, обниму брата у всех на виду, то это обязательно вызовет у окружающих подозрение и все сразу поймут, что между нами отнюдь не родственные отношения. А сейчас всё это кажется такой нелепицей, сейчас понимается, что дела до нас никому нет, а если и есть, то это совсем не их проблемы. Эта неделя была самой яркой и эмоциональной в моей жизни. И я ни секунды не жалела о том, что вовремя отключила разум. Надо жить сегодняшним днём, не упуская возможностей и не гадая, что же будет завтра. Завтра может рухнуть мир, а ты так и не попробуешь того, что безумно манит. Мне с ним легко. Мне с ним так же, как раньше, только чуточку слаще. За неделю нам удалось наверстать много упущенного, и сейчас уже казалось, будто мы всегда так и жили. Мы по-прежнему не привлекаем к себе особого внимания, друзья так и не догадываются, что у самого их носа разворачиваются новые отношения. Тётя с дядей тоже совершенно ничего не замечают, диван из химчистки ещё не привезли, и это играет нам на руку. А всё, что они знают, так это то, что я положительно влияю на их сына. И только соседки, на лавочке у подъезда неустанно шушукаются о нас, хотя они делали это с первого дня, ничего нового. За эту неделю мы успели поучаствовать в регате, побывать на пенной вечеринке на озере и поучаствовать в массовом флэшмобе по запуску воздушных змеев. И всё это время мы были вместе, и мы были счастливы, как бы громко это не звучало. По-настоящему счастливы, и мне ничего больше не нужно было, только ощущать это волшебное чувство внутри себя. Открыто любить и быть любимой. А сегодня мы устроили самый настоящий пикник у озера на каменистом берегу. С самым что ни на есть настоящим костром и мангалом. Небольшой, но очень дружной компанией мы прекрасно проводили время… Лето подходило к концу, оставалось меньше половины месяца и нужно было наслаждаться каждым моментом, к тому же мы с Тошей собрались на неделю в столицу, вот и решили устроить проводы, ведь из столицы мы намеревались уехать в мой город. Сегодня собрались только самые близкие: Костя, Настя и Димон. Нам было очень весело, мы много шутили, смеялись, и я чувствовала себя именно в своей тарелке. Антона я старалась держать на расстоянии. Но, как бы я ни пыталась вести себя сдержанно, Димон всё-таки нас раскусил. Он прямо так и заявил: «Потрахайтесь там хорошенько, в столице». От такого заявления я даже поперхнулась и тут же непонимающе уставилась на брата, сидящего рядом, а он лишь пожал плечами и похлопал мне по спине. – Но мы не… – прохрипела я, откашлявшись, но возразить не удалось: меня нагло прервали заявлением: – Да перестань, детка! И извини, если что не так, я не хотел тебя тогда обидеть, хоть ты и впрямь видная девчонка. Я это ради Тохи делал. Дима перевёл взгляд на Антона и протянул ему руку для рукопожатия. А я лихорадочно оглядывалась по сторонам, проверяя, не слышат ли нас. Конечно, когда-нибудь мы обязательно расскажем друзьям о наших отношениях, но сейчас рано. Очень рано. Димон, он ведь заранее обо всём знал, хорошо понимал Антона и, наверное, именно поэтому догадался о нас. Надеюсь, больше никто ничего не узнает. Я хоть и считала, что наши отношения, кроме нас, никого не касаются, сейчас, оказавшись разоблачённой, ужасно испугалась. – Прости, брат, но как ещё можно было вбить в твою башку ту тему, что твоя Кукла уже большая девочка, если будешь дрейфить, у тебя её уведут в два счёта. Я показал тебе наглядный пример. Это жизнь, брат, ничего личного! – заявил Дима. И когда они пожали друг другу руки, Антон спросил то, что хотела спросить я, но боялась залезть не в своё дело. Да и вообще боялась подать голос. Так неловко вдруг стало и так тревожно. Что-то внутренне подсказывало мне, что это всё не к добру. – Ты ведь говорил, – задумчиво начал брат, – что делал это из-за Ники… – И это тоже, – отхлебнув пиво из бутылки, пояснил Димон, а я палкой ворошила угли в костре, вся обратившись в слух и боясь пропустить какую-либо важную деталь. – Но в первую очередь я делал это ради тебя! – продолжал парень. – Знаешь ли, давалка – не особый повод ссорится с другом. Хоть я походу и влип. В общем-то, на этом разговор о Веронике был окончен. Мы весь вечер болтали без устали обо всём, только не о ней. Много смеялись, и я даже в какой-то момент отвлеклась от мыслей об этом странном разговоре и о том, что Димон теперь в курсе того, о чём знать ему, да и никому вообще, не нужно. А ближе к полуночи Костя с Настей объявили о помолвке, и Димон на радостях напился так, что домой нам его пришлось тащить всей честной компанией. В общем-то, напились мы все, но провожать пошли именно Димона, потому что именно он лыка не вязал, да и с трудом стоял на ногах. На следующее утро я проснулась даже раньше тёти: мне не спалось практически всю ночь, несмотря на опьянение. Из головы никак не выходили мысли о том, что Дима всё знает. И чтобы хоть как-то себя отвлечь, я решила приготовить завтрак. Готовить я не умела, поэтому нужно было всё время следить по рецепту за правильностью действий, и это очень хорошо отвлекало от посторонних мыслей. Я готовила сырники, слушая музыку на минимуме, а тётя с дядей ушли ровно за тридцать минут до того, как Антона разбудил жуткий звон в двери. Я не могла отойти от плиты, да и до жути боялась, поэтому открыл он, и, как только дверь отворилась, по квартире тут же разнеслись истерические вопли, заставив меня превратиться в каменную статую. Мне уже доводилось слышать эту истерику, и я ни на секунду не сомневалась, что это заявилась Ника. И всё моё внутреннее чутье подсказывало мне, что это именно то, чего я так боялась вчера. Придя в себя, перекрутив в голове множество вариантов того, как можно всё это уладить, и сделав наконец вывод, что ничего уже не исправить, я взяла себя в руки и решила действовать. Я не могла стоять сложа руки и прятаться в кухне, пока Тоша выслушивал её, пытаясь угомонить. Да и не хотелось мне так надолго оставлять их наедине. Смешно, но даже в такой ситуации я не могла не ревновать его. Мне нужно было быть рядом с ним, да и чего уже бояться, если она всё и так знает. Ника горланила, как сумасшедшая, что Антон ещё пожалеет о том, что связался со мной, как раз в тот момент, когда я вышла из кухни, внутренне радуясь, что надела утром его футболку. Она смотрела на меня с такой злостью, что аж мурашки по телу побежали, но я старалась не обращать внимания на нарастающую во мне панику, всем своим видом показывая нахалке, кто тут главная. Ошарашенная увиденным Ника даже замолчала на несколько секунд, а я уверенно подошла к брату, накрыла его губы чувственным, нежным и таким нужным мне сейчас поцелуем и нырнула в его сильные, крепкие, надёжные объятия. Рядом с ним я всегда чувствовала себя более уверенно и как никогда защищённо. Я, если честно, думала, что Ника начнёт вновь вопить и, что ещё хуже, драться. Но она лишь прошипела что-то о том, что она этого так не оставит, и вылетела из квартиры, как ошпаренная. И как только она ушла, меня вдруг накрыли эмоции. Я расплакалась навзрыд, уткнувшись брату в плечо, и долго не могла остановиться. Мне казалось, мы с ним идем по натянутому, трескающемуся канату и вот-вот рухнем. Она ведь и вправду так просто не сдастся, и совершенно непонятно, что можно от неё ожидать… И вот теперь мне по-настоящему страшно. Страшно его потерять.