Запретные чувства

Взору моему открылось озеро. Огромная бирюзовая гладь, которой не видно ни конца, ни края, и к которой медленно опускается огромное красное солнце. Это невероятно завораживающее зрелище, от которого дух захватывает. Подумать только, всё это время, боясь пошевелится и повернуть голову, я пропустила такую красоту. – Я же обещал, – сладкий голос брата звучит у самого уха, и теплое дыхание нежно касается моей кожи, – что мы идём смотреть на озеро. Молчу, даже шелохнуться боюсь, чтобы не разорвать эту тоненькую нить, образовавшуюся между нами и притягивающую друг к другу. Кто знает, когда я ещё смогу вот так сидеть в его объятиях, чувствовать тепло его тела, вдыхать его аромат?! Просто молчу, и любуюсь пейзажем, совсем забыв, что нахожусь сейчас в накренившейся в одну сторону кабинке «чёртова колеса» на высоте птичьего полета. – Нравится? – шёпот брата, заставляет всё моё тело тут же покрыться мелкими пупырышками. – Очень, – шепчу чуть слышно, едва дыша, путаясь в собственных эмоциях. Безумно хочу обернуться, заглянуть в его зелёные глаза, почувствовать дыхание его губ на своих губах. Хочу, но боюсь. Боюсь испортить эту идиллию. Боюсь, что брат меня не поймет, боюсь, что рассердится. Разум подсказывает, что не нужно мне его провоцировать, но сердцу ведь не прикажешь. Глубокий вдох. И вот, резко обернувшись, я уже смотрю в его глаза. Оба молчим, и, кажется, оба не дышим. Просто смотрим друг другу в глаза, пытаясь понять что-то, прочесть в них ответы на какие-то свои вопросы. Просто смотрим, не моргнув и не шелохнувшись. Минуту ли, секунду ли, вечность... А кабинка тем временем медленно, слегка поскрипывая в тишине, спускается вниз. Чувствую, как его ладони сильнее сжимают меня за талию, чувствую, как напрягается его тело. Молчание становится просто не невыносимым. Нельзя позволять ему закрываться в своих мыслях. Он прекрасно знает, чего хочет, прекрасно помнит, что запретил себе это. Зная брата, я точно знаю, что он начнёт корить себя за свои мысли, изводить себя. Ни к чему хорошему это не приведет. – Я хочу, – пытаюсь разрядить обстановку разговором, но на полуфразе губ моих касается указательный палец его правой руки. – Знаю, – утверждает он, а я боюсь себе даже представить, о чём он мог подумать. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться и прогнать мысли, рисующие уже свои неприличные картинки. Так и хочется поцеловать этот палец, приоткрыть губы, коснуться его кончиком языка, облизнуть, и, слегка посасывая, наслаждаться этим блаженством. – Сейчас спустимся и сразу же туда пойдём, – грёзы прерывает голос Антона. Он отводит палец от моих губ и аккуратно берёт за руку, сплетя свои пальцы с моими. Теперь я точно знаю: он читает мои мысли. Ведь я хотела сказать, что хочу подойти ближе к озеру. Спустившись с «колеса обозрения», он вновь оставил меня, уйдя к кассе, но лишь для того, чтобы забрать бумажный пакет из холодильника для мороженого. Интересно, что в нём, чтобы надо было его убирать в холодильник? – Сейчас самое время, – с загадочной улыбкой произнес брат, и мы медленным шагом направились к озеру. Это действительно стоило стольких ожиданий. Ради этого стоило мотаться полдня по городу. Теперь я понимаю, зачем Антон тянул время, он хотел показать мне закат. Как только под ногами оказался песчаный берег, сланцы на моих ногах тут же сделались ненужными. Невероятно приятно чувствовать стопами всё ещё теплый мелкий песок. А как приятно слышать плеск воды неподалеку и вдыхать этот божественный аромат. Брат сразу же взял плед, их здесь, к слову сказать, дают напрокат. Наверное, много таких вот желающих посидеть на берегу, послушать пение волн, полюбоваться закатом. И мы, медленно шагая босыми ногами по берегу, взявшись за руки, шли и наслаждались этим мгновением. Через несколько метров показались влюблённые парочки, сидящие на берегу, целующиеся, обнимающиеся и глядящие в даль озера, провожающие закат. На душе вдруг так холодно стало от мысли о том, что я, в отличие от них, не могу себе этого позволить. Я, наверное, буду просто молча смотреть на закат, мысленно сходя с ума от невозможности прикоснуться к любимому человеку. Съежившись всем телом, отвела руку от брата и обхватила себя за плечи, пытаясь удержать дрожь, поступающие слезы и ком, готовый вот-вот вырваться наружу вместе со слезами. – Замёрзла? – заботливо спрашивает Тоша, нежно коснувшись ладонью моего плеча и бережно придвинув к себе, – иди сюда, согрею. – А надо? – спрашиваю, хотя сама прекрасно знаю, что не надо, но оттолкнуть его сейчас выше моих сил. – Надо, моя маленькая мерзлячка, – нежно шепчет, коснувшись губами моей макушки. – Мой заботливый старший брат, – щебечу улыбаясь, добавляя про себя: мой любимый заботливый старший. Раньше, ещё задолго до того, как я поняла, что влюбилась в брата, сказать ему «любимый», было проще простого. Это никогда не воспринималось как что-то неприличное. Просто любимый брат. Мы ведь все любим своих братьев, по-родственному. Но теперь я стала с этим словом осторожничать. Утром, сказав ему «люблю», сильно об этом пожалела. Он, конечно, сделал вид, что воспринял это как сестринское «люблю», но я-то видела его глаза. Никогда больше не хочу видеть этот печальный, тусклый взгляд. Пусть он всегда улыбается, а я буду молча держать свои чувства глубоко в душе. Пусть лучше мне будет плохо, чем ему. За раздумьями я даже не заметила, как влюблённые парочки остались далеко позади нас. Здесь очень красиво и на удивление безлюдно, наверное, потому, что берег тут начинается каменистый. – Пришли, – сообщает брат, ставит пакет на песок, садится и протягивает мне руку. Усевшись рядом, покорно жду, когда он наконец управится с пледом, укутав меня в него с ног до головы. Садится рядом, мило улыбаясь и глядя прямо в глаза, не сказав ни слова, достаёт из пакета бутылку шампанского, стаканчики и контейнер с клубникой. – Клубника! – обрадовавшись, тянусь к контейнеру, который брат всё ещё держит в руках, но с ловкостью иллюзиониста он быстро прячет контейнер за спину и ехидно ухмыляется. Обиженно надув губы, скрещиваю руки на груди и устремляю суровый взгляд на озеро, в котором тонет огромное красное солнце, окрашивая и воду и небо в красно-оранжевый цвет. Конечно, я не обиделась, просто хочется вернуть ту атмосферу детства и безмятежности, когда я специально делала вот так, чтобы он пожалел меня и всё мне позволил. Слышу, как открывает бутылку, как льётся жидкость в стаканчик, наблюдаю за этим действием краем глаза и не могу сдержать хихиканья. Сидит, как и я, насупившись, буравя меня наигранно обиженным, хмурым взглядом и проливает шампанское мимо стаканчика. Вместе смеёмся, счастливо глядя друг другу в глаза. – Надеюсь, твои родители меня не убьют, – заявляет он, протянув мне стакан шампанского. – Я тоже на это надеюсь, – шепчу тихо-тихо и беру из его рук стаканчик , чуть задев ладонь кончиками пальцев, и тут же резко отстраняясь, вновь перевожу взгляд на озеро, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. – Красиво, – пытаюсь занять его мысли красотой заката. – Люблю наблюдать за закатом солнца, – говорит брат, касаясь ладонью моих волос, заставляя обернуться. – Здесь очень разные закаты. Хочу все эти дни любоваться ими вместе с тобой, – тихо шепчет, улыбнувшись и подняв бокал в воздухе, – за твой приезд в мой скромный городок, сестренка. Делаю небольшой глоток, и терпкая прохладная жидкость приятно обжигает горло. Да, надеюсь, мои родители никогда не узнают, что Антон меня спаивает, иначе ему несдобровать. Могу и не пить больше, в принципе, но мне сейчас это не помешает. Просто хочется снять это нарастающее между нами напряжение. Хочется расслабиться, поговорить наконец по душам, и алкоголь в этом деле – самый хороший помощник. Сделав ещё один большой глоток, чувствую тепло его кожи на своём запястье. – Не увлекайся, – предостерегает брат, – ты мне в трезвом уме нужна. Открывает контейнер, и воздух наполняется насыщенным ароматом свежей клубники. Облизываюсь и довольно потираю ладоши, а, как только протягиваю руку, чтобы взять ягодку, контейнер тут же исчезает куда-то в сторону, но затем возвращается на место в сопровождении приятного хихиканья брата. Любит он меня дразнить, всегда так делает. – Кушай, – ласково льется его приятный голос, он протягивает мне ягодку, и я аккуратно её принимаю, стараясь не задеть его пальцы. – Спасибо, – говорю, наслаждаясь вкусом любимой ягоды. Обожаю клубнику. Эта лучшая ягода, которую я когда-нибудь пробовала. – Тебе спасибо за то, что приехала. Так и сидим, любуясь закатом во время трапезы. Незаметно для самой себя через некоторое время я уже нахожусь в его объятиях. Всё как-то само собой получилось, он просто придвинул меня ближе, чтобы согреть. И вот я уже сижу близко-близко, под одним пледом, спиной к нему, между его ног, и смотрю, как солнце практически скрылось за горизонтом. Он кормит меня клубникой, вдыхает аромат волос, зарываясь в них лицом, гладит руки костяшками пальцев, от этого тело покрывается пупырышками. Всё, что я могу сделать в ответ, – это лишь нерешительно, не оборачиваясь, протягивать ему ягоду через плечо и, затаив дыхание, ждать, когда он её откусит. А если вдруг губы его касаются моих пальцев, бабочки внутри живота, порхая, просятся наружу. Ещё один фужер шампанского, и я понимаю, что мне достаточно. Себе я тоже нужна в трезвой памяти. Не хочу натворить лишних глупостей. Чувствую, как, отставив контейнер в сторону, брат напрягается всем телом, и даже дыхание его затихает, будто он на что-то решается. И вновь ругаю себя за то, что не повернулась раньше и не могу сейчас видеть его глаз. Медленно и неуверенно его руки ложатся мне на бёдра. Под влиянием алкоголя поначалу я даже нежусь в его объятиях, пытаясь прижаться ближе, насладиться этим мгновением, но вскоре разум возвращается, и я, как ошпаренная, вскакиваю на ноги, чтобы отойти на нейтральное расстояние. Успев лишь встать на ноги, вновь ощущаю тёплые ладони на моих бёдрах. Развернув меня к себе лицом, он садиться обратно, усаживает меня к себе на ноги и тут же спрашивает: – У нас ведь всё хорошо? – Да, – отвечаю, тяжело сглотнув слюну, смачивая пересохшее от волнения горло. А что ещё я могу ответить?! – Радость моя, нам нужно с тобой поговорить, объясниться, я должен тебе всё рассказать как есть, иначе я просто сойду с ума. Хочу возразить, но, как только пытаюсь приоткрыть рот, губы накрывают его пальцы. – Тшш... Молчи, прошу тебя, просто слушай. Кукла, – он делает на этом паузу, будто вспоминая это слово на вкус, будто ожидая от меня реакции. Молчу, как и велено, лишь смотрю в его искренние зелёные глаза и пытаюсь понять, к чему он клонит. – Кукла, – продолжает Тоша, видимо набравшись смелости, – я был глубоко не прав, я был с тобой нечестен и несправедлив. Я позволил себе то, о чём думать даже никогда не должен был. Оля, радость моя, прошу, прости меня. Я не хочу портить с тобой отношения, не хочу, чтобы между нами была недосказанность. Я знаю, что причинил тебе боль своими поступками, знаю, что сам позволил тебе понадеяться. Я знаю, как тебе тяжело, я знаю, что виноват во всём только я один... Не выдержав, приостанавливаю его, его же методом, прислонив палец к его губам. Замолкает и смотрит на меня, широко открыв глаза. Не понимает, наверное, думает, что я полезу к нему сейчас с поцелуем. Боится этого. А я лишь хочу, чтобы он прекратил обвинять себя, изводить себя понапрасну. – А если я скажу, что это не так, – говорю, глядя ему в глаза, сама не знаю, зачем. Зачем возвращаюсь к этой теме?! Нужно просто сказать, что всё забыто, что нет ничего, кроме чисто сестринско-братских чувств, и что всё у нас хорошо. Но душу выворачивает наружу от недосказанности. – Если я скажу, что я сама хотела того, что случилось. Давно хотела. – Не скажешь, – отрезает брат, слегка сжав пальцы в кулаки, – не скажешь, потому что ты ошибаешься. Оля, Оленька, милая моя, хорошая, – шепчет без умолку, взяв моё лицо в ладони, – всё это неправильно, всего этого не должно быть, это всё лишь иллюзия, тебе это просто казалось, это пройдёт. Я обещаю тебе, всё вернётся на свои места. Да, ты любишь меня, но как брата. Тебе просто показалось. Мне тоже просто показалось... – Да, ты прав, – спустя несколько минут молчания, говорю я как можно серьёзней, и даже слёзы не душат, как раньше, и кома в горле нет, да и дышать как-то легче стало, – люблю как брата. Касаюсь ладонью его щеки, слегка покрытой щетиной и, встретившись с ним взглядом, улыбаюсь. – Всё хорошо, – говорю я, вновь сажусь к нему спиной, голову кладу ему на плечо, он обнимает меня, и мы слушаем шелест волн. А, может быть, брат прав? Может быть, мне всё это лишь показалось? Может быть, я просто много напридумывала? Я ведь никогда ещё никого не любила. Откуда же мне знать, что такое любовь. Откуда знать, где та грань между любовью как к брату и любовью как к мужчине? Наверное, брату, как человеку более взрослому и более опытному, виднее. Наверное, он прав, и это скоро пройдёт. Домой мы вернулись после десяти часов вечера, и в квартиру вошли, взявшись за руки. Сильно вымотавшись, я едва нашла в себе силы, чтобы хоть как-то принять душ. Затем устало чмокнула брата в щёку и, пожелав спокойной ночи, ушла к себе. А, как только моя голова коснулась мягкой подушки, я тут же погрузилась в сон. Но спокойной ночь не была, всю ночь мне казалось, что за мной кто-то наблюдает, отчего сон мой был тревожным.