The Devil Within

Если б он любил выражать свои мысли красивыми, вычурными выражениями, как тот, другой, он бы сказал, что человеческое тело – материал для того, чтоб творить. Особенно удобно с мертвыми, но можно добиться некоторых результатов и сохраняя жизнь. Впрочем, он никогда не утруждал себя такими скучными рассуждениями. К счастью, было кому заморочиться всякой ерундой вместо него. Он предпочитал опыт практический. Что можно сделать с зубом, пока он не выпал окончательно? Как долго и сколь аккуратно следует снимать ноготь с пальца живого человека? С мертвыми-то мороки никакой. Но это с мертвыми. Некоторые редкие экземпляры были куда интересней, пока дышали, двигались, стонали. Чаще всего стонали они недолго. Был, конечно, один. Тот, чье имя он никогда не называл даже про себя, тем более – вслух. Стыдно, ужасно стыдно, но он так и не смог его убить. И самая мысль об этом, казалось, медленно убивала его самого все эти годы. *** В третий раз Рамси пришел в черном свитере с высоким горлом. Странная идея закралась в голову Джону, когда он молча наблюдал, как Рамси нервно одергивает рукава и низ, неуклюже устраивается в кресле напротив: уж не синяки ли тот пытается скрыть? Но запроса на разговор о предполагаемом насилии Рамси не дал ни разу – они говорили о налаживании отношений с людьми, немного – о животных и живописи. Жил тот один, судя по его же словам, с родственниками не общался... кто мог его обидеть? «Он здоровый парень, а ты не нянька», зло напомнил себе Джон и машинально нахмурился. Рамси явно воспринял это на свой счет и сжался, опустив глаза. – Я вас раздражаю? – Нет, я... – Джон закусил губу, – не обращай внимания. – У вас что-то случилось, – тихо сказал Рамси, а потом вдруг выпрямился и уставился прямо на него. По широкому, добродушному лицу прошла судорога, черты заострились и стали четче, словно кто-то протер невидимое стекло между Джоном и Рамси. – Расскажите мне. На мгновение Джон растерялся, настолько резкой была эта перемена. Сейчас перед ним сидел абсолютно взрослый человек, под гипнотически тяжелым взглядом которого было откровенно не по себе. Но не прошло и пары секунд, как Рамси зримо обмяк, расслабился и стал прежним. – Извините, – пробормотал он, снова наклоняя голову вниз и разрывая зрительный контакт. – Я... я был груб. – Не извиняйся, – ровным голосом сказал Джон. Он отчаянно старался восстановить дыхание, сохраняя спокойное выражение лица; сердце билось неровно и нехорошо. – Знаешь, дружеские отношения между психологом и пациентом исключены. Я просто не имею права рассказывать о себе. Мы здесь с другой целью – мы говорим о твоей жизни. Как прошли дни с нашей последней встречи? Я посмотрел твои рисунки, – он выжидающе замолчал. – Как вы считаете, я – хороший человек? – внезапно спросил Рамси, по-прежнему стараясь не встречаться глазами с собеседником. Джон сглотнул. Строго говоря, давать оценочные суждения после трех встреч... после двух встреч... он не должен был. Не должен... – Я уверен в этом, – сказал он твердо. – Ты сделал что-то плохое? – Нет, – протянул Рамси задумчиво. – Я ничего не сделал. Не помню, чтоб я делал дурные вещи. Но что, если ты не хочешь зла, а оно все равно... происходит? Как быть? Джон откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди, стараясь не выдать своего волнения. – Если ты вынужден присутствовать или участвовать в плохих вещах, значит, тебе нужна помощь, – произнес он медленно. – Ты можешь обратиться в полицию, есть специальные телефонные линии для жертв насилия, анонимные, есть группы поддержки в «Стене»... или, – быстро добавил он, увидев, как Рамси морщится, – можешь рассказать мне. По секрету. Вместе мы придумаем, что делать. Некоторое время Рамси, казалось, колебался: нервно сжимая и разжимая кулаки, он то исподлобья смотрел на Джона, то отворачивался, ерзал, поджал под себя ногу, снова поставил ее ровно... Это было не похоже на его обычное поведение. Впрочем, сегодняшний сеанс вообще был ни на что не похож. Затем Рамси сказал еле слышно: – Не думаю, что я хороший человек... Джон открыл было рот, но не успел ничего сказать. – Но кто из нас действительно хороший? – закончил Рамси свою мысль. – Все нормально, – он поднял голову и посмотрел доброжелательно и спокойно. Сейчас в его взгляде была непоколебимая уверенность. – Не надо за меня волноваться. Кажется, сегодня снова будет дождь. Черты его лица немного расплывались в затапливающем комнату сумраке. *** В кабинете Станниса, как деликатно выражался Сэм, царила мрачная, давящая атмосфера. А говоря более откровенно, обстановка напоминала приемную гробовщика. Конечно, можно было назвать стол с мраморной (черной) столешницей, скульптуры плачущих женщин из гладкого (черного) камня и стулья темного дуба с сиденьями, сделанными казалось тоже из камня, притворяющегося тканевыми вставками, «забавными и бодренькими, как на похоронах». Это если вы – Эдд Толлетт, а стены вашей комнатушки выкрашены в лиловый и украшены веселыми принтами человеческих черепов в разрезе. Эдд пребывал от черного кабинета в восторге и пытался заходить туда почаще под самыми разными предлогами. Профессор Баратеон отчаянно противился: Эдд взял за правило предлагать разнообразные улучшения, как-то: заколотить окна, поставить в углу миниатюрный гробик, задрапировать потолок алым шелком, и прочая, прочая. Джон же втайне считал, что Станнис делает всё это специально: кабинет умело наводил тоску на молодых специалистов и лишал способности к сопротивлению. Наверняка эта черная дрянь внушала трепет даже инспекциям, потому что редкие проверки были краткими и вялыми, всегда заканчивающимися после визита в кабинет-склеп. Впрочем, Станнис смотрелся за тусклой монструозной столешницей органично, будто там и родился... вырос, возможно, выточен из того же самого материала. Сейчас обещающие очередную грозу сизые тучи за окнами отлично оттеняли картину торжества тьмы над светом: верхнее освещение было, конечно, выключено. На электричестве в «Стене» вообще было принято экономить, а уж Станнис предавался этому занятию с особенным энтузиазмом. Зато молния, озарив темное небо, осветила лицо профессора Баратеона внезапной вспышкой ровно в момент, когда Джон открыл дверь. Как будто даже молнии действовали по заранее согласованному со Станнисом плану. – Вы снова перепутали дату ежемесячного протокола... отчета, – радушно приветствовал он Джона. – За этим пришли? Ничего страшного, я все исправил, незначительный штраф, так что все нормально. – Спасибо, – пробормотал Джон. Каким-то образом Станнис умел сделать так, что все умные мысли испарялись из головы, как только ты ступал на (темный, неясного цвета, возможно, ранее он был черным) пол. – Я пришел по другому поводу, – он вздрогнул и поежился. Не могло же быть, что профессор специально снижает температуру в комнате с помощью кондиционера аккурат перед определенными встречами?.. – Выделить лишний выходной не получится. Нас мало, финансирование поджимает, – Станнис развел руками. «И я вынужден работать с таким дерьмом, как ты и твои приятели», – читалось в его усталых глазах. – Я пришел по поводу моего пациента. Рамси. Рамси Сноу, – Джон скрипнул зубами и сел на жуткий стул. Удивительно, но задница начинала болеть сразу же. Камни туда набивали вместо ваты, что ли? Станнис уставился на него ничего не выражающим взглядом. – В его карточке нет информации о том, что он наблюдался раньше... где-либо. О назначениях... срывах... – У него произошел срыв? – спросил Станнис спокойно. – Нет, нет, – быстро сказал Джон. – Все хорошо, просто это необычный пациент. Я чувствую, что... – Вы должны не чувствовать, а анализировать, основываясь на полученных вами в процессе обучения знаниях, – сухо сообщил Станнис. – Рамси Сноу – совершенно обычный пациент. Он не нуждается в медицинских средствах, я познакомился с ним, когда он пришел первый раз. Уверяю вас, все, что нужно этому парню – чтоб с ним разговаривали. Он ищет компанию. Уж говорить-то вы умеете? – он скептически воззрился на Джона. – Я могу надеяться, что вы не потеряли сего ценного таланта? Почему-то именно тогда у Джона возникло странное, призрачное ощущение, что Станнис чего-то не договаривает. Он мысленно обозвал себя параноиком – не хватало еще профессора Баратеона подозревать в злодейских помыслах. – Я умею... то есть да, вы можете надеяться, – отвечал Джон, начиная злиться. Отстранённо он подумал, что его выводят из себя специально, чтоб увести разговор в сторону, и ещё раз обругал себя за излишне богатое воображение. – Рамси действительно безопасен, – сказал Станнис более дружелюбно. – У него хорошая страховка, я предложил ему Тарли, но он выбрал вас. Сам. – Хорошая страховка? – Джон поднял брови, пытаясь сделать вид, что ему очень удобно сидеть на стуле-мучителе. – И он пришел сюда, а не в частную клинику? – Что, не похож на мальчика из богатой семьи, не складывается? – понимающе протянул Станнис. – Да, насколько я знаю, его отец не жил с семьей, но обеспечил сына всем необходимым. Если вам интересно – они практически не общаются. – Может ли быть, что отец совершает над ним, – Джон замялся, – действия, которые трактуются как... – Домашнее насилие, психологическое давление? Насилие в детстве? Абсолютно исключено, – отрезал Станнис подозрительно уверенным тоном. – Его отец нормальный человек, просто далёк от сына. От таких откровений Джон немного обалдел. – Я знаю его отца, вам его знать не обязательно, это к делу не относится, – добавил Станнис еще уверенней. Это уже не лезло ни в какие ворота. – Слушайте, мистер Старк, все, что нужно Рамси по-настоящему – это друг. Я говорю правду. Он не причинит вам вреда. – Я знаю, Рамси абсолютно безобиден, – выпалил Джон прежде, чем успел подумать. Станнис окинул его неприятно цепким взглядом. – Каков ваш предварительный диагноз? – Трудности в налаживании контактов, застенчивость, комплекс неполноценности... тревожное расстройство, скорее всего, у меня же всё записано, однако Рамси не шизофреник, и паталогий я не выявил, – Джон сглотнул, в горле неожиданно пересохло. – Вы знаете его отца, кто он? – Оценивать чужие странности следует с профессиональной точки зрения, вы излишне эмоциональны, – монотонно пробубнил Станнис, гипнотизируя его своими синими глазами. Казалось непостижимым, что у человека с лицом «я ем лимоны на завтрак и не жалею об этом» глаза как у кинозвезды. Наверняка тот сильно жалел, что и их не может оттенить черным. – Я это знаю, – буркнул Джон недовольно. – Вы не ответили... – Пока вы соблюдаете правила, вам ничего не угрожает, – перебил его Станнис. – Заучивать наизусть имена, фамилии и биографии всех здешних жителей совершенно не обязательно. За окном что-то загромыхало и полыхнуло белым, будто подтверждая сказанное. – Вам не пора домой? Ваш рабочий день закончен. «И вы не хотите воспользоваться такой возможностью и задержать меня до ночи?», хотел было спросить Джон, но прикусил язык. Станнис явно пытался от него избавиться, для чего прилагал все усилия к тому, чтоб быть милым. – Джон, – видя, что тот не выказывает желания подняться со стула, Станнис вздохнул, – правда, идите домой. У нас непростая работа, и вам не последний раз кажется, что пациент... странный. Не бывает абсолютно нормальных людей. Абсолютная нормальность – это отклонение. Если кто-то кажется вам совершенно нормальным, стоит задуматься. Вы читали труды доктора Пицеля о масках шизофреников? Там есть интереснейшие расшифровки бесед. Почитайте, подумайте. На досуге. Всего три тома. Легко можно прочесть за месяц... – Конечно, сэр, – мрачно ответил Джон. Станнисово «почитайте на досуге» можно было перевести как «прочтите, и я проверю», он уже был печально знаком с этой манерой. Разговор о Рамси стоил ему весьма дорого – множества свободных вечеров. Уже попрощавшись и шагая по залитым дождем улицам домой, он вспомнил, что так и не сказал про рисунки. *** Входная дверь была закрыта, но не заперта, у порога валялись неопрятной черной кучей куртки и грязные мартинсы, две пары практически одинаковых, в одинаковом состоянии "ходить еще можно". Телевизор орал на всю квартиру. Проклиная тот день, когда в очередном приступе паранойи выдал друзьям ключи «на всякий случай», Джон присоединил свое пальто к жалкой мокрой груде на полу, разулся и прошел в комнату. Эдд и Атлас бок о бок пялились на каких-то очередных зловещих мертвецов, выползающих из могил. Чего и следовало ожидать: Эдду было скучно нарушать границы частной собственности в одиночку, а жил он с вредной бабушкой. Следовательно, своих приятелей он раз за разом тащил к Джону домой. Не то чтоб тот сильно возражал – в его скромных апартаментах по вечерам было очень уж тихо и одиноко, а Сэм был чаще всего загружен волонтерской работой в общественном центре, когда не штудировал учебники, готовясь к продолжению обучения. Эдд, напротив, всегда радовался возможности составить компанию, особенно если его бесплатно кормили. Атлас сначала ходил в группу поддержки, которую вел Толлетт, и они очень быстро сдружились на почве общих интересов (любви к готической музыке, ужастикам и странной одежде). Правила, предписывающие не заводить дружбы с собственными пациентами, Эдда ничуть не волновали. Джон никогда не спрашивал какие еще интересы были у Эдда с бывшим – уверяющим, что завязал, – хастлером, хотя имел определенные подозрения. Впрочем, Атлас казался дружелюбным и общительным, очень старался понравиться, и у Джона просто не было выбора – пришлось подружиться с Атласом тоже. – Я хотел поспать, – сказал Джон, ни к кому персонально не обращаясь. – Не выйдет? – Конечно, нет, – Атлас мгновенно обернулся и широкая улыбка осветила его красивое, нервное лицо. Он всегда смотрел на Джона как на кого-то, достойного повышенного внимания, это и льстило, и нервировало одновременно. Впрочем, Джон предполагал, что этот взгляд был профессиональной наработкой. – Садись рядом, фильм жутко интересный. Просто класс. – Ему нельзя к себе идти, – сообщил Эдд, сосредоточенно глядя на экран. – Маньяк, ты же знаешь, бродит, темнеет рано, практически ночь на дворе. Зло не дремлет. А у меня бабуля, она бы не одобрила... – Почему-то я ей не нравлюсь, – произнес Атлас, продолжая улыбаться. – Ей никто не нравится, кроме ее кошек, – успокаивающе сказал Эдд. – В общем, мы решили, что пойдем к тебе. – Как здорово, – не очень искренне сказал Джон. – Вы сожрали мою пиццу? У меня оставалось пол-пиццы со вчерашнего вечера. – Конечно, – Атлас смотрел на Джона так, будто тот тоже был куском пиццы. – Хочешь, я что-нибудь приготовлю? – Ни в коем случае, – быстро сказал Джон. Атлас сразу погрустнел, а Эдд неприлично громко заржал. – В прошлый раз кухню не так уж и долго отмывали. И ты так необычно смотрелся со шваброй, Старк. – Некоторым можно было бы и помалкивать, Толлетт, – огрызнулся Джон. – Напомни, так почему вы к тебе не отправились? – Темно, опасно... – Джон посмотрел на друга скептически. – Ладно, пошел дождь, а у меня свежий прокол и нет зонта, – честно объяснил Эдд наконец и повернулся к Джону боком, наклонив голову и демонстрируя новую сережку в ухе. – Дождь мокрый, грязный и холодный. Ко мне нельзя, бабуля... – Теперь мокрый, грязный и холодный ты лежишь на моем диване. – Видишь, как тебе повезло. Еще мы оставили тебе пива. Нашли в холодильнике. – Да я везунчик, – обреченно сказал Джон, устраиваясь с краешка дивана так, чтоб сидеть к экрану спиной. Атлас, прекратив смотреть фильм, подвинулся к нему поближе и несмело тронул за предплечье, чтоб привлечь внимание. Затем он вытянул из-за пазухи что-то мятое. – Тебе пакет принесли под дверь. Я забрал, а то дождь его бы залил совсем. Вот, – он застенчиво протянул Джону пухлый конверт. Его голос был плохо слышен из-за бушующей снаружи грозы и несущихся с экрана воплей. – Спасибо! – почти прокричал Джон, удивленно рассматривая плотный желтый конверт. Адрес и имя совпадали, а вот штампа и данных об адресате не было. – Открой, может, это письмо от поклонницы? – Атлас подмигнул. – Слушай, может, пойдем на кухню? Пока Эдд тут развлекается. Я тебе хоть чаю сделаю... – Конечно, – рассеянно произнес Джон и аккуратно вскрыл конверт сбоку, вытащил пачку бумаг. – Чай – тоже хорошо... – он замер с открытым ртом, в ушах зазвенело, руки задрожали, как у алкоголика. Рисунки Рамси выпали и рассыпались по дивану.