«НеБелоснежка и 13 гномов»

Они долго шли, и ехали, и говорили о разных радостях. Цикады трещали все громче. Солнце нахлынуло, переполнило весь мир и плавило в своих лучах каждого, кто хоть на миг покидал тени деревьев. И вот девичьи губы испытывают чистой прохладной воды — весь зной на миг отступает, но потом возвращается обратно с новой силой обдувая жаром с какой из сторон. Она поднимает голову вверх к нещадно палящему солнцу и отступает, ослепленная им, в прохладную зеленую тень. Ноги легко отталкиваются от земли, как от пышного податливого теста и несут сквозь некошеные травы, руки неловко перебирают упругие, гибкие стебли, точно впервые касаются струн тончайшей арфы. Хочется непрестанно вдыхать разнотравье, слышать, как из далека, доносится взрыв смеха. Три замечательные недели дороги унеслись, как пушинки чертополоха, и она не думала ни о чем, кроме красоты леса — деревья одеты в темную, густую зелень, а папоротник под ними купаются в косых солнечных лучах. На лугу в густом клевере пировали пони. Под полуденными знойными деревьями он сидел и слушал, как поют цикады, неторопливо попыхивая трубкой. Гном ощущал на своих колючих, давно не бритых щеках жгучее солнце и пышущие жаром ветры; совсем рядом что–то всё время повторял и повторял неугомонный брат — они вместе долго смеялись, правда, Фили не знал почему. Наверное, от того, что небо безмерно синее, локти и колени, зеленые от травы, а походные ведра доверху заполнены истекающими нектаром ягодами. Дни стояли знойные и душные. Сквозь торжество лесных дебрей тонкой струйкой вился в небо дым от костра, и поленья весело потрескивали от жара. Что–то булькает и вскипает в котле, слышится поваренная возня, мелькают ножи, и руки сбрасывают жаркие истекающие соком овощи в густое варево. — Мисс, подайте соль, она вон в том мешке, — басистый гулкий голос окликает девушку, и она ступает по ковру из мха, но в руках её не только сверток с белыми крупицам, — что это? — Дикий чеснок, — маленькие ароматные головки мигом оказываются в котле, — он неплохо подойду к кролику. У нас же кролик, верно? — Да–да, — из–под шапки–ушанки повара виднеется задорная улыбка, — о, мисс, будьте так любезны: нарежьте хлеб. Буханка хрустела под натиском ножа точно рыхлый снег. Девушка думала как бы отблагодарить их? Где найти слова или поступки, чтобы отдать должное каждому из путешественников за их доброту и заботу, за тёплоту тяжелой куртки на её плечах, за все вёдра, что не приходилось нести самой, за множество ободряющих слов и за радушное молчание. Ничем, ну ничем за это не отплатишь. Нет этому цены. Как же быть? Как? — Мисс, кажется уже достаточно, — за своими мыслями Ференика не заметила, как обоюдо острый нож перестал скользить сквозь податливую сдобу и по наитию норовил рассекать горячий воздух вокруг;, а тем временем добряк Бофур продолжил: — Отнесите–ка лучше вот это парням, — и две деревянные плошки очутились в руках девушки. Та смущенная и ошеломленная радостью собственной мысли, помчалась к тому месту, где свободно бродили беззаботные натруженные пони. «Передать благодарность по кругу! — решение её проблемы нашлось само собой, — замкнуть цепь добрых дел и найти тех, кому нужна помощь: вот и всё, что нужно!» Вечереет и поляна от края до края наполняется теплом, вспышками багрового пламени и ароматным кроликом, тушенным с приправами. Дозорные прислушались: к ним сминая папоротник с нескрываемым весельем, чувствуя, как он поддается под ее легкими ступнями, шла девушка, и ноша её испускала благоговейный аромат. — Вот держите, — чаши с едой были приняты с благодарностью и быстро опустели под нескрываемые стоны блаженной сытости, — кто–нибудь хочет добавки? И перед Фили и Кили встала непростая задача: что же делать, ведь всё рты набиты, а зубы и языки заняты сочной упругой крольчатиной истекающей жиром и чесноком и ещё какими–то приправами, от одного названия которых пробуждается аппетит. Они дружно переглянулись и лишь усердно закивали головами в знак согласия. — Все? — и она уже было собралась возвращаться обратно за добавкой, как вдруг стоявшие пони встрепенулись, и Бильбо, находившийся до это рядом и тайком подкармливающий свою любимицу Миртл, покатился по земле подобно выпавшим из его карманов лакомствам. Возня и суматоха воцарились на поляне: кто–то усмирял и пересчитывал пони, кто–то утешал не на шутку перепуганною кобылку и хоббита, а кто–то искал пропавшие яблоки. Но вместо пропажи нашлась лишь ещё одна потеря — братья недосчитались двух пони, а после без труда определили, что это были пони Фили и Двалина: белобокие и серогривые они, как первые пролески на едва прогретой весенней земле, выделялись среди сгущающегося сумрака. — Глядите, свет! — Немного поодаль темнел холм, местами довольно густо поросший деревьями. В гуще лесных дебрей сверкал огонь, и Фили с трудом различал его всполохи. Он не оглядываясь поспешил вперед к источнику света и остальным ничего толком не оставлять, кроме как последовать за ним. Трое громадных великанов сидели у огромного костра, сложенного из буковых бревен. Они поджаривали куски барана на длинных деревянных вертелах и слизывали с пальцев жир. В воздухе разносился дивный аппетитный аромат. Рядом стоял бочонок с чем— то вкусным, и великаны то и дело окунали туда кружки. Это были тролли! Тут не могло быть никаких сомнений. —Ох, — девичий вздох едва ли различимый с тишиной раздался где–то с боку и чуть позади. Старший из гномов ни на секунду не усомнился в том, что зря не отправил Ференику обратно в лагерь, как только они не обнаружили на месте пони. «Горные тролли — не самое приятное зрелище для юной леди»— пронеслось в его голове, и в подтверждение тому было молчаливое согласие брата. И даже Бильбо, несмотря на свою затворническую жизнь, сразу догадался, что или кто предстал перед их взором: по их грубым неотесанным физиономиям, их великанским размерам, массивным каменным ногам, а главное — по их разговору, который был совсем, совсем непохож на великосветский! — Вчера баранина, сегодня баранина — видно, и завтра, чтоб мне лопнуть, придется есть эту чертову баранину, — проговорил один тролль. — Хоть бы, какой завалящий кусок человечины! — отозвался второй. — И с какой радости этот Вильям, тупая башка, приволок нас в здешние места? Выпивка тоже кончается, — добавил он, толкая Вильяма под локоть, как раз когда тот делал глоток из кружки. Тот, кого звали Вильям, поперхнулся. — Умолкни! — заорал он, как только отдышался. — Ты что думаешь — людишки нарочно будут вам с Бертом подвертываться — нате, лопайте? С той поры, как мы спустились с гор, вы с Бертом полторы деревни умяли, не меньше. Где их еще взять? Нынче такие времена пришли, что скажите «спасибо, Билл» и за такого жирненького горного барана, как этот, — Он оторвал зубами большой кусок от бараньей ноги, которую жарил, и утер губы рукавом. И тут Фили понял, что следует немедленно действовать. — Нужно, что–то делать, — заверещал не своим голосом мистер Бильбо Бэгинс. — Да, имеемо, — тут же оживился Кили, до этого подвижный гном, сейчас напоминал каменное изваяние: его прямые брови нависали над ясными, глубоко посаженными и серьезными глазами, их взгляд был полон решимости проникнуть в самое сердце, самую суть всего на свете, а губы всегда слегка тронутые улыбкой — полотно сжаты.  — Ступайте и продемонстрируйте нам мастерство своего умения, — подхватил настрой Фили, — вы же как никак мастер воровского дела. — Н–но, я… — Вперед, Бильбо! Это совершенно безопасно, — не обращая внимание на топочущего на месте хоббита братья подтолкнули его к огню, и наперебой добавили, — а, если что–то пойдет не так: дважды крикните сычом, а один раз ухните филином, и мы постараемся что-нибудь предпринять. Прежде чем они скрылись за сенью ольхи и кедра девушка успела пролепетать «Удачи и будьте осторожны!», а за тем её перехватили под руки, так как надо тихонько вернуться назад и поскорей, предупредить своих, что в нескольких шагах сидят три здоровенных тролля в прескверном настроении явно желающих отведать жареных пони или, для разнообразия, жареных гномов. И Бильбо пришлось идти, так и не успев объяснить, что он и одного раза не сумеет ухнуть филином или крикнуть сычом. Зато хоббиты умеют совершенно бесшумно передвигаться, ступая мягко и легко, как кошки. Но, к сожалению, мистер Бильбо Бегинс не обладая даже самыми простейшими навыками воровства, ввязался в рискованную авантюру с кражей куда большей, чем казалось на первый взгляд. Настоящий Взломщик первой категории в подобных обстоятельствах очистил бы карманы троллей (дело почти всегда того стоит), стянул бы барана прямо с вертела, похитил бы пиво — и был таков. А тролли при этом его бы и не заметили. Взломщики более практичные, лишенные профессионального тщеславия, пырнули бы предварительно троллей кинжалом. После чего весело скоротали бы ночку за сытным ужином. Но Бильбо не был вором высокой категории (и, конечно же, не по своей воле он оказался здесь, когда его сердце и душа устремлялись за сотни лиг отсюда… А лишь по настоянию одного назойливого старого мага и прошению добродушный юной леди ему приходилось осваивать новое для себя ремесло, которого в своей жизни не видел и не делал) и теперь он стоял скрытый мраком зарослей дикой малины и размышлял, как же ему освободить несчастных пони. Тут в свете костра за поясом одного из великанов тускло блеснул огромный нож, появившийся хоббиту ковали не секирой. «Лиха беда — начало!» — подумал он и заполз за широкий ствол дерева на конном сидел Вильям. Берт и Том отошли к бочонку. Вильям снова опрокинул кружку. Набравшись духу, Бильбо сунул свою маленькую ручку к Вильяму за пояс и попытался достать свой первый трофей. Но нет… Вильям схватил Бильбо за шиворот прежде, чем тот успел отскочить за дерево. — Чтоб мне лопнуть, Берт, погляди, кого я сцапал! — сказал Вильям. — Что за штука? — спросили Берт и Том, подходя к нему. — Почем я знаю! Ты что за штука? — Я — Бильбо Бэггинс, ворохоббит, — ответил бедняга Бильбо, трясясь всем телом и пытаясь сообразить, как ему прокричать по— совиному, пока его не придушили. — Ворохоббит? — повторили тролли, насторожившись. Тролли соображают туго и поэтому с подозрением относятся ко всему незнакомому. — А чего, собственно, ворохоббиту понадобилось в моем кармане? — заметил Вильям. — А приготовить обед из него можно? — поинтересовался Том. — Попробуй — узнаешь, — ответил Берт, берясь за вертел. — Шкуру ободрать, так, поди, и мяса-то на один укус останется, — проговорил Вильям, который только что плотно поужинал. — Может, поискать — тут еще такие найдутся? Пирог бы состряпали, — сказал Берт. — Эй, ты, много вас тут шныряет по лесу? Кролик ты несчастный, — добавил он, поглядев на мохнатые ножки хоббита. Он схватил Бильбо за ноги и сильно встряхнул его. — Н–нет, — пискнул хоббит, но его никто не услышал, поскольку кусты, обитавшие с двух сторон раздвинулись и поляну один за одним хлынули громы. И так же один за одним они попадали в мешки троллей. *** Ночь опустилась на холмы, и лес, подступивший со всех сторон, принял вытянутые пугающие очертания. Казалось, что деревья упираются своими кронами в молоко Млечного Пути, а созвездия Тириона блуждают и шумят в темно зеленой листве безбрежной неподвижности ночи. Звенящая тишина стояла над волной зеленых деревьев и Ференика готова была закрыть уши руками лишь бы не слышать больше мерное потрескивание поленьев и мерную песнь сверчка. Голоса гномов стихли около часа назад, и с тех пор она лишь однажды перекатилась на спине и уставилась в бездонно синее небо, отгоняя дурные мысли далеко–далеко прочь за горизонт. «Оставайтесь здесь и вздремните чуток — говорил Фили оборачиваясь на долю секунды и не давая ей сказать и полслова, — и да, леди, за нас переживайте: вернемся ещё до полуночи» А ведь она знала, что они не придут не до полуночи не после, но зачем–то послушно опустилась на разгоряченную землю. После полуночи прошло четверть часа, а не было слышно ни громогласно тяжелой поступи гномов, ни едва ли уловимого шороха от шагов мистера Бильбо. Луна миновала большую часть своего пути и неудержимо стремилась догнать своего товарища — Солнце. Наконец девушка села и пытаясь отвлечься от оледенелых дрожащих рук, обратила внимание на свои босые ноги, затем на единственный свет между ней и бездной темнотой, свет, который вот–вот угаснет, оставляя после себя остывающие угли и искрящийся пепел. Пламя всколыхнулось, и она подорвалась с места и как была — одна — бросилась сквозь мрак, где сухие, опаленные жаром некошеных травы кололи щиколотки, а мягкие стебли лесных ягод звонко лопались за спинной. *** — Нет! Стойте! Вы совершаете чудовищную ошибку! — в этой летней ночи под далекими звездами, отгремело и замерло эхо. Здесь посреди черной чащобы всё, что живет безымянное и скрытое в непроглядной тени деревьев, в удушающем запахе гниения, всё это замерло. Тролли на одно мгновение отвлеклись от своей ругани, от готовки и споров, уставились на хоббита. Девушка видела сидя в зарослях малины тихая словно мышонок, как силится не упасть мистер Бильбо плутая в колких складках мешка, как всё растёт и разбухает недовольство гномов, как всё острей и напряжённей ожидание. — Я имею ввиду, что Вы ошибаетесь с приправами, — тут же сверчки затихают и становится совсем тихо, а хоббит продолжает как не бывало: — Здесь явно нужно что–то посильнее, чем шалфей, — для пущей убедительности он повел носом, — как насчет… Черники? Она предает мясо такой тонкий аромат… Вы должны обязательно попробовать гномов с черникой, добрые господа. — Что? Добрые господа? Берт, ты слышал этот ворохоббит назвал нас «добрые господа»! — самый толстый и самый маленький из троллей указал своим огромным давно немытые пальцев на Бильбо и сильно–сильно прищурил единственный глаз, так что нельзя было понять есть ли он у него вообще или нет, — зуб даю, он что–то затевает! Вот где мы найдем чернику? Что это вообще такое? — Замолчи, — тот, кого по всей видимости звали Бертом, огрел разболтавшего не на шутку одноглазого пивной кружкой, — пусть говорит! Ну, что ты ещё знаешь о приготовление гномов? Раздобренный таким любезным отношением к себе (разумеется, ведь ещё никто и никогда не называл троллей «добрые господа») Берт склонился над нечестным перепуганным вором и внимательно смотрел на него пока тот судорожно пытался что–либо придумать, поглядывая на восток, где уже меркли звезды. — А лучше всего… Гномов… — Ну же! Скажи, что лучше всего! — Пустить на пирог! — прошептал ягодный куст. — Да–да, именно. С малиной и имбирем, — хоббит так обрадовался нежданно пришедшей идеи, что даже не заметил, что куст разговаривает с ним подозрительно знакомым девичьим голосом и что гномы разворчались, заерзав в мешках ещё больше. Тролли затоптались по поляне, в предвкушении славного пира сминая под своими огромными ножищами и кусты и ягоды. И разумеется они бы затоптали и девушку прививается в своем укрытии, но та при виде приближающегося Берта завизжала так, что тролль отскочил точно спугнутая птица. — Кто это теме ещё? — все занимались по сторонам. — Никого–никого… Всего лишь эльф малинового куста, — Ференика и сама дивилась той несуразице, в которую кажется поверили тролли. — Эльф? Эльф из куста? — А эльфы чудесны на вкус! Особенно леди эльфы: такие нежные и хрустящие. Их можно есть даже сырыми, — и тролли собрались было ловить свой десерт, как вдруг из–под кучи с гномами раздалось недовольное: — Да–да, вы, конечно, можете съесть её, —, но тогда вы не узнаете, как приготовить сливовый студень из хоббита, — Фили решил отплатить господином Бильбо его же монетой. — Именно так, — разлилось одобрительное шуршание куста и девушка начала вспоминать все знакомые ей рецепты наугад мешая между собой и печенье, и говядина с базиликом, и ветчинный соус и салат, и запеченный картофель с маринованными овощами. Из её уст лилось столько разных аппетитных для троллей слов, что те невольно зазевались не увидев как на поляне появился Гендальф. Тролли как раз порешили изжарить гномов сразу, а съесть погодя и разыскать все-таки хотябы горстку черники на пирог. Это была идея Берта, и после долгих пререканий другие двое с ним согласились. — Чего хорошего — жарить сейчас, всю ночь провозимся, — послышался чей-то голос. Берт подумал, что говорит Вильям. — Не начинай снова, Билл, — огрызнулся он, —, а то и впрямь всю ночь провозимся. — Кто начинает? — отозвался Вильям, думавший, что те слова произнес Берт. — Ты начинаешь, — ответил Берт. — Врешь, — возразил Вильям, и спор начался сначала. — Молчи! — оборвали его. — А то мы так никогда не кончим. Будешь болтать, пойдешь за водой. — Сам молчи! — отозвался Том, который думал, что говорил Вильям. — Кто болтает? Ты и болтаешь! — Балда! — сказал Вильям. — Сам балда! — отрезал Том. И они заспорили пуще прежнего. — Рассвет идет — и смерть вас ждёт! В эту самую минуту занялась заря, встрепенулись мокрые от росы стрекозы и в ветвях поднялся птичий гомон. Вильям уже ничего не мог сказать, ибо, нагнувшись к Торину, превратился в камень, а Берт и Том уставились на него и тоже окаменели. Так и стоят они по сей день, совсем одни, разве что птицы на них садятся. Вам, может быть, известно, что тролли обязаны вовремя спрятаться под землю, чтобы рассвет их не застиг, в противном случае они превратятся в скалы, в горную породу, из которой произошли, и застынут навсегда. Именно это и случилось с Бертом, Томом и Вильямом.