Отпусти - это всего лишь слово

Ты проводил меня до дома, болтая о пустяках и ни единым слово не касаясь того, что произошло вчера. Я тоже старался избегать этой темы, решив, что по - пьяни мне просто привиделось, ну или ты был пьян, и это всё не имеет ни малейшего значения. А на следующее утро, когда я вышел из дома, держа рюкзак на плече, увидел тебя. - Привет, - сказал ты и протянул мне руку, отлепляясь от стены. - Пошли. Это лаконичное «Пошли» и не менее краткое «Привет». Вот в сущности и всё, что нужно людям для понимания, если бы это понимание не было таким идиотским. На улице снег утратил свою белизну, В стеклянности талой воды мы видим луну. Мы идем, мы сильны и бодры... Замерзшие пальцы ломают спички, От которых зажгутся костры. Ты провожал меня в лицей, а затем шёл в универ и по вечерам на работу. Бывали дни, когда ты просто встречал меня у ворот училища, забирая рюкзак и приглашая пропустить по пивку. И я не знал, что сказать одноклассникам. Как, объяснить им, что тут, чёрт возьми творится. Я сказал, что мы дружим, но это была странная дружба... Это наш день, мы узнали его по расположению звезд, Знаки огня и воды, взгляды богов. И вот мы делаем шаг на недостроенный мост, Мы поверили звездам, И каждый кричит: "Я готов!" Вольх больше не заикался о чувствах, ничем не напоминая о случившемся. Однажды я не выдержал и спросил: Что это было, в тот вечер? Вольх посмотрел очень внимательно, своими светлыми пугающими глазами, и сказал медленно. - Я тебя люблю. И ты будешь мой, - прибавил он, чуть помолчав. Мне бы испугаться уже тогда, но Вольх совершенно спокойно добавил. - Сам придёшь. Я терпеливый, подожду, когда дозреешь. Кажется после этих слов, я испытал облегчение, сообразив, что он ничего не собирается делать. Но в то же время, именно после этих слов, я заметил, что стал думать об этом. И сам не заметил, что провожу с Вольхом каждый божий день. Забуриваясь к нему с самого утра и зависая до поздней ночи, а иногда оставаясь ночевать. Родителям до меня не было никакого дела. Я учился через задницу, в будущем мне светила армия, и единственные успехи на которых я иногда подвизался в учёбе, помогал делать Вольх, который нихрена не понимал в моих предметах, но педантично усаживался решать со мной домашку, и тихонько перебирал струны гитары, подбирая мотив. Вольх сочинял музыку и песни – свойство, которым имеют привычку болеть все подростки. Стихи представлялись второсортными, как это чаще всего и бывает в подобном возрасте. Но когда он перекладывал их на музыку, слушать его голос можно было до бесконечности. Вольх не обладал поэтическим даром, но умел вкладывать душу во всё что делает, и это затрагивало, цепляя какие–то неведомые струны внутри. Выдох – вдох, хорошо дышать. Чёрный горох да нелегко глотать. Его песни наполняла удивительная энергетика. Иногда он садился напротив, брал гитару в руки и пел так, что по телу бежали тысячи иголок, и становилось удивительно странно, блаженно, непонятно. Сердце сладко замирало внутри, а лицо начинало гореть и хотелось... Непонятно чего. Хотелось закрыть глаза и просто слушать, слушать, слушать. Шаг другой, до счастья далеко Хей, брат постой, я знаю нелегко. Вымой лицо, побрейся, улыбнись. Выйди на крыльцо, свободе поклонись. А что мне надо – так просто свет в оконце А что мне снится - что кончилась война Часто Вольх просил спеть меня. Не знаю, с чего ему это взбредало. Я не обладал, ни голосом, ни слухом, даже не знал с какого места браться за гриф, но Вольх в ответ на мои протесты, только головой покачал. - Блажен дурак, – сказал он хмыкнув. – Никитос, когда человек поёт сердцем, зачем голос и слух? Такое не каждому дано - поверь. Кажется тогда в «Неоне», в вечер нашего первого знакомства я пел караоке. Мы отмечали Старый Новый год. Смутно помню события. Водка смешанная с коньяком и пивом уже не просились наружу. Не переставая, гремела музыка, бокалы шли один за другим. В какой–то момент, я потерялся, растворившись среди огней разноцветных софитов. И круговерть незнакомых лиц, выныривающих сквозь просветы алкогольных паров, воспринималась как должное. Мы взрывали танцполы, бесились. Потом, выхватив три машины, погнали в бар. Перед этим была драка, в которой, похоже, Вольх тоже участвовал. Я даже не помню, как он возник в нашей компании. Чей - то шапочный знакомый, присоединился в процессе распития и остался. «Неон» - популярный среди молодёжи бар, с тремя залами, расписанными в стиле андеграунд и живой музыкой, органично отжигаемой сменяющимися музыкантами; который вполне профессионально отрабатывали накатанную программу, и периодически уходили отдыхать, позволяя шустрому пацану ди-джею семплировать пластинки, эксплуатируя драмбейс и периодически развлекать народ дикими выкриками и приглашениями стать звездой караоке, за чисто символическую плату. Денег у меня не было, зато водились у Витяя, которому Димбас проспорил песню, и мне пришлось выручать кореша. Димбас стремался, а мне это дело, представлялось абсолютно похеру. Душа требовала развернуться и «чегой - нить» эдакого замутить. Стриптиз на столе напару с Данкой потанцевать нам не дала охрана бара, попросив угомониться, пока нас не угомонили. Это было не комильфо. Мы лизались с Данкой в углу на диванчике, а затем меня за плечо оторвала рука Димбаса. Витяй что–то втирая, сунул мне деньги и я на автопилоте, пополз сквозь толпу. Я был настолько «в мясо», что даже не помню, как оказался на сцене, но отчётливо вспоминаю, что меня пёрло выебнуться. Пьяному человеку море по колено, распирает от осознания собственного всемогущества, гениальности, блядь. Наутро, обычно становится стыдно. Но этот потрясающий кайфовый момент вседозволенности искупает всё. Я не выбирал песню, просто ткнул случайно, активно привлекая к себе внимания толпы, словами – Что, ща бля, буду петь. Песня посвящается моей девушке. И хуй - та с ним, что у меня нет девушки. Петь, я тоже не умею. Народ гоготнул, принимая несостоявшегося Карузо, а дальше, музыка растворила и понесла меня за собой, заставляя исчезнуть в словах. Оживить их, наполняя движением и собственным особым смыслом. Для того чтобы говорить, человеку не требуются язык. Слова – абстрактные вербальные символы значения, знаковые функции, в которые каждый вкладывает свой внутренний опыт. Но существует один единственный, универсальный, понятный всем образ: эмоций, чувств. Когда говорить можно танцем, глазами, пальцами, - мельчайшими жестами, из которых складывается нить диалога с публикой, можно говорить интонацией. Моя бухая интонация не умела петь, но когда я заговорил, в зале наступила тишина. Слева, справа смотри, не поймешь, что внутри Вот таки чудеса, сам ни свой, свой ни сам. Песня была про меня, а может, в моём пьяном состоянии, она удивительно подходила мне. Несмотря на то, что я хреново видел, бегущую на огромном экране строку, я не лажал слова, умудряясь попадать в такт. Приглядишься ли, близко издали Всё как будто не то, и лицо и душа... Видно, впрямь у него. Тут вы были правы, Или мыслей нет, или нет головы. И вздёрнув микрофон, я подпрыгнул, притягивая толпу на себя, притоптывая ногами и самозабвенно выкрикивая, приглашая публику присоединиться ко мне. А он шёл себе по свету насвистывал. Из коры себе подругу выстругал. Народ подорвался на площадку следом за мной, вскидывая руки, подпевая, заражаясь прущей из меня бешеной энергетикой. Лесами тёмными, морями быстрыми А он шёл себе по свету насвистывал, хе - хей Люди выходили из–за столиков, приходили из соседних залов, останавливались послушать, поднимались с мест, притягивались, начиная хлопать, реветь, и мне казалось, что я светящийся корабль с белыми парусами, плывущий над человеческим морем голов, и все они рыбы моего моря, пели сейчас вместе со мной. Он не понят – да. Искрой тронут - да. Вот такая судьба, вытирай пот со лба. Видно, впрямь у него. Тут вы были правы, Или мыслей нет, или нет головы. Я крутанулся на месте, похожий на самозабвенную обезьяну, которая знает, что она сошла с ума, но посмотрите люди на неё. Услышьте. Это же прикольно, ведь этот зов проникает в душу. Думу думай, кричи, и во все двери стучи, И во все двери стучи да рукава засучи. А проснуться бы. Только это не сон, Мы столбом стоим. А он, а он, а он... И я стучал в каждую дверь, твердил прохожим о том, что видел ангелов, хотел их увидеть однажды, но так и не смог. Ведь бога не существует. Так во что же я верю? Может быть только в то, что однажды, сошёл с ума. Всем прохожим твердил, что по небу ходил, Что по небу ходил да ангелов видел. Видно, впрямь у него, тут вы были правыЗдесь я впал в неистовство, заставляя каждого повторять это за мной. Или мыслей нет или нет головы. Услышать себя, откликнуться и взлететь, идя по свету и повторяя единственный мотив А он шёл себе по свету насвистывал. Я «летел», раскинув руки, навстречу своей бессмысленной свободе, ибо никогда никем не буду понят и принят. Именно так ощущает себя множество подростков. Но в эту секунду я был свободен и дарил свою свободу каждому находящемуся в зале. И закончив петь, выдохнувшись, потому что вложил в эти строчки всего себя, уронил микрофон. Кажется, я даже пытался поклониться и сделать книксен, чтобы продолжать ещё «чего - нить», но запнулся о шнур, и рухнул со сцены вниз, мордой вперёд. Обычно именно в таком состоянии люди падают лицом в салат. Думаю, я бы здорово разбился, но вряд ли бы ощутил. По - пьяни боль вообще не воспринимается... Но я не упал. Меня как–то очень органично споймал Вольх.