Отпусти - это всего лишь слово

Я что–то буркнул невразумительное, он ответил с юмором, а на душе стало легче. Не легче, но разом, словно кирпич свалился. Резко накатило облегчение: острое, звенящее хрустальным холодом, бодрячком, кусающим щёки морозом. Когда лёгкие раздирает собственное обжигающее дыхание, хочется забраться носом в шарф и дышать через раз сохраняя тепло, а изнутри прёт непонятная волна освободившейся энергии. Особенная радость зимы, звон ночного неба, искристый снег, кружащийся в воздухе, танец снежинок переливающихся в свете фонарей и упоительная тишина вокруг. Удивительное, чёткое понимание. Город живёт и кипит своей бурной жизнью, а внутри наступает тишина и покой и непонятно от чего распирающее веселье, вызывающее желание сорваться с места и побежать без остановки вперёд. Особый зимний адреналин, рождающийся в душе. Непередаваемое состояние радости ребёнка, впервые вылетевшего во двор на Покров, чтобы окунуться с размаха в тонкую ослепительно белую кашицу и радостно барахтаться, собирая осеннюю грязь на куртку и штаны и плакать от обиды, получив пиздюлей от родаков. Они знают, что это обманка природы, но ты не знаешь. Впервые, ты видишь снег. Ослепительно сияющий, волшебный снег и хочешь прикоснуться к нему. Чуду. Я стоял, зажмурившись, несколько секунд, пытаясь перебороть накатившее головокружение, нереальное ощущение, словно я поплыл, или плыву, но не могу справиться с этим... Непонятным, разрывающим изнутри, почти щекочущим... А Вольх распахнув глаза, заворожено смотрел на меня, я ощущал его взгляд, и дыхание, тяжёлое, срывающееся. Снежинки кружились в воздухе, падали оседая. «Я не считаю, что надо заминать…" А затем начался снегопад. "Я не считаю, что надо заминать…" - Давай побежим? – предложил я, открывая глаза, желая опередить снегопад. – Согреемся. «Я не считаю, что надо заминать… Ладно Ник. Замяли. Прости долбаёба». - Ник? - Бежиииииим!!!! – заорал я, хватая его за руку и увлекая за собой, чтобы в следующую секунду разжать пальцы, не позволяя касанию превратиться в ожог. И кинулся вперёд, работая ногами изо всех сил. Давай приколемся: пройдём по бордюру крыши, Будем говорить друг другу голосом потише, Давай приколемся: как будто светофора нет, Пойдём вперёд под колёса на красный свет. Вольх бегал быстрее, мы это не раз проверяли, устраивая совместные «наперегонки», но сегодня я начал раньше, а значит, всегда существовал шанс: успеть добраться до подъезда первым. Ровно за один шаг до него. Опередить на пол движения, прежде чем его рука успеет сомкнуться на куртке, и победный, насмешливый голос сообщит: что «кому–то, ещё рано состязаться со стариной Вольхом». Мы ничего не замяли. А вечером в кино на самый дерьмовый фильм... Да к чёрту оно всё пошло! К чёрту этот мир! Стремительный, сумасшедший бег на пределе сил, срывающееся дыхание. Вольх умел ускоряться, умел работать на полную, но он никогда не умел бегать на износ, когда сил больше не остаётся, когда лёгкие горят и пора остановиться, но ты продолжаешь бежать, потому что цель ещё не достигнута. И ты будешь бежать ровно столько, сколько понадобится, для того, чтобы добраться до неё. Никаких компромиссов не существует. Один единственный предел на грани собственных возможностей. Три километра до дома без единой промежуточной остановки, шутливого «хватит», «загонял». И я знал, что он не остановится и будет бежать за мной, потому что я задаю темп, и не попытается догнать, схватить за капюшон, ибо знает, я не остановлюсь. Заставлю нас бежать, до тех пор, пока моя рука не коснётся подъезда, а если он скажет: «Хрен с тобой. Я пас» - значит, я продолжу бежать дальше один. Потому что это мой бег, моя дорога, мой собственный путь, неукротимое желание внутри, осуществить намерение, во что бы то ни стало. Долететь до звезды. Нет мелочей. Мелочей не бывает, никогда. Чтобы ты не делал, делай так, словно живёшь последний день на земле, и только тогда можно оглянувшись назад, сказать, что... Это было не зря. Давай крикнем в окно то, что мы думаем об этих людях, Давай рядом проснёмся, а вставать не будем, Как будто мы умерли вдвоём, в один день, Напишем на стене кровью какую-нибудь хрень, Вся суматоха мне похуй. С ТОБОЙ МНЕ ХОРОШО БЕЗ ТЕБЯ ПЛОХО! Чувства, которые невозможно замять… Зачем бегать? Может быть, потому что когда ты бежишь, становится легче справиться с ними… Обуздать и взять под контроль? Дорогу, мост, проносящиеся мимо деревья и фонари, расступающиеся и взрывающиеся снегом кусты и сугробы… Мы живём, как крысы лабораторные, Подчиняясь чьим-то устоям, законам. Давай приколемся, мне этого не хватало - Серость дней достала, забав мало. Давай приколемся! Срывающийся синими звёздами вопль, полный скулящего, сумасшедшего азарта, двух воющих от восторга волков, готовых крейзануться от собственного долбоебизма, но понимающих это их время Здесь и Сейчас… - Псииииих. Вольх нагоняет и несётся рядом… – Ты крейзи, Ник… Головка бо – бо? Я ускоряюсь и почти врезаюсь в подъезд кулаком, ровно на пол секунды раньше, чем это успевает сделать он. Засчитано. Засалено. На одну больную голову обязательно найдётся аналогичная здоровая? И мы стоим, тяжело дышим, и смотрим друг на друга, не в силах наглотаться воздуха, почти сползая, и одновременно пытаясь заползти внутрь, а потом начинаем одновременно ржать глядя друг на друга, желая рухнуть в снег раскинув руки. Давай приколемся: найдём иголку в стоге сена, В тёплой ванне перережем свои вены, Посвятим друг другу повести... Давай приколемся! Давай приколемся! Я хватаю снежок и залепляю ему в морду, получаю в ответ и мы с воплями носимся вокруг скамейки, обкидываясь, улюлюкая вопя. Зимнее сумасшествие, чистейший выход адреналина. Помогающее отпустить напряжение изнутри. Дать выход. Вольх делает резкий прыжок наверх, за секунду перепрыгивая хлипкую деревянную преграду убежища, которой я прикрывался, чтобы безнаказанно обкидывать его комками, но не успевает схватить. Я оттолкнувшись от лавочки, с хохотом залетаю в подъезд и держу дверь изнутри, что бы в следующую секунду, открыть и сдаться позволяя натолкать себе снега за шиворот, с умоляющими о пощаде матюгами. - АААААА - Ник, я тебя… ббб боюсь… бля… - Пальцы Вольха разжались. Он смотрит улыбаясь, небрежно отшвыривая снег на ступеньки, отряхивает пальцы. Мы замяли, решили считать случившееся приколом. Я так решил считать. А мнение Вольха по этому поводу меня… Не интересовало? Мне было проще так думать…Делать вид? - Да чего нас покойников бояться. – Я дурачась скосил глаза к носу, пародируя анекдот и оказался прижат к исписанной стене. Там, где лестница только начинает свой первый пролёт. Самое неудачное местно для поцелуев. Острый запах мочи, дерева и вечно забитого мусоропровода, сейчас сглаженного холодом и зимой. - Воль, ты… Чего? Мне снова сделалось неуютно. Он смотрел на меня, я на него. Я не понимал? Нет, я всё понимал. В темноте подъезда, в свете тускло горевшей лампы, нереально отсвечивали чужие глаза. - Какого хуя, Ник? – спросил Вольх тихо. – Что это вообще было сейчас? За дебила меня держишь? Ты же не можешь настолько не понимать. - Могу! – взорвался я и резко оттолкнул его руки. – Я ТАКОГО не понимаю, Вольх. Мой ответ «Нет». Что в слове НЕТ, для тебя остаётся неясным? Он отшатнулся назад, не ожидая подобной вспышки. Я и сам не ожидал, но вместо того, чтобы извиняться, защищаться или что–то втолковывать, оправдываясь, неожиданно схватил его за плечо и притянул к себе, ведомый странной, белой волной. Мне кажется в этом состоянии я мог бы запросто сломать ему кость или ударить… По-настоящему. Без жалости. Но сейчас просто смотрел, гипнотизируя взглядом в зрачки, медленно отчеканивая каждое слово, почти по буквам… Я не говорил их, почти прошипел, так как может шипеть разъярённая змея гадюка за секунду перед тем как совершить смертельно опасный ядовитый бросок. - Я сожалею Воль. Но я НИЧЕМ не могу тебе помочь. Не можешь это принять… Не приходи. Всё! Я и сам не понял, от чего устал вдруг и сник разом, словно оказался не в силах донести до него какую – то самому непонятную истину, о которой очевидно однажды буду сожалеть. О том, что у меня не хватило сил и понимания, найти для него эту истину. Смотри, объясняю на пальцах… Средний видишь? Вооот. - Ниииик! – заорал он, когда оттолкнув его, я просто ломанулся наверх, движимый паскудным, блядским инстинктом убежать… От всего. От слов, от объяснений, от мучительных разговоров которые я ненавидел и не умел говорить. Мне было больно потерять Вольха. В ту секунду я это отчётливо понимал, что мне будет больно, если он больше не придёт. Я привязался к нему, он стал мне дорог, и это просто так не перечеркнуть, типо «твоя лопатка, моя песочница». Не выкидывают людей из жизни за один день, только уроды так поступают... Но наверное, гораздо больнее для нас обоих окажется, если он решит остаться. И ничего не изменится. Я не смогу это изменить, но что–то внутри меня безвозвратно потеряется. Давай приколемся: в рулетку русскую сыграем, Но так чтоб не один, а шесть патронов в барабане. Давай приколемся, на осечку понадеемся, Вдруг повезёт и мы с тобою всё же не застрелимся. Однажды я пойму, что истины не существует… В тот день, когда я смогу это понять, я расскажу об этом Вольху. Что нет чёрного или белого, нет правильного или неправильного. Существует только то, что делает нас людьми, то, что мы понимаем под этим словом. Те понимания, которые вкладываем в слова, для того, чтобы однажды осознать, что всё это время и прекрасное и безобразное существовало лишь внутри нас самих, но никогда на самом деле, оно не являлось таковым… всего лишь отражение нашего собственного личного мира стратегий и тактик. Мира, в котором, пытаясь обрести истину, мы постоянно лжём сами себе. Давай представим, что у нас есть крылья И что мы сможем полететь если поверим сильно, А взлётной полосой пусть станет крыша небоскрёба, И пусть о нас напишут в статье про пару долбоёбов, Взявшихся за руки, чтобы вместе разбиться, С ума сошедших и себя вообразивших птицами. Вольх не кинулся за мной. Не хватало только устраивать догонялки по лестнице. Верх идиотизма. На тот момент мне казалось, что из нас двоих, Вольх единственный у кого присутствует рациональная голова на плечах. Долбоебизмом он не страдал, разве что увлекался от случая к случаю. Я слышал как хлопнула дверь подъезда внизу… Резко. С силой. Почти слетая с петель. Я не стоял у окна, и не смотрел, как он уходит, даже не пытался думать об этом, скидывая ботинки и проходя в собственную напомнившую о себе во всей красе, жизнь. В этой моей жизни, квартирной плоскостной коробке белого, пьяного безразличия бытия не было места Вольху. Там вообще не было места…Ни для чего. Но мне… Мне было больно его потерять. И зажмурившись, крепко – крепко, смахнув кулаком единственную, офигевшую с самой себя слезу, я не думал об этом. Просто не думал. Наши с тобой портреты будут во всех газетах, Мы станем знаменитыми! Жаль, что посмертно... Журналисты решат, что мы с тобой адепты Какой-нибудь нелепой секты, похую на это! Просто давай приколемся! Весь мир один большой прикол, Где дураки смеются над делами дураков! ДАВАЙ ПРИКОЛЕМСЯ!