Отпусти - это всего лишь слово

В нашем классе учился мальчишка, Дёма Кирсан. Нормальный парнишка, немного зажатый временами, но вполне обычный. Мне по моей наивной дури, он даже казался опытным и взрослым, потому что в то время как меня интересовал футбол, компьютерные игры и ножички, он активно клеился к девчонкам и эти недвусмысленные намёки, которые он раздавал направо и налево, давали понять, что он уже очень взрослый, и возможно знает, о чём говорит. У меня только начался период мокрых снов, у Дёмы походу дела шли полным ходом. А потом, он пришёл в школу жалкий, дрожащий растерянный. В общем, не помню что было. Он как обычно начал выёбываться строя из себя крутого перца, и пытаясь придвинуть ласты к Юльке Сименович, но тут встал Саня. Саня Малин - общепризнанный лидер и звезда нашего класса, подошёл к Дёме, положил руку ему на плечо и что-то тихо сказал на ухо. Дёма моментально спёкся, покраснел, щёки его заполыхали румянцем, а потом в голубых глазах, с длинными как у девки ресницами, появились слёзы. Он задохнулся, пытаясь что-то сказать, но не смог, оттолкнул Саню и вылетел из класса как ошпаренный. Я, вечный борец за справедливость, сжал кулаки. Я не хотел драться с Саней, но никогда не допускал, чтобы в нашем классе творился беспредел. Возможно, я был вторым лидером нашего класса - негласным. Мы с Саном никогда не были друзьями. Хотя Малин пытался много раз, да что там говорить, Санька частенько подходил, завязывал разговор, высказывая королевское расположение. Но меня воротило с души от его жёстких методов, и я вежливо, но непреклонно пресекал эти попытки на корню. Не то чтобы отказывал в лицо, но понятно было, что не стремлюсь ни к общению, ни к дружбе. Сан тоже не навязывался. Хотя, почему-то все в классе считали, что мы и общаемся и дружим, просто как бы по умолчанию. Но несмотря на то, что мы с Саней не были друзьями, бесспорным было, что мы уважали друг друга. Уважуха началась после драки, с Зиданом. Известный волчара нашей школы. Драка случилась в третьем классе, когда он чморил кого-то из новичков (они уже тогда метили свою территорию), а я подошёл и молча врезал ему по морде. Мы сцепились насмерть, подрались так, что парты и стулья летели по сторонам, в какой-то момент, Зидан оказался сверху, ебаша меня затылком об пол, а я душил его, и знал, что не разожму руки. Я был слабее Зидана, но слабым быть себе не позволял. Саня сидел на парте и разговаривал с девочкой, которая ему очень нравилась. Девочки вокруг Сани увивались с первого класса. В первом классе, он вообще напоминал такую миниатюрную куколку с картинки, мальчика - зайчика. Теперь этого мальчика зайчика боялись. А тогда Саня подошёл к Зидану со спины, и жёстко врезал ему портфелем по голове. Реально вырубил. Я не помню, что именно было. Кажется, тогда Саня предложил мне дружить. Не знаю, с чего бы мне отказывать ему тогда? Не помню. Помню только, что Зидан очень удивился, и даже не разозлился на меня, так и не поняв из-за чего собственно я взбесился. Впрочем, дети обладают свойством ссориться и мириться в один день. ...Зидан, Саня и Лён, впоследствии, составили когорту избранных. Были ещё Мурзик и Родригес - но эта парочка скорее шестачила королям. А вечное трио правило бал. Не только в классе, но и среди одногодок, похоже. Причём если Зидан и Лён шли по нехорошей дорожке, начиная от сбыта наркоты и заканчивая мелким воровством, то Саня выглядел львом среди гиен. Интеллигентный, разумный, собранный - общепризнанный король. Ему это звание очень подходило. Как никому другому. - Развлекаешься? - спросил я, подходя к Сане, прищурился, не зная, как начать, но готовый врезать без перехода. - И давно ты... - Никит. Саня позвал меня по имени, громко, с нажимом. - Поговорим? - Утянул за руку, прежде, чем я приготовился к ответу. Просто миролюбиво взял за плечо, вытащил из класса в укромный уголок у окна. - Слушай, Ник, не хочу ссориться с тобой из-за этого пидора. Саня начал объяснять, а я стоял и слушал с широко раскрывшимися глазами, про то, что Дёма предложил ему отсосать и что Сане смотреть противно как этот хуесос выёбывается. - Не надо, - сказал я, обрывая предложение Сани развлечься, и отхерачить пидора. Хотя понимал в эту минуту, что Саня говорит не для меня, для себя, что он держит марку, потому что так надо по понятиям, но в душе он был другим. Я это знал, он это знал. Может быть поэтому между мной и Саней существовала эта странная недоделанная дружба и негласное признание. Притяжение. Мы были похожи, странной неуловимой общностью. Просто я был собой, а Саня… Саня не мог себе этого позволить. - Тронете его и я... Я даже не помню, что говорил. В моей душе "отъебашить пидора", было неправильным. Не потому что мне было хоть какое-то дело до Дёмы и его судьбы, а потому что это было неправильно - травить человека, когда ему и так плохо. - Партизан. - Вздохнул Саня. Эта кличка пристала ко мне с лёгкой руки Лёна. Однажды, попав в заварушку, я оказался жестоко избит. У нас был дружный класс, и окружив меня парни долго выпытывали признание: кто это сделал? Я молчал. Меня побили старшеклассники, и мне не то, чтобы было стрёмно признаться, просто я не хотел их в это втягивать. Но знал, скажу - и наш класс пойдёт биться. Вот такие мы были ебанутые на всю голову. Ходили на разборки кругом. Всем классом. Приходили даже девочки. С нами боялись связываться, считая класс отмороженным. Мы были удивительно сплочёнными между собой. И это чувство сохранилось на долгие годы. Когда я поступил в училище, Зидан долго не мог мне простить, что я их бросил. Но это всё будет впереди, а тогда у меня была кличка Партизан и тайная гордость за то, что я разобрался с проблемой сам, хоть и ходил в синяках по самую жопу. Возможно именно после этого случая, когда я не сказал, Саня стал относиться ко мне по-особенному. Это просто ощущалось между нами. Завуалированная симпатия друг к другу, хоть, разумеется, мы бы никогда в ней не признались. Но я знал, пожелай Саня по-настоящему, вспыхни между нами война, он бы сломал меня, не марая пальцев. А так, я находился с Саней в некотором отношении уважительной негласной оппозиции. И Саня всегда слушал меня, и прислушивался, даже тогда, когда я считался не прав. Он поступал по-своему, но прежде, чем принять решение, не забывал поинтересоваться и моим мнением, как бы между делом. Признаться честно, в глубине души я этим гордился. В этот раз я не дал Сане тронуть Дёма. Впоследствии, даже сожалел об этом. Дём выёбывался, явно не понимая, почему его не тронули. Я смотрел на Саню, а Саня с демонстративно - равнодушным видом смотрел в окно. И когда мы встречались глазами, я читал насмешку. «Ну», - говорил мне его взгляд – «Чего ты добился?» «Есть люди, которые не стоят твоего внимания». - Саня скажет это лишь один раз. На перемене, в кабинете английского к Сашке пришла девушка, и демонстративно сев на парту закинула ногу на ногу, задирая короткую юбку. У меня отвисла челюсть. Речь шла о приглашении на тусовку, и конкретная барышня, конкретно для Сани обещала сделать всё. Неудивительно. За Малиным теперь девчонки не просто бегали. В очередь выстраивались и дрались самым натуральным образом. Ещё одна из причин, по которой я не дружил с Саней... Я реально, блин, ему завидовал. Не по злому. Зависть в прямом понимании, вообще чуждое мне чувство. Просто ощущал собственную ущербность что – ли. Ну и гордость играла. Типо, я сам по себе. Мы сидели вчетвером: Зидан, Лён, Саня и я. Одноклассники могут не быть друзьями, но это не освобождает их от общения, а учитывая, что на английском, мне приходилось делить парту с Саней, деваться мне реально было некуда. Не стану лгать, конкретно во время урока, это соседство не было неприятно. Сан шпарил по-английски как заправский инглишмен. И ненавязчиво так выручал. Напрямую я бы не принял от него помощи. Не знаю, почему... Однажды я забыл сделать домашку по-английскому. В общем, реально горел, и застав меня судорожно выписывающим корявые предложения, Сан вытащил из портфеля тетрадь. Поблизости не было его прихлебателей. Лён болел, Зидан уехал к родственникам во Псков, а Родригес с Мурзиком задержались в столовой. Я на обед не пошёл, потому что третья пара по-английскому мне абсолютно не улыбалась. - Списывай, – твёрдо сказал Саня, садясь рядом и приземляя тетрадь на парту. – Это безнадёжно, Ник. – Сашка посмотрел почти с жалостью. – Ты же даже не понимаешь, что пишешь. Он забрал мою тетрадь, пробежал глазами, сморщился, и аккуратным изящным движением вырвал страницу. Сан вообще был аккуратный во всём. Моя грязная исчирканная тетрадь, с кучей помарок и просто с жутким почерком, ни в какое сравнение не шла с его образцовым дефиле каллиграфии. Я смотрел как Малин, берёт линейку, двумя ровными росчерками, отмеряет поля. Сан считался круглым отличником, но никогда и никому не давал списывать. Это не было жлобством, в обычном понимании, (чем–чем, а жадностью Сашка не страдал) скорее исключительно принципиальной позицией. Своеобразный закидон в плане: он мог потратить на тебя кучу времени терпеливо объясняя, всё что ты не понимаешь, но никогда не давал готовых ответов. Да на него в нашем классе молились просто, и не только в нашем классе. Однажды он застал зарёванную Юльку Сименович, схлопотавшую пару по алгебре. Мы отвалили челюсти, когда узнали, что Сан остаётся с Юлькой каждый день после уроков, сидит и занимается алгеброй, твою мать. Хотя вот тут я бы, наверное, не удивился. Сименович Саньке нравилась, и даже тот факт, что он жёстко обрубил Дёму Кирсана именно после того как он, доебался до Сименович, не казался удивительным. А сейчас Сан предлагал мне списать у него. Очевидно, его мнение о моих умственных способностях оказалось очень низким, раз даже принципы затрещали по швам. Я реально ощутил себя униженным. Даже пожелай Сан постебаться изощрённо, наверное и тогда, он не смог бы придумать ничего хуже, чем предложить мне списать. А Сан весь такой самодовольный и радостный сука, типо с хуя ли помощь оказал, бля, меценат хренов, благотворительностью решил заняться для уебана Никитоса, развернулся ко мне и положил передо мной тетрадь. Мальвина и Буратино бля. - Пиши. Число и дату. Я буду помогать. – Сан положил линейку на верхний колонитур тетради. Одной из моих проблем была невнимательность. И Сан решил её, попросту отметив линейкой то, что следовало переписать и закрывая всё несущественное. – Мы успеем. Я молча закрыл свою тетрадь, оттолкнул его руку и поднялся. Я не мог выйти, потому что Сашка сидел с краю скамейки, загораживая проход, и мне пришлось бы попросить его отодвинуться, не через него же перелезать. Сашка тоже это понимал, смотрел выжидательно, ждал наверное, когда у меня язык отвалится. Я молча сел обратно, отвернулся и принялся смотреть в окно. - Партизан? – со злостью поинтересовался Саня. Я не ответил, бросив на него косой взгляд. Сан расправил смятую выдранную страницу, пригладил её ладонями, потом жёстко хлопнул передо мной на стол, поднялся и ушёл, забрав рюкзак. Свою тетрадь он демонстративно оставил на столе. Я не стал списывать, даже закрыл, чтобы не возникло искушения подсмотреть. Это было неправильно. Всё внутри меня противилось этому. Хотя очень хотелось. Я успел переписать заново, понаделав кучу ошибок и получил три с минусом. Сам. Это была моя победа над Сашкой. Глупо, наверное. Но я реально гордился собой. Сан к этому больше не возвращался, я тоже. Но в его глазах жалости я больше никогда не наблюдал, только искреннее такое восхищение чужим ослиным долбаёбством. И вновь это негласное уважение и признание, похожее на тонкую, ощутимую нить энергетики. Сан после этого часто помогал мне с английским, но перед тем как помочь, всегда смотрел, словно спрашивая разрешения: "Помощь нужна?" Я не отвечал, но очевидно давал понять глазами "Да бля, ещё как нужна". И Сан ненавязчиво помогал, подсказывая, иногда мог просто написать нужное слово или предложение на бумаге. Иногда, когда я читал и сбивался, он начинал проговаривать словно бы про себя, и всегда приходя на английский, открывал учебник и прочитывал текст вслух, «типо готовился к уроку», но мы оба знали, что он делает это для меня, чтобы я мог понять произношение. И это была та негласная помощь, которую я мог от него принять, и был за неё благодарен. Это была помощь друга, а не демонстративное покровительственное превосходство одолжения, которым он сам того не понимая меня оскорбил. Мы никогда не говорили с ним на эти темы, не обсуждали, просто между нами существовало что–то особое на двоих - молчаливое признание авторитета друг друга. Я учился через жопу, и вполовину не был таким как Сан, но одно, понимал очень чётко. Мы с ним равны. Абсолютно, исключительно равны. Ни Зидан, ни Лён, ни Мурзик с Родригесом считающиеся лучшими Саниными друзьями, не имели того, что имел я. Я смотрел Сашке в глаза, не пригнув голову, не льстиво заискивая и улыбаясь, а именно в глаза, как и всем остальным людям, даже несмотря на то, что в общении с Малиным мне приходилось задирать подбородок. И встречая мой взгляд, Сашка неуловимо кивал. Признавая. Уважая. Зная. Существует то, что мы с ним очень оба ценим по-своему, даже если никогда не озвучим вслух. Поэтому нам никогда не стать друзьями. Я просто не дам этому произойти. Я не хотел становиться для него таким же как Зидан или Лён. Утратить это особое светлое выражение, которое появлялось в его глазах, в моменты нашего обоюдного пересечения. Когда мы сидели на уроках английского и Сан вопросительно приподнимал бровь: "Помочь?" Потому что я был единственным, кто мог ему ответить: "А не пойти бы тебе нахуй, Саня". И я неуловимо кивал "Помочь, Сан, ещё как помочь". Самое парадоксальное заключалось в том, что мы, практически не разговаривали. Не считая редких уроков английского, в общем-то и не общались. Да и о чём нам было общаться? Я не переваривал его кодлу. Ладил с ними, по возможности мирно сосуществуя, и возможно с их стороны, считался другом и своим в доску парнем. Но большинство поступков Зидана, Лёна и Мурзика с Родригесом оказывались для меня неприемлемы. И когда они окружали Саню (а они тусили вместе постоянно), Сан словно одевал маску, становясь развязанным, позволяя себе пахабные шуточки. Мне это было противно. Я знал, что Сан носит маску. И Саня знал, что я знаю какой он, на самом деле. Это тоже было нашим с ним признанием. Как и то, что при мне Саня старался сдерживаться, одевая полумаску, позволяя мне видеть краешек хорошей своей стороны, потому что существовала и другая сторона. И эта сторона казалась мне глубоко неприятной. И вот в очередное наше заседание на перемене английского, в класс ввалилось "явление Христа народу" из соседнего А. Симпатичная девчонка уселась на парту прямо напротив Сани, расположив ногу на ногу, практически упираясь коленями ему в лицо, и задрала юбку. Не то чтобы совсем уж на весь сервиз, но стало понятно, что на девушке чулки. И мы, офонарев от такого поведения и заявленьица, плавно выпали в осадок, не говоря о дружной тесноте в штанах. - Всех приглашают? - ляпнул я жизнерадостно, пытаясь отвлечь внимание девушки от Сани, потому что по моему мнению некрасиво было, когда девушка приходит к тебе, садится на парту, выставляя колени перед лицом, предлагая себя, а Саня... Саня отвернулся к окну и начал ржать в кулак, старательно маскируясь. Но и ежу понятно было, что ржёт, скотина. Девчонка плавно развернулась, и меня окинули взглядом голубых заинтересованных глаз, пройдясь сверху донизу, особенно снизу. - Пожалуй, для тебя у нас найдётся местечко. Я могу всё лично - она выделила это слово - тебе показать. Я покраснел и кажется, реально возбудился от перспектив. Потому что, ну бля, это был даже не намёк, а открытый текст. Но Зидан придушил меня за шею, отдирая назад и стаскивая с парты. - Никитос, ещё маленький, Ларочка, - сказал он многозначительно, вопросительно посмотрев на Саню. Саня повернулся и в его глазах... Это была Брезгливость? Ярость? Отвращение? - Пошла прочь, шлюха! - тихо сказал он. Я окаменел и даже перестал вырываться от Зидана. Но кажется это послужило негласным сигналом. Девушка, безопасно пришедшая в наш класс, находилась с Саней в каких-то отношениях, и явно со всей компанией, вот только я не понимал, что именно там было. Но... - Не слышала, что тебе сказали? - губы Зидана растянулись в очень нехорошей усмешке. - Шлюха! - выделил он. Лён сложил ладони и начал тихо скандировать, стуча по парте ритм: - Шлюха - Шлюха - Шлюха Меня поразило поведение девушки. Она очень спокойно слезла с парты, и в её глазах читалось превосходство над нами дебилами. - Не хочешь, как хочешь, - спокойно ответила она и отвернулась, покидая класс. - Приглашение остаётся в силе. А для тебя в особенности, лапусик. Девушка наклонилась ко мне, выдыхая почти в губы, и провела маникюром по моментально покрасневшей щеке. У меня разве что в штаны не потекло. В руках Сани с отчётливым хрустом сломался карандаш. - Фуууу!- завыл Лён, но мне кажется, он завидовал. - Заткнись! - Я размахнувшись двинул ему в челюсть, но не смог попасть, потому что сзади меня придержал Зидан. – Вы уроды, бля! Нельзя так с девочками... И тогда Саня повернувшись сказал эти слова. - Есть люди, которые не стоят внимания, Никитос. Мне кажется, наш Саня был каким-то «не от мира сего». Очень умным, просветлённым что - ли. Но мне ли судить о чужих тараканах? Я сам по жизни считался ударенным во всю голову. Так вот, о чём я. В нашем классе, Дёму Кирсана не тронули. Сан приказал не пачкаться об него. Но это отношение: насмешки, тайные и явные, пренебрежительное неуважение, вечное обращение к Дёме как к недочеловеку, какой-то гнили или швали. Оно запомнилось мне на всю жизнь. Оно было негласным, но очень ядовитым, тлетворным. Ощущение, что Дёма был грязным, несмотря на то, что мылся он, наверное, по два раза в день, в то время как мы, красавцы, дай бог, знакомились с ванной раз в неделю. Настоящий мужчина не должен мыться и смывать своё счастье. В общем, когда я ощутил, где меня трогает Вольх, мне стало противно. И возбуждение как рукой сняло. Я ёбнул ему коленом, вывернулся и... Я обозвал его пидором.