Ороборо: Изгоняющий кошмары

Часть 1

Утром Кёнсу явился в агентство на собеседование, чтобы получить место менеджера-компаньона. Разумеется, соискателей хватало и помимо него, поэтому их всех пригласили в просторное помещение, рассадили и вручили анкеты для заполнения. Кёнсу бегло просмотрел список вопросов. Как он и предполагал, вопросы подогнали под определённый стандарт. И Кёнсу обучали тому, как надо правильно на них отвечать, чтобы пройти первый этап отбора. Второй этап сводился к частным беседам с тренерами. Это Кёнсу тоже проходил. Во время беседы он внимательно смотрел на тренера, слушал и отвечал спокойно, ровно, без спешки и лишней суетливости, в нужных местах легко и ненавязчиво улыбался, производя приятное впечатление. Третий этап требовался, дабы выяснить практические навыки соискателей. Кёнсу умело оказывал первую помощь, неплохо разбирался в физике и химии, хорошо готовил, сносно управлялся с различной техникой и не впадал в ступор при виде содержимого аптечки. Четвёртый ― и последний ― этап был самым сложным. И до него добрались лишь пятеро. Их проводили на десятый этаж, подвели к одному из классов и попросили подождать в коридоре. Кёнсу ближе всех стоял к чуть приоткрытой двери и невольно прислушивался. ― ...нет никакой необходимости... ― звучал низкий голос, богатый обертонами. ― Это указано в контракте. Так или иначе, но тебе придётся принять это. ― Я не нуждаюсь в услугах подобного... ― Это решать агентству. Ты не имеешь права аннулировать этот обязательный пункт в условиях. ― Толку с него... Мало было прошлого опыта? ― Давай попробуем. Ты же ничего не теряешь. Пригласите там... Кёнсу отошёл подальше от двери и сделал вид, что озирается в поисках кофейного автомата. Обнаружил подходящий в конце коридора и рванул туда. Пока он покупал себе кофе, в класс пригласили одного из кандидатов. Вышел он довольно быстро и понуро удалился. Видимо, ему отказали. Кёнсу присел на скамью у стены и принялся неторопливо потягивать напиток из картонного стакана. Его пригласили в класс спустя полчаса. Последним. Ушли все, кроме скромного парня в строгом костюме. Кёнсу полагалось показать себя не просто хорошо, а идеально. Иначе он не получит это место, а должен. Конечно, в случае провала в конторе что-то придумают, но это было бы нежелательным. Чем больше Кёнсу сделает сам, тем выше его оценка и тарифы. Выгодно. Кёнсу отправил пустой стакан в урну, чуть ослабил узел галстука и распахнул дверь. Помещение за дверью казалось сотканным из света за счёт зеркал и огромных окон: зеркальные стены, потолок, чистые стёкла... В центре тихо переговаривались менеджеры и тренер, а в стороне, у одной из зеркальных стен, стоял человек с уже знакомым Кёнсу лицом. Хотя он казался другим. На снимках Кёнсу видел огненного парня, сдерживавшего внутреннее пламя ценой немалых усилий. Сейчас он видел ледяного типа с застывшим лицом и холодными глазами. У ног этого «замороженного» парня сидел крупный белый пёс, спокойный и даже ленивый. Пышный хвост «бубликом» оставался неподвижным. И пёс словно бы неохотно следил за Кёнсу краем глаза. Проблема. Скрыть настроения и чувства от животных практически невозможно. И о собаке ничего не говорилось в дополнительных данных. Форс-мажоры случались, но Кёнсу не приходил от этого в восторг. ― Как вас зовут? ― обратился к Кёнсу один из менеджеров, хотя прекрасно видел имя в анкете. ― Ким Кёнсу. ― Фамилию Кёнсу менял так же часто, как получал задания. ― Господин Ким, позвольте представить вам Ким Чонина, ― менеджер указал в сторону «замороженного» типа с собакой у ног, ― именно с ним вам предстоит работать, если вы нам подойдёте. Ким Чонин никак не отреагировал на реплику менеджера. Его глаза были устремлены в центр класса, но смотрели в никуда. Кёнсу знал, почему. Потому что Ким Чонин уже почти год ничего не видел после громкого скандала. Его пытались убить, но ему повезло остаться в живых. Правда, повезло не на все сто ― он лишился зрения. Очевидно, предшественник Кёнсу допустил ошибку. Даже жаль, что контора не предоставляла информацию о проваленных заказах. Кёнсу стало любопытно, какую рану получил Чонин и как, и почему она сказалась на зрении. ― ...как вы понимаете, ― продолжал тем временем менеджер, ― Чонин не может вне выступлений заботиться о себе всегда и во всём... При этих словах Ким Чонин плотнее сжал губы. Он явно считал иначе. И Кёнсу добавил пару пунктов в шкалу сложности задания. Ким Чонин не хотел, чтобы с ним кто-то работал, стало быть, наладить с ним отношения будет труднее, чем представлялось. Он выглядел как человек, который не желает признавать себя слабым и нуждающимся в чужой помощи. Кёнсу учитывал, что Ким Чонин выступал на сцене и любил танцевать. Любой талантливый танцор всегда гордится своим умением контролировать собственное тело и видит смысл жизни в движении. И слепота ограничивала Чонина, прежде всего, в движении. Кёнсу удивился, когда прочёл, что Чонин продолжал выступать даже сейчас. Он плохо понимал, как Чонину это удавалось. Толку со всех этих зеркал вокруг, если Чонин ни черта в них не видел. Он даже собственные руки не видел ― одну лишь тьму перед глазами. Как же он... ― Вы всего лишь должны всегда сопровождать Чонина и помогать ему. Особенно внимательным вам придётся быть во время поездок и... Кёнсу не слушал менеджера, потому что предпочитал наблюдать за Чонином и изучать. Будущие обязанности он уже неплохо себе представлял. Что тут сложного? Просто ходить хвостом за слепым и беспомощным парнем двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и быть «глазами». И за это ещё обещали хорошо платить. Только собака не очень-то вписывалась в рамки этой картины. Особенно если это хорошо обученная собака-поводырь, преданная хозяину. Да и собаки-поводыри намного умнее и сообразительнее прочих собак. Кёнсу смущали порода собаки и отсутствие информации о ней. Не то чтобы он разбирался в этом вопросе, но знал, что далеко не всех собак без разбора готовят в поводыри. Есть определённый список пород, что не исключало иные варианты, но всё же. А вот тот конкретный белый пёс у ног Чонина явно не входил в список нужных пород. Лайка какая-то, наверное, если судить по ушам и морде. Взрослый пёс вполне, большой, белый и пушистый. И пёс не казался приспособленным для жизни в большом городе. Охотничий, сильный... Кёнсу оценил толстые и мощные лапы. Пёс повернул голову, уставился на него, потом раскрыл пасть и вывалил розовый язык. Ещё бы, Кёнсу тоже стало бы жарко в такой пушистой шубе. Но пёс по-прежнему не стучал приветливо хвостом по полу ― сидел и просто смотрел на Кёнсу умными глазами и показывал зубы. Внушительные такие зубы ― ими человеку горло разорвать можно за секунду. Отсутствие информации о собаке давало надежду, пусть и слабую. Если о собаке не написали, значит, собака появилась недавно. Возможно, она ещё не привязалась к Чонину и выполняла свои обязанности так себе. Глупо, конечно, так думать, потому что никто не позволил бы взять Чонину плохо подготовленную собаку. Ну или... Кёнсу вновь взглянул на Чонина и слегка закусил губу. Ладно, Чонин мог послать всех далеко и надолго и сделать то, что ему хотелось. Особенно в ситуации, в которой, на взгляд Чонина, была ущемлена его гордость. Кёнсу даже не сомневался, что если бы назвал Чонина вслух «беспомощным калекой», получил бы кулаком в нос или глаз тут же и без проволочек. ― Пожалуйста, вы можете побеседовать с Чонином, ― внезапно заявил менеджер и жестом предложил Кёнсу подойти к зеркальной стене. Пёс раскрыл пасть шире, словно в пародии на издевательскую улыбку. Чёрт... Кёнсу сжал кулаки и без особого удовольствия отметил, что его ладони влажные от пота. Он волновался больше, чем стоило бы. Плохо. Сделав резкий выдох, Кёнсу уверенно двинулся к Чонину и собаке, остановился в полутора шагах и вежливо поклонился. ― Добрый день, меня зовут Ким Кёнсу. Я хотел бы работать с вами. Как мне лучше вас называть? И... ваш пушистый друг... как его зовут? Кёнсу медленно выпрямился и посмотрел Чонину в лицо. Всё та же холодная неподвижность и взгляд без фокуса, плотно сжатые губы, руки в карманах свободных брюк. И между ними «железным занавесом» опустилась неловкая пауза. Кёнсу показалось, что целая вечность прошла до того мига, когда его собеседник соизволил открыть рот и ответить: ― Чонин. И Чип. Услышав свою кличку из уст Чонина, пёс насторожился и махнул хвостом. Хотя уши торчком мог бы и не ставить ― голос Чонина трудно было бы спутать с иными. Глубокий, низкий, очень красивый и приятный голос. Тот самый голос, богатый обертонами, который Кёнсу услышал, когда ошивался под дверью в коридоре. И вблизи он звучал... Обертоны придавали этому голосу бархатную мягкость и едва уловимую нежность. «Речами слух он услаждает, словно мёдом уста...» Теперь Кёнсу понимал, что эта фраза из старых сказок означала. Чонин толком ничего не сказал, а Кёнсу всё равно готов был слушать его часами. Хуже того, он усиленно думал над тем, как ему разговорить этого «замороженного» парня. Не для того, чтобы получить место компаньона, а для того, чтобы просто послушать. Потому что он всегда любил звуки ― слушать. ― Кажется, Чип вас любит, ― тихо отметил Кёнсу, не придумав ничего лучшего. Чонин явно не собирался помогать ему себя разговорить, вот Кёнсу и брякнул глупость от отчаяния. Глупость возымела не те последствия, на которые рассчитывал Кёнсу: Чонин немного смутился, о чём говорил слабый румянец на скулах. Более того, он даже попытался потупить взор, что вышло... довольно странно. И пугающе. Зато Кёнсу теперь понимал, почему многие слепцы предпочитают носить тёмные очки. Чтобы не шокировать людей вокруг. Ведь это действительно страшно ― видеть незрячие глаза и их попытки прикинуться зрячими. В случае с Чонином ситуацию спасало то, что он потерял зрение не так давно, поэтому глаза подчинялись ему в полной мере. А ещё его глаза были такими тёмными, что различить зрачок легко не удавалось, и за счёт этого глаза казались живыми ― только казались, но всё равно хоть что-то. Кёнсу постарался незаметно вытереть вспотевшую от волнения ладонь о собственные брюки, затем медленно опустился на корточки перед псом и плавно вытянул руку, чтобы дать возможность обнюхать себя. ― Ну привет, Чип, ― пробормотал он. Пёс окинул его испытывающим взглядом, степенно наклонил лобастую голову и раздул ноздри, «пробуя» новый запах. Один скупой мах хвостом стал для Кёнсу благословением свыше ― пёс не возражал, чем признал его кандидатуру подходящей. ― Чонин, Чипу он... ― торопливо начал один из менеджеров. ― Знаю, ― резко одёрнул его Чонин и кончиками пальцев дотянулся до особого ошейника Чипа. Тот немедленно поднялся и повёл хозяина к выходу. Менеджеры засуетились, сообщили на ходу, что Кёнсу принят, детали позднее будут, велели принести полный комплект документов при возможности, сунули в руки вещи Чонина и рявкнули: «За ним!» Кёнсу догнал Чонина у лифта и остановился рядом. ― Простите, но куда вы бы хотели... ― Без формальностей, ― невежливо перебил его Чонин. ― Ненавижу тратить время на церемониал, на который всем, по сути, наплевать. ― Э... Просто... ― Просто Чонин. И просто Кёнсу. И если что-то надо спросить, то лучше прямо и как есть. ― Он повторил, проговаривая слова с несколько неприятной чёткостью: ― Не надо тратить моё время. Чонин вообще в последние минуты говорил резко, с неприязнью, даже грубо, но его голос всё равно оставался именно таким, какой Кёнсу слушал бы и слушал. ― Куда мы сейчас направляемся? ― выдержав паузу, спросил Кёнсу и зашёл в лифт следом за Чонином и Чипом. Чонин кончиками пальцев правой руки медленно провёл по выпуклым кнопкам. ― Я могу... ― Я сам, ― отрезал Чонин, тронул вторую снизу кнопку и уверенно нажал. Створки сомкнулись, кабина дрогнула и поползла вниз. Кёнсу вновь убедился, что этот человек не желает, чтобы его считали слабым и беспомощным. Потому что он «сам». И помощь ему не нужна. Кёнсу без стеснения разглядывал Чонина с головы до ног и обратно. Тот всё равно не мог увидеть ничего, так что и объясняться не требовалось. Если сравнивать со снимками годичной или двухгодичной давности... сейчас Чонин был худым, даже тощим. Его хотелось накормить как следует, чтобы сгладить в теле «острые углы». ― Я ― домой. Полагаю, ты ― со мной. Мне надо сегодня много тренироваться. ― Чонин соизволил ответить на вопрос о цели назначения только теперь. ― Ясно. Знаешь, я тут вспомнил, как мой знакомый высказывался о худых до костлявости девушках... Он говорил: «Член сломать можно». Ты ничего такого не думай, но, может, лучше сначала забежать куда-нибудь и перекусить? Чонин не повернул голову, не поперхнулся и даже не закашлялся, чтобы спрятать смущение, но Кёнсу отлично видел в зеркальных панелях отражение его лица. Сведённые на переносице брови, закушенная нижняя губа и лёгкая задумчивость. Между вопросом и ответом вновь пролегла пауза длиной в вечность, а то и пару вечностей. ― Глупо тренироваться на полный желудок. Ты голоден? ― Нет. ― Ну и к чёрту тогда. Створки медленно разошлись, и Чип двинулся вперёд. Чонин следовал за псом, держась за жёсткий пластик поводка, но всё равно его движения казались гибкими, изящными и уверенными. Он ни с кем не сталкивался и не налетал на посторонние предметы. Кёнсу двигался на пару шагов позади и лениво изучал вид со спины. Тёмные волосы несколько длинноваты, но Чонину такая причёска была к лицу. Ещё ― идеальная шея: каждая мышца на своём месте и великолепно развита. Широкие плечи, сильная спина, заметно сужавшаяся к поясу, узкие бёдра и тренированные ноги. Мечта любой юной прелестницы, а не человек. Только слепой, правда. Кёнсу впервые столкнулся с подобным заказом. Он не представлял, что могло заставить клиента раскошелиться, дабы сломать и получить этого человека. И получить именно так, как клиент хотел. Кёнсу невольно перевёл взгляд на лодыжки и голени Чонина. «Ударить молотом, чтобы раздробить все кости в колене...» Ничего необычного. Если не думать, что инструкция касалась Чонина. И Кёнсу впервые в голову вдруг пришло, что его предшественник мог сработать чисто. Что именно в этом заказ и заключался: клиент хотел, чтобы Чонин потерял зрение, а вовсе не убить. Хотел этого, чтобы заставить Чонина страдать. По крайней мере, это отлично соответствовало инструкциям: разбить колени и растянуть агонию. Клиент хотел, чтобы Чонин умирал очень долго, лишился всего в буквальном смысле слова ― по вине и от рук человека, которому он будет верить. Умирал, зная, что его предали все, все от него отвернулись. Умирал долго и в полном одиночестве. И чтобы он лишился всего, что было ему дорого, включая честь и достоинство. Попытки представить, что же такого Чонин мог кому-то сделать, дабы вызвать к себе подобную ненависть, ни к чему не привели. У Кёнсу просто не хватало воображения. Он знал, что «звёзды» многих могут выбешивать, что есть мономаньяки и просто маньяки, а ещё есть политика. И любая «звезда» может легко загнуться от всех этих вещей ― вместе или по отдельности. Но именно легко и быстро. Поэтому Кёнсу не представлял, что могла сделать «звезда», дабы заслужить то, что светило Чонину. Он спохватился и постарался выкинуть из головы все вопросы. Вопросы приводили к поискам ответов, а ответы давали пищу для размышлений. Много размышлений ― много эмоций. В работе Кёнсу эмоции всегда были лишними и нежелательными. На самом деле никто не запрещал исполнителям чувствовать и думать. Наоборот. Эти переживания делали их пусть не совсем «людьми», но «похожими на людей». И их учили справляться с этим, чтобы не скатиться на ступень ниже и не стать «людьми». «Наверное, потому я и не понимаю. Потому что просто выгляжу так же, но думаю по-другому. Не так, как люди». Кёнсу смотрел на гибкую спину Чонина и механически шагал следом. В мыслях мелькали способы поставить точку прямо сейчас. Меньше было бы мороки. Убить, а потом выполнить инструкции клиента. Хотя нет... Клиент потребовал не только снимки, но и видеозапись процесса. Жаль, но схитрить при таком раскладе не выйдет. Кёнсу уделил внимание Чипу. Пёс уверенно вывел Чонина из здания и преградил ему путь, остановившись на краю тротуара за три секунды до того, как машины по обе стороны пешеходного перехода сорвались с мест. Чонин кончиками пальцев поглаживал белый мех и терпеливо ждал. Кажется, ему было наплевать, следует Кёнсу за ним или нет. Кёнсу остановился рядом и повернул голову, наблюдая за размеренными движениями узловатых пальцев с небрежно остриженными ногтями. Потом он посмотрел вверх ― на лицо Чонина. Тот не выглядел слепым ― именно сейчас. Скорее, погружённым в себя, задумчивым. А ещё он едва заметно переступал с ноги на ногу, словно не мог устоять спокойно на месте ни секунды. Кёнсу выхватывал все эти мельчайшие детальки и раскладывал по полочкам в собственной голове в строгом порядке. Чем больше знаешь о цели, тем легче выполнить задание. Чем больше узнаёшь о человеке, тем большую власть над ним получаешь. Пока что Кёнсу знал биографию Чонина в общих чертах. Танцор, певец, актёр. Выбрал сцену ещё в детстве, трудоголик, тренировался каждый божий день до изнеможения. Талантлив во всём, но твёрдо выбрал танцы, отказавшись от карьеры актёра. Третий ребёнок в семье, отношения с родными неплохие. Хореограф. Засветился в паре скандалов с юбками, но оно и неудивительно. На взгляд Кёнсу, у этого парня в принципе не могло возникнуть проблем с женщинами. Ему даже на лоб табличку «бабник» лепить не надо ― оно и так прекрасно видно невооружённым глазом и с любого расстояния. Даже сейчас видно, когда он сам ни черта больше не видит. Чип как-то чуял дурные наклонности своего хозяина ― Кёнсу подметил, как пёс провожает взглядом особенно привлекательную дамочку, вторую... «Два кобеля...» Дамочки заинтересованно пялились на Чонина и разочарованно вздыхали, когда ответной реакции не следовало. Наконец они пересекли улицу, оставив дамочек позади, и двинулись по тротуару в сторону парка. ― Ты живёшь рядом? ― Так удобнее. ― Ответ прозвучал спустя вечность. Кёнсу уже начал привыкать к тому, что Чонин отвечает далеко не сразу. Но отвечает ― это уже хорошо. ― А что ты обычно делаешь? С чем именно нужна помощь? ― Мне. Не. Нужна. Помощь, ― замораживающим и резким голосом отчеканил Чонин, показательно отделяя слова друг от друга. И его ярость пропиталась холодом и угрозой ― как он сам. Они оба прекрасно понимали, что Чонину помощь необходима так или иначе. Каким бы чудесным ни был его слух, он потерял зрение всего год назад. Слишком мало времени прошло, чтобы приспособиться к оставшимся чувствам и научиться смело полагаться только на них. Однако Чонин не желал этого признавать и не хотел, чтобы ему помогали. ― Хорошо, тогда просто скажи, чем обычно ты занимаешься? И что ты любишь готовить себе по утрам, днём и вечером? ― как можно спокойнее поинтересовался Кёнсу, чтобы не раздражать своего подопечного ещё больше. Когда собака рычит, надо говорить ровно, спокойно и уверенно. Чтобы не цапнула. До парка они не дошли ― Чип свернул налево немного раньше и повёл их к двум похожим домам. Один был высоченный, второй ― поменьше и понаряднее. Вот на крыльцо второго Чип и привёл Чонина. Чонин толкнул прозрачную дверь, бросив через плечо: ― Я не пользуюсь кухней. Не готовлю. Но если ты готовишь, то на втором этаже есть магазин. ― Зайдём? ― прикинув варианты, уточнил Кёнсу. ― «Не готовлю» ― это «не хочу» или «не умею»? ― Не умею, ― неохотно пояснил Чонин и тихо скомандовал Чипу: ― Ищи лестницу. Чип отвернул морду от лифта и уверенно двинулся к ступеням с Чонином на буксире. ― Очень умная собака, ― невольно пробормотал Кёнсу. Они поднялись на второй этаж, где Кёнсу уже сам без особого труда нашёл нужный магазинчик, нашарил служебную карту и купил всё, что посчитал нужным купить. Потом они на лифте поднялись на двадцать первый этаж, и Чонин запустил Кёнсу в роскошную квартиру. ― Знаешь, я тут подумал... А это ничего, что ты так открыто ходишь? Ну там фанаты всякие, и... ― Я сейчас далеко не так популярен, как раньше. ― Чонин уселся прямо на полу и принялся возиться с собакой. ― Ну и без грима меня мало кто узнаёт. Кёнсу не видел Чонина в гриме, но тихо хмыкнул. Он полагал, что такие резкие и довольно необычные черты трудно забыть и не узнать. Чонин хмыканье услышал и повернул голову на звук. ― Не веришь? У меня много записей с выступлений. Можешь посмотреть и сравнить. Мне приходилось смотреть на себя в зеркало перед каждым выходом на сцену, чтобы привыкнуть к собственному лицу и примерить на него нужный образ. Это было непросто ― всякий раз искать нужные оттенки и вносить правки, ведь обычно я всё же подбирал образы под себя, а не под того незнакомца, которого видел в зеркалах. Часто что-то смотрелось на моём лице отлично, но с гримом... получалось либо намного мощнее, либо... пугающе. ― Чонин едва заметно улыбнулся. ― Грим очень сильно меняет людей, а образы уничтожают даже намёки на сходство. Кёнсу открыл рот и закрыл. Он не знал, что сказать. И стоило ли вообще что-то говорить? Чонин выдерживал прежде долгие паузы перед ответами. И отвечал сухо и кратко, по делу. Впервые он не просто отвечал, а говорил. Нормально. Как людям и положено говорить. Чонин снял с Чипа специальный ошейник, зарылся пальцами в густой мех на шее и аккуратно помассировал, помогая собаке избавиться от неприятных ощущений. Должно быть, в самом деле неудобно таскать на себе штуку, похожую на приспособление для пыток. Особенно если на этой штуке ещё и слепой человек «висит». Чип явно готов был простить Чонину что угодно, потому что замахал хвостом, потянулся вверх и лизнул Чонина в нос, заставив того фыркнуть. ― Я приготовлю тебе обед, если ты скажешь, что любишь, ― спохватился Кёнсу. Чонин задержался на пороге одной из комнат ― Кёнсу пока представления не имел, где и что в этой квартире находится. Только кухню и нашёл пока. ― Всё равно, ― через долгие три минуты отозвался Чонин. ― Не устрицы. И не надо спиртного. Всё остальное ― можно. И он исчез за дверью. Вскоре там зазвучала музыка. Кёнсу захотелось посмотреть, как слепой человек может танцевать, но он напомнил себе о главном. Главное ― задание. Чтобы выполнить задание, он должен сохранить эту работу. Если работу он не сохранит, лишится возможности стать ближе к Чонину и провалит задание. Провалы недопустимы, потому что провал ударит не только по репутации Кёнсу, но и по репутации конторы. Репутация конторы ― святое, хотя это не мешало Кёнсу гордиться и собственной безупречной репутацией. Он никогда не проваливал задания. И не провалит. Кёнсу без спешки разобрал пакет с продуктами, рассортировал и аккуратно разложил по шкафчикам и в холодильнике. Проверил посуду и столовые приборы, убедился, что всё необходимое в доме есть, включая средства для мытья посуды, соль и сахар. Осмотрев всю технику на кухне, пришёл к выводу, что он справится. Оперевшись руками о край раковины, Кёнсу задумался. Обычно те люди, которые выглядят худыми и даже измождёнными, ― это желчные люди. Желчи много в телах людей, склонных к раздражительности и злости. Такие люди постоянно всем недовольны, постоянно ворчат, находят поводы для споров и ругани, они ни от чего не могут получить удовлетворение... Чонину нравилось танцевать, но даже это не помогало. Почему? Кёнсу нашёл ответ через минуту. Потому что Чонин был недоволен тем, как танцует, тем, что не видит, как он танцует, не может... Чонин выглядел именно таким ― худым и даже измождённым. Он и на тех снимках, что показывали Кёнсу, выглядел худым. Но там худоба была естественной, правильной, здоровой. Сейчас Чонин выглядел пугающе тощим, словно вешалка-скелет для одежды. Плохо. С человеком, в котором «говорит желчь», почти невозможно наладить отношения. Кёнсу рассматривал свои руки, вцепившиеся в край раковины. Глупо пытаться прямо сразу кормить Чонина от пуза. Скорее всего, тот не прикоснётся к еде вовсе, если она будет демонстративно сытной и питательной. Стало быть, Кёнсу должен приготовить лёгкий обед. Что-то такое, что будет очень вкусным и соблазнит Чонина. Что-то такое, что он сможет съесть быстро и незаметно для себя. Что-то такое, что не оставит после себя тяжести в желудке, но приучит Чонина хотя бы обедать. Что-то... Шоколадное суфле! Сладкое, вкусное, лёгкое и нежное. Всегда съедается быстро и незаметно. И непременно хочется ещё. Кроме того, за Чонином водилась привычка покусывать губы ― Кёнсу заметил. А ещё Чонин прикасался к губам пальцами. Предположение, что Чонину нравился шоколад, выглядело в этом свете логичным. У него чувственные губы, поэтому ощущение тающего шоколада на таких губах... Да. Именно шоколадное суфле. Кёнсу разложил на столе шоколад, немного какао, сахар, достал яйца и аккуратно разделил белки и желтки. Приготовление суфле много времени у него не заняло. Он даже не стал доводить готовку до конца: выдержал в духовке половину нужного времени при высокой температуре, после чего спокойно выключил и оставил суфле внутри, чтобы медленно доходило до кондиции. Вымыв посуду и вытерев руки, Кёнсу осторожно выглянул в коридор. Судя по звукам, Чонин продолжал танцевать за закрытой дверью. Кёнсу сунулся направо и заглянул в просторную светлую комнату. Одинокий диван, пара кресел, низкий столик с большим монитором и... Кёнсу подошёл ближе, перебрал диски, нашёл один внутри чёрной пластиковой коробки, взял пульт и нажал на кнопку воспроизведения. На всякий случай убрал звук и сел на ковёр перед монитором. Чонин стоял на сцене, а в верхнем углу светилась дата. Два года назад. Яркий костюм и не менее яркий макияж. Пока Чонин просто стоял на сцене, он напоминал Кёнсу красиво раскрашенную куклу. Похоже, он был не особенно общительным даже тогда, когда прекрасно всё видел. И у него остались всё те же привычки. А потом Чонин танцевал. И это... это казалось иным. Кёнсу не знал, каким именно, но танцевал Чонин точно так же, как звучал ― неповторимо. Но если звучал он собой, то танцевал... любым. Каким угодно. Он с невообразимой лёгкостью менял лица и образы. И да, пожалуй, он верно сказал: «Грим очень сильно меняет людей, а образы уничтожают даже намёки на сходство». Если бы вербовщики конторы встретили Чонина в нужное время и обнаружили это вот его умение, они бы на аркане притащили его в контору. Ведь чтобы так сыграть, надо иметь живое воображение и подлинный талант. ― Представь, что тебе надо изобразить злость. Сыграй её. ― Но чем мне поможет ненастоящая злость? ― Тем, что она будет настоящей. Хотя бы на одну четверть. Пока ты играешь. Запомни: сыграть можно лишь то, что ты уже чувствовал, и то, что знаешь, или можно поверить в то, что ты играешь. Оба варианта дадут тебе настоящую злость. И ты сможешь ударить ножом. Попробуй. Он смог. Он действительно смог тогда, хотя раньше у него не получалось. Кёнсу услышал, как скрипнула дверь, торопливо выключил запись, положил пульт на место и выглянул в коридор. В противоположной кухне стороне лился свет из приоткрытой двери. И оттуда долетел звон. Словно разлетелось о пол что-то хрустальное или стеклянное. Кёнсу бросился туда и широко распахнул дверь. Ванная. В центре помещения опустился на одно колено Чонин, чтобы собрать осколки то ли стакана, то ли какого-то пузырька. Разумеется, он просто не мог не пострадать. Если не видеть, что именно хватаешь пальцами, то... Смуглые ладони раскрасило тонкими тёмными линиями. Тяжёлые капли срывались с кончиков пальцев, разбивались о светлое покрытие пола или о стеклянные осколки. ― Не надо! ― Кёнсу схватился за запястья Чонина, заставив его выронить те осколки, что Чонин успел собрать. ― Я подмету. Чёрт... Кёнсу невольно поморщился, тронул торчавший из раны осколок и резко дёрнул. Чонин остался холодным и собранным, словно он вдруг разучился чувствовать боль. ― Ничего страшного. ― Ничего страшного? Это только потому, что ты не представляешь себе, на что похожи твои руки. ― Правильно. Не представляю. ― Очень спокойно и очень ровно. ― Надеюсь, ты не собираешься прямо сейчас жалеть меня и тискать, как плюшевого медвежонка? ― Жалости ты точно не заслуживаешь. Тискать тоже особой охоты нет ― ты тощий и страшный, как все мои грехи скопом. Сейчас я перевяжу тебя. Раны вроде бы чистые... Да, и через полчаса обед. ― Я не голоден. ― Ага. Но кофе же ты выпьешь? ― Кёнсу нашёл аптечку и выудил из неё перекись. Чонин не дрогнул, когда Кёнсу принялся обрабатывать раны перекисью. Даже добавил лениво: ― Кофе ― выпью. И он попытался встать, хотя Кёнсу ещё не закончил возиться с ранами на его руках. Они закономерно столкнулись лбами. И Кёнсу замер под незрячим взглядом. Странное и необъяснимое ощущение: Кёнсу точно знал, что Чонин ничего не видит, но прямо сейчас, когда на него были устремлены тёмные и неподвижные глаза, ещё и так близко... Казалось, что Чонин видит всё. Кончиком языка по полным губам ― до влажного блеска. И горячим выдохом ― по щеке Кёнсу. И едва уловимый запах ацетона. Откуда? Чонин решительно отнял у него свои руки, поднялся и ушёл, касаясь стенки левым плечом. Чип шумно фыркнул на Кёнсу и степенно последовал за Чонином. Кёнсу остался сидеть на полу в ванной с растерянным видом. Перед ним валялась распотрошённая аптечка, в руке он сжимал кусок бинта, пропитанный перекисью, и думать он продолжал о Чонине. Ход мыслей Кёнсу совершенно не устраивал. Нет, так не пойдёт. Он решительно поднялся и двинулся в комнату, где Чонин танцевал вновь. Застыл у двери, глядя на танец слепого и пытаясь поверить, что он действительно слепой. Потому что человек, который не видит, не может танцевать так. Несколько быстрых вращений заставили Чонина упасть на колено, упереться кулаками в пол и с трудом перевести дыхание. Кёнсу в мгновение ока оказался рядом и быстро коснулся ладонью груди Чонина. Как он и думал... И снова этот лёгкий запах ацетона. Чонин оттолкнул его руку и попытался встать, даже смог, что удивительно. ― Когда ты ел в последний раз? ― тихо спросил Кёнсу. ― Не твоё дело. ― Человек в среднем может прожить без еды, на одной лишь воде, около двух месяцев. Зависит от комплекции. При твоей комплекции хватит и трёх недель, чтобы протянуть ноги. Когда ты ел в последний раз, слышишь? У тебя все признаки истощения. Кажется, второй степени. Хотя не поручусь. Но сердцебиения, слабость, стремительная потеря веса, чувство голода притупилось, вот ты и не хочешь есть. И ты пахнешь ацетоном, а так бывает только тогда, когда человек долго ничего не ест. Ну и ты толком ничего не можешь: ни танцевать, ни... ― Это тебя не касается, ― мрачно повторил Чонин. ― Касается, потому что... То, что случилось дальше, стало полной неожиданностью для Кёнсу. Он не думал, что Чонин окажется способен на нечто подобное. Зря. Кулак Чонина отлично встретился с челюстью Кёнсу и заставил его впечататься спиной в зеркальную стену. Хорошо, что зеркало выдержало ― не разбилось и не треснуло. И Кёнсу медленно «стёк» по прохладной гладкой поверхности на пол. Чонин стоял, немного наклонив голову вперёд и нервно сжимая кулаки. ― Как видишь, я всё ещё могу тебе врезать, ― тихо произнёс Чонин с едва сдерживаемой яростью. Но даже сейчас его голос оставался всё таким же... сочным и очаровывающим. ― Я хотя бы попал? ― Отлично попал, ― проворчал Кёнсу и ощупал собственную челюсть, чтобы убедиться ― пострадали сильнее его гордость и профессионализм, чем организм в целом. Удар был неплох со всех сторон, но если бы Чонин находился в своей обычной форме, этот удар вырубил бы Кёнсу хотя бы на десять минут. Прямо сейчас Чонина предавало собственное тело ― слабостью. Вот именно так он всё Чонину и сказал. ― Не собираюсь лезть в твои личные дела, но часть моей работы заключается в том, чтобы следить за твоим питанием. Если ты намерен вымотать себя ― вперёд, но через несколько дней ты вообще не сможешь не то что танцевать, а просто сидеть и держать спину прямо. Кроме того, если ты наивно полагаешь, что я кинусь закармливать тебя вкуснятиной... Закатай губу. Тебе пока нельзя. Будешь есть по чуть-чуть и только то, что можно. Чонин предсказуемо послал его к чёрту и велел выметаться из комнаты. ― И не подумаю. Нам надо что-то решить. Пока мы этого не сделали... ― Достаточно, ― почти прорычал с глухой яростью Чонин. ― С меня хватит. Не надо относиться ко мне так, словно я разбит или сломан! Да, я слепой, но это ничего не значит. Даже если от меня ничего не останется, я всё равно буду танцевать. Поэтому не надо меня жалеть и трястись надо мной. И пусть моя диета тебя не волнует. ― Какая, к чёрту, диета? ― зарычал в свою очередь Кёнсу под аккомпанемент рычания Чипа ― псу не нравилось, когда повышали голос на Чонина, поэтому Кёнсу продолжил спокойнее: ― Ты вообще ни черта не жрёшь и валишься с ног от слабости. Ещё и руки все в осколках. Отлично. Если есть не будешь, мне придётся вызвать на дом врача. Наверное, тебе нравится перспектива оказаться в клинике в компании капельницы. Рассказать, как обычно кормят тех, кто сам есть не может? Я не собираюсь тебя жалеть и трястись над тобой ― тоже. Я всего лишь собираюсь заменить тебе глаза в тех случаях, когда тебе это будет необходимо. И собираюсь напоминать о том, о чём ты можешь забыть из-за собственной увлечённости. Это всё. Меня наняли для этого, за это и платят. Мне никто не платит за то, чтобы я над тобой трясся. Кёнсу выдержал паузу, пытаясь определить на глазок, какое впечатление его речь произвела на Чонина. Да уж... Легче было отыскать эмоции на лице статуэтки, изображавшей невозмутимого Будду. ― Мы хотя бы попробовать можем и начать хоть с чего-то? ― устало спросил он. Чонин нашарил плеер, сунул в карман и двинулся к выходу. Ответил от порога: ― Пробуй. Всё равно я никого не выгоняю ― они всегда уходят сами. Уйдёшь тогда, когда окончательно от меня устанешь.