Сказка про принца

Едва медведь рухнул в красную грязь, старик Ласн рванул к Бейлю, Ами - к Дозору. И оба они надеялись хоть на слабое дыхание, хоть на едва различимый удар сердца. Едва Ами осознала, что сидит, обняв мертвого пса, она захотела заплакать. Но слезы застряли комом в горле. Она гладила Дозора, словно в трансе, пока не ткнулась ладонью в мокрый нос Шеля. Тот облизывал лежащего на земле друга в полной растерянности, настойчиво пихал носом, трогал лапой, махал хвостом, но ничего не происходило. Ами подняла глаза: минуту назад казавшийся бесстрашным и несокрушимым яростным зверем, Шель выглядел теперь потерянным щенком-переростком. Он поскуливал едва слышно, уже не пытаясь разбудить Дозора. Ами осторожно, чтобы не задеть ран, погладила его: - Дозор ушел. Он уже лижет отцу руки и виляет хвостом, - она едва успела договорить, прежде чем слезы, наконец, потекли из глаз. Шель торопливо слизывал их, чуть наклонившись к сидящей на коленях хозяйке. - Ами! Ами! - крик Риены вернул ее к реальности. - Быстрей беги домой, убери все со стола, принеси воды и ситта. - Где я его достану? - возмутилась Ами. - Где хочешь! Во все двери стучи, - впервые Риена отдавала приказы, - беги быстрее. Ами глянула на Бейля, лежавшего у Ласна на руках, на его мать, застывшую на полушаге, буквально в воздухе. Она разрывалась, боясь напугать младшего ребенка, прижатого к груди. Пугаться было чего. Медведь разорвал Бейлю живот и Ами с трудом представляла, как можно из этих кровавых ошметков снова сшить человека. Но мальчишка каким-то чудом был жив, смотрел широко распахнутыми глазами, все чувствовал и понимал. Страшно было видеть, как жизнь покидает его с каждой каплей крови, с каждым тяжелым вздохом. Ами уже невыносимо было оставаться на месте, но Шель не шел за ней ни в какую. Лишь настороженно смотрел вслед хозяйке, сиротливо свернувшись калачиком. Ами пыталась силой увести его от Дороза, накинув свой пояс вместо ошейника, но он словно прилип к земле. И стоило только сильнее потянуть, он, совсем недавно лизавший лицо, вновь рычал и скалился. А время утекало. И Ами побежала без него, то и дело оглядываясь. Так, на всякий случай, не надеясь, что этот пес за ней пойдет. Но его не так сильно задело, потом вернется, уведет, уговорит. Ами почти летела, а перед глазами все стояла рана Бейля. Девушка злилась на себя? Что она, разорванных клыками не видела? Видела! И пострашнее. Но это чужие, враги, злые опасные твари, корм для собак. А Бейль свой, почти родной. И эта мысль заставляла Ами мчаться еще быстрее. Она сама не заметила, как оказалась в доме, как принесла воды и почему еще есть силы бегать... А ведь Риена еще не пришла. Теперь к соседям. Ами бежала, едва не падая с утоптанных тропинок в рыхлый подтаявший снег. Она стучала во все двери до боли в кулаках. Зря, все зря. Ни у кого, как назло, не находилось ни ситта, ни вина, ничего. Она не слишком верила в это, у самой немного еще оставалось. Но смешное количество. И слыша очередное извиняющееся "нет, нет ничего", она с горечью осознавала, что ей врут. Если не каждый, то через одного. Сейчас ситта уже нигде не достать. Стучась к старой, вечно мрачной и всем недовольной, давно овдовевшей Эйде, она ни на что не надеялась. Но та вдруг буквально силой втащила Ами в дом и торопливо бросив: "Стой тут", - принялась рыться в сундуках пугающие суетливо и дергано. Никогда еще Ами не доводилась бывать у нее дома, а тут зашла - и будто нет вокруг никакой войны - полы выскоблены добела, в доме пахнет березовыми дровами и тепло. Говорят, она всегда была чистоплотной и аккуратной. И вправду - платье у нее тоже было сияющие чистым, хоть и здорово поношенным. Но вот сама она ни с домом своим, ни с нарядом не сочеталась. Тощая и бледная, вся трясущаяся. Говорили про нее, что злая, и дочь у нее не от мира сего. И замуж она так и не вышла потому, что вся в мать - дурная. Но теперь в это верить было сложнее. - Держи, все, что у меня есть, - она вручила Ами пузатую бутылку, словно извиняясь. В ней еще плескалось немного ситта, почти на дне. Но это лучше, чем ничего. - Беги к Бейлю. Не жди от людей помощи, не теряй времени. От них и куска хлеба не дождешься, не то, что ситта, - с этими словами она буквально вытолкала Ами за дверь, опасливо озираясь. Ами понимала, что ее спасительница слегка не в себе, но понимала, что доля правды в ее словах есть, на помощь рассчитывать уже не стоило. Шаманка! Как вообще можно было о ней забыть? Если люди не помогут - надо идти к нелюдям. И Ами понеслась вперед, подгоняемая досадой. Только она и заставляла Ами еще не то бежать, не то ползти по глубокому подтаявшему сугробу. Она влетела в хижину. - Бабушка Лиам! - крикнула и осеклась. Когда в последний раз она так звала шаманку? Когда у той на месте были оба глаза, а под потолком сушились веники душистых трав вместо чьих-то костей. - Что тебе, Ами? - голос шаманки звучал ласково, как тогда, раньше. Но вот сам голос теперь был скрипучим и каким-то неестественным. Все еще задыхаясь от бега, Ами рассказала все. Шаманка скорбно поджала губы. - Знаю я, и про медведя, и про несчастную мать. Ветер бегает быстрей тебя. Я уже не могу лечить, - почти шепотом сказала старуха. - Если только совсем покойника с того света вернуть. Но у меня еще остались кое-какие снадобья. С этими словами шаманка принялась рыться на полках. Ами не могла стоять на месте, переминалась с ноги на ногу, словно пол под ней горел. Каждый скованный и неловкий шаг старухи казался вечностью. Та спешила, как могла, но в ее возрасте быстро уже не получалось. И вот, наконец, она вручила Ами увесистый мешок: - Там несколько банок, не разбей. - А что там? - Я положила все, что может пригодиться. Риена разберется, а ты все равно не запомнишь. Беги быстрей. И осторожно, не расколоти, - повторила шаманка. - Спасибо. А ситта нет? - обреченно спросила Ами. - А то у нас дома пусто. И Эйда немного дала. - Эйда? - спросила опешившая шаманка. - Хорошо, дочка домой не вернулась тогда. Ты осторожней, логд она, дочка-то... "Как-то и не пугает", - мрачно подумала Ами, ступая с крыльца в снег. - И подожди... твой отец просил его присмотреть за тобой, остаться еще ненадолго. Ами не переспрашивала, о ком это, рванула к рыночной площади в ожидании чуда.