Сказка про принца

Мир промок насквозь. Вода текла с крыш, затапливала низины, до непроходимости размывала тропинки. Две недели не переставая лил дождь, растворяя еще кое-где оставшиеся сугробы. Весна наступала серо, тоскливо и безнадежно, не верилось, что где-то там за поворотом будут зеленеющие меж камней лужайки, грибы, ягоды. Уже третий день собаки жили в доме, подвал залило как трюм тонущего корабля. Острые пики гор вспарывали животы низко опустившихся туч, и с неба лилась все новая и новая вода. К вечеру лужи подмерзали, превращаясь в ледяные колдобины. Все окутала серая холодная мгла, глядя на которую было все сложнее верить в лучшее. Бейль выздоравливал так же тяжело. Риена почти не отходила от него. И Эй выбрала себе место — лежала возле его кровати. Целительницу и так до оцепенения пугала черная собака. Под утро Риена открыла глаза, сквозь сон услышав рык. Смотрит — а Эй лежит у кровати, вся вздыбилась, словно сама боится. Не мигая глядит в пустой угол, освещенный неярким пламенем камина. Совершенно пустой угол, ни тени, ничего. А собака скалится, рычит, словно пытается кого-то прогнать. Риена перепугалась, вскочила. И тут же словно непрошеный гость исчез, Эй бросилась в угол нюхать пол. Риена — к Бейлю, и в ужасе обнаружила, что один из швов разошелся — в который раз. Не разбуди ее Эй, после рассвета, может, штопать было бы уже некого. И снова все повторялось — кипяченая вода с травами, бинты, нитки с иголками и обреченный взгляд Бейля, которому это все давно уже осточертело. Но мальчишка молодец. Цеплялся за жизнь с поразительной стойкостью. И что бы Риена с ним не делала — не вырывался, не впадал в истерику — все терпел, лишь утыкаясь лицом в подушку, когда становилось нестерпимо больно. И Риена начала понимать северян, как никогда не понимала. Она почти восхищалась этим мальчишкой, смелостью, стойкостью, живучестью. Наружные швы гнили и расходились не в первый раз, каким-то чудом удавалось избежать воспаления внутри. И Риена надеялась, что ее усилий хватит, чтоб вытащить мальчишку, поставить на ноги. Ласн тоже надеялся, что Бейль вырастет и познает земную битву. Говорил: «Подрастет — передам ему свое оружие. Я долго берег его для потомков. Но у меня больше нет ни сыновей, ни внуков. Хотя нет. Отдам ему сейчас. Кто знает, когда меня позовут в небесное войско.» Ни тени страха смерти, ни тени сожалений. Хотя на Эй он все же косится с опаской и уважением. Риена невольно сравнивала, в любой южной деревне эту собаку давно бы уже подняли на вилы. В сером тумане дни тянулись мучительно медленно. И все грустнее было наблюдать, как тают запасы еды. — Надо идти в лес, — как-то вечером наконец решилась Ами. — Не забудь лодку, — пытался подбодрить ее Бейль, все лежавший в своей кровати. Неудачная, грустная, но все же шутка. И Ами улыбнулась. — Надеюсь найти хоть что-нибудь, — задумалась она. — К лету снова война разгорится. Будет легче охотиться. Хотя особо она ни на что не рассчитывала, собиралась просто идти на удачу, потому, что сидеть было уже невыносимо. И Риена, и Бейль это прекрасно понимали. Зато Эй выскочила из дома стрелой, едва стоило хозяйке ее поманить. Вдвоем они шагнули в густую лесную темноту, одни против всего мира — человек и его собака. Глаза привыкали к темноте, но недостаточно. Теперь уши улавливали малейшие шорохи, нос различал запахи, ноги уверенно чувствовали почву под ногами — в такие моменты Ами казалось, что она начинает видеть мир почти как ее собаки. Но до этого совершенства ей никогда не дотянуть. Вот бы найти хоть что-то. И едва девушке стоило об этом подумать, Эй взяла след. Уткнулась носом в землю, сначала неуверенно петляла, а потом с привычной целеустремленностью двинулась вперед. Ами едва успевала за ней и в какой-то момент отстала. — Ты где? — крикнула она во весь голос. Прислушалась — ни шороха. Побежала наугад, все звала и звала, нет собаки, как провалилась. Ами было плевать, заблудилась ли она, было страшнее потерять Эй навсегда. Хотелось выхватить ее из тьмы и то ли встряхнуть за шкирку, то ли обнять и никуда больше не отпускать. Но пока Ами только натыкалась на ветки. Металась по лесу потерянной пташкой. И вдруг непроглядную темноту разрезал визг и металлический звон. «Капкан!» — промелькнуло в голове у Ами. Мир пошатнулся, мир успел разлететься на осколки, пока она бежала к собаке, собирая по дороге сучья и корни. И правда капкан. Ошалевшая Эй каталась по земле, истошно визжа, в то время как ее передняя лапа намертво застряла в капкане. Ами с трудом ухватила ее, извивающуюся на короткой цепи, сунулась освобождать и тут же угодила в зубы перепуганной собаке. — Фу! Че творишь! — прикрикнула она. Но Эй ничего не слышала и не видела. Она в панике хватала зубами все, что ей попадалось, рвалась на свободу. Несколько раз Ами успела получить задней лапой по лицу, прежде чем смогла разжать капкан. Эй вскочила и метнулась прочь, застыла в испуге и нерешительности. Бежать — значит потерять хозяйку, возвращаться — страшно и больно. Ами боялась, что собака сейчас с перепугу ломанется в лес на трех лапах — и не дозовешься. Осторожно, присев и протянув руку, она двинулась к собаке, чтоб та не дай боги еще не подумала, что ее накажут за покусы. Что там в темноте — Ами оставалось только догадываться. Ужас грохотал в ушах. Больше всего она сейчас боялась поймать собаку — и обнаружить на месте лапы кровавое месиво из шерсти и костей. Такое никогда не срастется, и собака уже не жилец. Эй она бы никогда не смогла добить. Не поднялась бы рука, и даже думать об этом было противно. Кто угодно — но не Эй! Ами отчаянно хотелось проснуться, но не получалось, двери захлопнулись вместе с клешнями капкана. И все происходило наяву. Действительно Ами, абсолютно оглушенная и растерянная тянула руки к Эй. Реальность обжигающая и ранящая, как осколки льда, от ужаса и боли — не вдохнуть. Ами почти уже дотянулась до Эй, но та вдруг снова испугалась, шарахнулась назад, и была цепко схвачена за ошейник. Собака снова вырывалась и кусаться без разбору. — Истеричка! Фу! — ругалась Ами, стараясь не разжимать хватки. И куртка и рука были уже изорваны в клочья, но физической боли она не чувствовала — просто осознавала, что ее кусают. Эй потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, теперь она сидела смущенная и растерянная, тихо поскуливая. Ами удалось наконец-то ощупать лапу, осторожно, чтобы снова не быть покусанной. Однозначно сломана, но насколько все плохо — пока не ясно. И надежда загорается чахлой свечкой на ветру. Надо как-то выходить из леса — но как? Ами бы подхватила Эй на руки и несла бы, если бы могла хотя бы оторвать ее от земли. Вмиг огромный размер волкодава, бывший его главным достоинством, стал абсолютным недостатком. Громоздкая Эй, огромная и тяжелая, как сундук. Ами потянула ее в сторону, как казалось, дома. Но собака неуклюже ковыляла по колдобинам на трех лапах, едва удерживая равновесие. Они упали рядом. Ами с трудом подавляла подступивший к горлу комок — не слез, а глухой досады. И хоть что сделай — далеко тут не уйти. Уходить одной — свинство. И сдохнуть в обнимку посреди промерзшего мокрого леса было бы просто обидно. После всего, что прошли сесть и ждать, пока тебя сожрут? Ну уж нет! Ами встала, поставила на лапы Эй и решительно зашагала вперед, держа ее под пузо. Шаг, другой, третий — и выбилась из сил. Остановилась, перевела дух, разогнула спину. И поняла, что идти дальше не получится. И не пробраться к дому через все эти ручьи и бурелом, который они играючи преодолели на пути сюда. Никак, вообще. Пора бы сдаться. Ветер кидает в лицо ледяное крошево, мешая идти. И где-то вдалеке протяжно воют… не волки. Логды. Да и от волков не отбиться с трехлапой собакой. «Хрен мы вам на обед достаемся!» — эта мысль заставила Ами рывком подняться и снова поставить на лапы Эй. И тут уже собака потащила ее вперед. Вдруг стало еще темней, не едва различимые лесные силуэты, непроглядное ничто. И под ногами не земля, что-то упругое, почти как болотный мох, но не он. Ветер пропал, но стало холоднее в тысячи раз. На ресницах и волосах сразу застыл иней. Но главное — было не по себе. Она бы так и осталась там стоять, если б Эй уверенно не вела ее вперед. Собака ковыляла спокойно, как дома, а потом и вовсе уверенно пошла на четырех лапах. Но Ами двигаться не хотелось, вся решительность будто вырвалась едва теплым паром вместе с дыханием. Хотелось лечь на мягкий мох — не мох и уснуть. Ами чувствовала, что если уснет — больше никогда не откроет глаза и не вернется отсюда. И почему-то это не пугало, это казалось каким-то высшим счастьем, здесь, в холодной нереальности все проблемы просто перестали существовать — вместе с ней. Ами шла за Эй, как в бреду, как пьяная. «Кто бы вы ни были, вам тоже не получить ни меня, ни мою собаку.» Ноги вязли во мху по щиколотку, она пыталась считать шаги, но быстро сбилась. Только на границе угасающего сознания билась еще мысль «не отпустить ощейник». Они прошли совсем немного, прежде чем вынырнуть в привычную реальность. Вынырнуть и ужаснуться. Они стояли почти у крыльца дома. Никак не могли вернуться так быстро. Да и дорога была… не та. — Как? Как ты это сделала? — спросила Ами, и даже эти слова ей с трудом удалось произнести. Эй стояла и виляла хвостом, растерянно, словно это означало: «Да я сама не знаю». И она опять сиротливо поджимала раненную лапу. Саму Ами Эй пугала неоднократно. Не раз бывало так, что она запирала собак в доме, а Эй каким-то странным образом оказывалась снаружи. И не всегда Ами удавалось списать это на свою невнимательность. Теперь Ами смутно догадывалась, как именно она это делала. — Собака ты или не собака. Мне плевать, я тебя люблю, — на радостях она наклонилась и крепко поцеловала Эй в нос. Благо, оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть. Из последних сил Ами затащила собаку на крыльцо и практически закинула в двери. — Что случилось? — их уже встречала перепуганная Риена. — Капкан, чтоб его. Чтоб хрен этим же капканом долбанному охотнику отрубило, — Ами выдохнула. — Сама дура, со щенка не научила ее обходить. Теперь вот… погляди лапу. Подожди! Так укусит. Ами стянула морду Эй ремнем на всякий случай. Обиженной и оскорбленной собаке оставалось только рычать. Благо, Риена ощупывала лапу не долго. — Должна срастись, — наконец выдохнула она. — Жаль, я не маг, на ощупь не очень понятно. Но и этих слов было достаточно для счастливой улыбки.