Сделка

Весь вторник Грег пытался загрузить себя работой, лишь бы только забыть. Но чем ближе становилась среда, тем хуже это удавалось. Вечером он с удовольствием напился бы в хлам, однако едва оказался в баре, как пришла смс: «Если вы будете не в состоянии выполнять свои обязательства, это может рассматриваться как отказ от сделки». Грег едва не запулил телефоном через весь зал — два с половиной часа раз в неделю оборачивались полным контролем над его жизнью. Он вернулся домой почти трезвый и занялся выскребыванием квартиры. Однако это занимало руки, а не голову. Он позвонил маме и разговаривал с ней полчаса, затем набрал номер кузена, за ним — кузины. Потом смотрел вечерние новости, а проклятый Холмс все не лез из головы. Грега, пожалуй, еще никто так не унижал, даже когда он в школе отстаивал свою честь новенького. Двое старших держали, а третий засадил ему ногами в живот. Но тогда это входило в устоявшийся порядок вещей. Не сдашь обидчиков — примут в коллектив. И Грегу в том возрасте и в голову не приходило, какие травмы могут быть от этого самого «ногами в живот». Это он уже только на службе в полиции узнал, зачитав учебник по судмедэкспертизе. Теперь, впрочем, физических травм тоже не полагалось. Конечно, от Холмса можно, судя по последнему поступку, всего ожидать, но не порвет же тот ему анус, в конце концов? Или вот именно что всего… Стоп, ты взрослый человек, Грег. Временно, в качестве платы за сделку, себя можно еще отдать в руки моральному уроду, но не психопату. Поэтому, если тебе покажется, что что-то не так, ты это дело остановишь и наплюешь на Энн. Потому что уже чересчур. Он бросился к компьютеру, наконец найдя себе занятие — читать все что только можно про гей-секс. Через пару часов сам по себе секс с Холмсом уже казался не так страшен. Главное — отказаться от наручников и других вещей, связанных с бдсм. Стараясь не думать о том, что Холмс, возможно, хочет именно этого, Грег лег спать и довольно быстро уснул. Следующие полдня он дергался на работе от каждого звука, поминутно ожидая смс. Но письмо о «подготовке» пришло на почту — подробная инструкция, как делать клизму. Уходя с работы, Грег рефлекторно втягивал голову в плечи: ему казалось, что о его позоре знает весь отдел. А если еще не знает, то в ближайшие дни узнает наверняка. Клизмы у него дома не было, он и свои-то вещи не все от Энн забрал, но едва он вышел из управления, как ему навстречу бросился посыльный с объемной и, слава богу, непрозрачной коробкой. Дома Грег открыл ее, вытащил кружку Эсмарха, потом бросил обратно и еще несколько минут сидел на коврике в ванной, сотрясаясь в подобии истерики. Наконец он взял себя в руки. В коробке не было больше ничего, и он нашел в себе силы порадоваться тому, что Холмс не снабдил его какой-нибудь анальной пробкой небывалого размера. А еще тому, что тот не стал делать его позор публичным — например, не предложил проехать до «Диогена» в голом виде. Среди изнасилований, которые Грегу попадались за тридцать лет в качестве дел, бывало всякое. В выборе одежды Холмс его не ограничил. Грег надел джинсы и свитер. В животе после клизмы было немного неприятно, а анус казался очень чувствительным, но к этим ощущениям можно было притерпеться. Когда приехала машина от Холмса, Грег снова ощутил то самое желание спрятать голову в плечи, но подавил его. В конце концов, преступником здесь был Холмс, а не он; ему, Грегу, нечего было стыдиться. Он вышел из дома с гордо поднятой головой, сел в машину в полном молчании и не нарушил его даже тогда, когда перед клубом водитель подал ему конверт. Грег вскрыл его на улице, опасаясь, что ошибся в желании Холмса не демонстрировать происходящее всему свету. В конверте обнаружилась карта почетного члена клуба «Диоген». К ней прилагалось письмо, в котором говорилось, что членство было присвоено ему за неоценимые услуги, оказанные правлению. Грег заржал — до слез, и так и пошел в клуб, смеясь и вытирая лицо. Холмс был в кабинете. Он коротко взглянул на него, охватив своим цепким взглядом снизу доверху, и сказал: «Пойдемте». Дверь из кабинета выводила на лестницу, по которой они попали на второй этаж, в самую обычную, только разве что роскошно обставленную квартиру. В небольшой хорошо прогретой спальне находились внушительная кровать, тумбочки по обе ее стороны, напротив — столик с двумя креслами, над которыми висел телевизор. Стену над кроватью занимало резное деревянное панно, изображавшее откровенные эротические сцены в стиле рисунков на древнегреческой посуде. Свет был приглушен. На постели лежал белый халат — такие, бывает, выдают в гостиницах. — Можете переодеться, — сказал Холмс и ушел. Грег не очень-то понял зачем, но на всякий случай действительно переоделся. Аккуратно сложил одежду на стул и встал у окна, обнимая себя за плечи. Так часто делала Энн, когда он «обижал» ее — говорил не то, что она хотела услышать. Он слегка раздвинул шторы. Еще не было семи, и внизу, по Пэлл-Мэлл, спешили люди. Грег впился ногтями в ладонь, он чувствовал себя изгоем, отделенным от всего нормального мира. Господи, лучше бы он умер, чем такое терпеть! — Выпьете? — спросил Холмс за его спиной. Он тоже переоделся в халат, только бордовый, и теперь стоял в глубине комнаты с двумя бокалами в руках. — Я знаю, вы любите хороший виски. — Боже… Какого черта? — вспылил Грег. — Вы собираетесь изнасиловать меня и при этом корчите из себя чуть ли не моего приятеля! Имейте совесть не врать хотя бы мне, вытворяя столь гнусные вещи. Бровь Холмса взлетела вверх, будто выдавая глубочайшее изумление: — Насилие, инспектор? Что ж… вы призываете меня быть честным, однако сами боитесь взглянуть правде в лицо. Между нами всего лишь сделка, и вы сами выбрали этот вариант. Никто не мешает вам предоставить вашу бывшую жену, которая, кстати, изменяла вам многократно, а также самым отвратительным образом вас подставила, ее судьбе. Однако вы продаете себя, тем самым совершая не менее гнусную вещь, чем, по вашему мнению, тот, кто вас покупает. — Моей дочери пятнадцать лет, и вы это знаете! — Вашей дочери пятнадцать лет, она вас любит, она самостоятельный ребенок, и никто не мешает вам оформить над ней опеку. Ваша мать с удовольствием за ней присмотрит. Но вы выбираете бывшую жену, которая, несомненно, заслужила свою участь. — Я тоже совершил должностное преступление, предупредив вашего брата… — Вы сделали это, чтоб успокоить свою совесть, поскольку знали, что он невиновен. Ваша жена покрыла виновного и подставила вас под служебное расследование. Мне давно было интересно, как далеко вы готовы зайти, спасая ее. Что ж, сегодня мое любопытство, похоже, удовлетворено. Грег промолчал, раздавленный логичностью его доводов. — Вы можете еще отказаться, — неожиданно очень мягко сказал Холмс. — Грегори. Его имя, произнесенное подобным тоном, заставило Грега вздрогнуть. — Но вы ведь тогда уничтожите ее, не так ли? — Уничтожу, — спокойно, серьезно сказал Холмс. Грег взял протянутый стакан и выпил одним махом. Горло обожгло, и он закашлялся. Холмс посмотрел на него укоризненно, этаким взглядом заботливого друга. Грег не знал, что его остановило от того, чтобы ударить. Он отвернулся, продолжая кашлять. В груди между тем разрасталось алкогольное тепло. — У вас пять минут на то, чтобы подумать, — продолжил Холмс. — Если мы начнем, и вы решите это прекратить, сделка будет отменена. Независимо от того, как далеко мы зайдем. — Господи, вам что, в детстве в игрушки запрещали играть? — откашливаясь, спросил Грег. Холмс проигнорировал его реплику. — Пять минут, — напомнил он. Грег покачал головой. — Не надо. Давайте сейчас. Он чувствовал, что если Холмс оставит его на эти пять минут, то он уже не решится. — Пять минут, — сказал Холмс непреклонным тоном и вышел. Грег сел на край кровати. Потом опять встал, дошел до окна, пытаясь успокоить себя, что это всего лишь пять вечеров, что, может, ничего страшного не произойдет, кроме, собственно, самого факта секса. Он оглядел кровать, выглядывая, есть ли приспособление для наручников. А что если спросить об этом Холмса? Ведь спрос, в конце концов, не означает отказ от сделки… — Бдсм будет? — выпалил он, едва Холмс вернулся в комнату. Тот замер. Грег ожидал издевательств, но Холмс ответил мягко: — Нет, полагаю, ничего такого, что выходило бы за рамки традиционного секса. Боюсь, что все будет очень скучно. У меня нет фантазий о доминировании. — У вас есть только фантазии о том, как подчинять человека, которому некуда деться, — фыркнул Грег. Теперь он знал, за что Холмса ненавидел Шерлок. — Бросьте притворяться ребенком, — неожиданно жестко сказал Холмс. — Вас никто ничего не заставляет здесь делать и не держит. Грегори, вы мне надоели с вашим скулежом. Идите! Возьмите вашу одежду, оденьтесь в гостиной и уходите! Грег вздохнул, схватил свои вещи и вылетел за дверь. Постоял в темноте посреди большой гостиной. Окна здесь были не зашторены, и отблески чужих окон лежали на стенах. Грег сел на зачехленный диван — при взгляде на мебель складывалось ощущение, что ее здесь вообще никогда не трогали — и принялся натягивать джинсы. Потом выпутался из них, вдохнул и решительно пошел назад. Никакого бдсм, пять вечеров, пять недель, и все это закончится. Энн будет спасена, а сам он о Холмсе больше не услышит. Тот сидел на самом краешке кресла, скрестив длинные тонкие ноги, задумчиво потягивал виски. — Да или нет? — спросил он, когда Грег вошел в спальню. — Да. Только… — Что только? — Не называйте меня по имени. — Вам неприятно? — Господи, Холмс, мне все, связанное с вами, неприятно. Вы так говорите, как будто могли предполагать что-то иное! Холмс медленно кивнул: — Обещать не могу, но постараюсь. Раздевайтесь и ложитесь. Грег выполнил требуемое. Он лег на постель, гадая, в какой позе Холмс захочет взять его. Поскорее бы все закончилось. Однако Холмс, казалось, нисколько не торопился. Он медленно скинул халат и забрался на постель, нависая над Грегом, изучая его взглядом. Смотреть в глаза было невыносимо, и Грег уставился на рыжие волосы на его груди. Холмс наклонился еще ниже, и его член коснулся ноги Грега, мазнул по ней предэякулянтом. У Грега живот свело от отвращения. Он не знал, какой извращенный ум мог назвать подобное сделкой. Он был бы не против, если бы сейчас разверзся потолок и убил их обоих. Холмс приблизил губы к его губам, и Грег отвернулся. Он понимал, что во власти Холмса было приказать ему не отводить лица, но не мог ничего с собой поделать. Однако Холмс не приказал, а вместо этого вдруг стал покрывать мелкими поцелуями шею. Потом перешел к ключицам, от них — к соскам. Холмс целовал аккуратно, одними губами, иногда чуть прихватывая кожу, но очень нежно. И это было странно. Грег ожидал, что Холмс сразу приступит непосредственно к половому акту, и сейчас чувствовал себя сбитым с толку. Как ни пытался он накручивать себя, прочувствовать отвращение как можно сильнее, у него не выходило. Тело мало-помалу сдавалось. До смешного — ни одна женщина в жизни не ласкала Грега так, как это делал тот, кого он ненавидел. К губам Холмса прибавились кончики пальцев, они внимательно изучали тело Грега, непонятным чутьем определяя его реакцию, и, когда пробегали по нему повторно, это каждый раз было так, как надо. Там, где хотелось нежно — нежно, и сильно — там, где требовалось нажать. И это пока были еще только шея, плечи, руки, грудь. Холмс ни разу не прикоснулся к животу, а Грег уже предчувствовал, каково ему будет. Он клял свое тело на чем свет стоит, но тело, повинуясь куда более древнему инстинкту, плевало на все моральные принципы. Холмс прошелся языком по соску, вылизывая, и Грег застонал и выругался. — Не вините себя, — вдруг отстранившись, сказал Холмс. — Ваше тело истосковалось по ласке, ему трудно устоять. Расслабьтесь, — шепнул он. — Отпустите себя и не думайте ни о чем. Сосредоточьтесь на ощущениях. Иначе потом вам будет еще трудней. — Не думать, что вы берете меня против воли? — буркнул Грег. — Вы все еще можете встать и уйти, — ответил тот. — Каждую минуту можете встать и уйти. — Нет уж! — Тогда расслабьтесь и перестаньте ебать мой мозг, — зло отозвался Холмс и жестко прихватил кожу на его шее зубами. Грега чуть не подбросило вверх — так сильно, так потрясающе это было. Он все еще пытался не переступать через себя, но, кажется, даже уже собственный мозг отказывался его слушать. Противный голосок нашептывал: в конце концов, тебя здесь не пытают и не убивают, и ты действительно можешь встать и уйти, и потом, — ты можешь рассматривать это как новый сексуальный опыт, пусть немного не с тем, с кем хотелось бы, но… Холмс скользнул к его ногам и вдруг накрыл его член ртом. Не втянул, нет, а просто накрыл головку, как бы застывая в нерешительности, что с ней делать. Но Грег, задохнувшийся от ощущения горячего рта на своем члене, прекрасно понимал, что там не было никакой нерешительности. А Холмс отпустил его и снова сделал то же самое, и снова, и снова. Губы его были абсолютно сухие и будто даже обветренные немного, и это делало каждое их прикосновение особенно ярким. Член Грега уже начал твердеть, а Холмс спустился ниже, поочередно втягивая в рот его яйца, вылизывая их. Потом Грег услышал, как тот отплевывается, и ему вдруг стало смешно. Невозможно было воспринимать всерьез Холмса, выплевывающего его, греговы, лобковые волосы. Тот не сказал в ответ ничего, а только взял его член в рот, на этот раз уже по-настоящему, и Грег не выдержал. Он хрипло застонал, извиваясь, цепляясь за слишком, к его отчаянию, туго натянутые простыни, не зная, куда деться от Холмса — но на этот раз не потому, что хотелось деться, а потому что ощущения были слишком сильными. От его бессвязных выкриков Холмс, казалось, только удвоил старания, но когда Грег стал беспорядочно хвататься за его голову, отпустил. Они оба резко сели на постели, задыхаясь, ловя ртами воздух. Грег с удивлением смотрел на Холмса. Тому действительно, кажется, нравилось отсасывать ему. Щеки Холмса раскраснелись, губы припухли и повлажнели. Грег чувствовал ужасную растерянность. Его должны были насиловать, а Холмс словно поставил своей задачей доставить ему удовольствие и тащился от ее выполнения. Извращение какое-то. Бред. Под взглядом Холмса он лег обратно, чувствуя вдруг странное желание — подразнить. Взгляд Холмса не был ни надменным, каким бывал так часто, ни презрительным, ни подтверждающим свою власть. Он ласкал тело Грега сверху донизу и наоборот и восхищался этим телом. Теперь Грег уже не ждал, что Холмс «возьмет свое» немедленно, хотя и не имел ничего против разрядки. Он даже прикоснулся к своему члену, скользнул по нему ладонью, размазывая предэякулянт. Холмс среагировал мгновенно — перехватил ладонь, поднес ее к губам и облизал. Грега прошибла дрожь. Происходящее не имело ничего общего с тем, как они относились друг к другу, и хотел он быть здесь сегодня или не хотел, это была игра между ними двумя, и он участвовал в ней настолько же, насколько и Холмс. Ему нравилось участвовать в ней, нравилось видеть возбуждение, которое он вызывает. Он знал, что пожалеет потом, когда опомнится, но прямо сейчас он следовал этой игре и не хотел думать. Он просто хотел большего. Холмс смотрел на него, не отрываясь. Грег понимал — он считывает его. По-холмсовски безошибочно. Но это не пугало. Он знал, что тоже имел над Холмсом власть, а значит, они были равны и сделка больше не существовала, по крайней мере, сейчас, в этот конкретный момент. От осознания этого, от своей уверенности он повел тазом, приподнимаясь, слегка раздвигая ноги и выгибаясь назад. Холмс дернулся всем телом и не застонал даже, а коротко вскрикнул и, лихорадочно целуя его бедра, стал быстро от колен подниматься к паху, а затем, помогая себе рукой, снова вобрал член Грега в рот. Движения его губ, языка, ладони были такими сильными, что Грег мгновенно пришел на край. Воздух в комнате словно сгустился, а время замедлилось, как бывает перед катастрофой, но Холмс отстранился, давая ему остыть, и, когда Грег пришел в норму, вдруг снова взял, да так глубоко, как не пришло бы, наверное, в голову брать его немаленький член кому-нибудь другому. По крайней мере, яйца Грега оказались у самых губ Холмса, а тот умудрялся что-то еще выделывать языком, и Грег не выдержал — даже не столько ощущений, сколько зрелища, — заорал и взорвался, беспорядочно хватаясь за макушку Холмса, скользя по коротким волосам в попытке отстранить. Но тот выпустил член лишь наполовину, продолжая глотать и вылизывать. А потом, пока тяжело дышавший, словно после хорошего марафона, Грег приходил в себя, сел на край кровати, к Грегу спиной, и, по всей видимости, занялся собственным членом, потому что вскоре застонал, откидывая голову назад. Это был очень беспомощный стон, и Грег поймал себя на желании прикоснуться к Холмсу, или поцеловать в губы, или сделать что-то такое странное взаимное, в благодарность за то, что только что сделали с ним. Но послеоргазменная истома рассеялась, и он вспомнил, что вообще происходит и насколько подобные проявления неуместны. Он несколько недоумевал, почему Холмс не стал брать его, позволив кончить. Грег попытался оценить, сколько же времени прошло — может быть, тот рассчитывает на второй забег? Но Холмс встал и потянулся за халатом, а потом подал халат и ему. Грег закутался и переместился в кресло. Холмс налил ему виски, и на этот раз Грег не возражал. — Что это было? — спросил он. Холмс молча сделал глоток и поморщился: — Прошу вас, давайте обойдемся без глупых вопросов. — Ладно, — согласился Грег. В конце концов, это было куда лучше, чем он ожидал. — Мой водитель отвезет вас. — Не надо. Я на метро. — Как знаете. Грег еще с утра наметил себе, что вечером, если только сможет, пойдет пешком, и, может быть, даже до соседней станции. Хотелось хотя бы воздухом поскорее смыть грязь. Однако сейчас, выйдя на улицу, он не чувствовал себя грязным, а чувствовал расслабленность и недоумение. И еще — небольшое, но очень пугающее его разочарование, что до проникновения так и не дошло.