Сделка

Впустить в себя Холмса оказалось достаточно неприятно, но не больно. Грег почувствовал жжение, и Холмс сразу остановился, давая привыкнуть. — Если больно, говори, — сказал он. — С каким бы удовольствием я дал тебе в морду, — пробормотал Грег. — Успеешь. Расслабься. Холмс чуть-чуть подался тазом вперед. Грег сжал зубы. Неприятное чувство в заднице отдавалось жаром во всем теле. В голове были такие ощущения, словно он только что получил сотрясение мозга. По крайней мере, так, как Грег помнил себя после сотрясения. Он пытался собрать обрывки мыслей и не мог. — Расслабься, — сквозь туман скомандовал Холмс, и на этот раз до Грега немного дошло. Он действительно попытался расслабиться, повторяя себе «что уж теперь», и Холмс скользнул еще больше внутрь. На этот раз он, видимо, задел головкой простату. Грег застонал от неожиданного удовольствия, плеснувшего внутри. Неприятный жар сделался теперь уже смешанным — и приятным, и неприятным одновременно. Туман в голове не рассеивался, а напротив, сгущался, она стала совсем тяжелой. Холмс мало-помалу вошел до конца и вдруг тихонько коснулся губами его губ, словно благодаря. Грег вздохнул. Он не понимал, почему Холмс не понимает таких очевидных вещей. — Выеби меня уже, — сказал он устало. Холмс двинулся назад, снова задев простату, внимательно отслеживая реакцию Грега, прилаживаясь. Жар в теле все нарастал, Грегу казалось, что он горел уже весь, каждой клеточкой внутри, и каждой частичкой кожи, и каждым волоском, и все, что он мог делать — следовать за вспышками удовольствия каждый раз, когда Холмс делал очередной толчок и очередной раз подавался назад. «Я — как та крыса, которая умерла, крутя педаль», — обреченно подумал он, когда Холмс дал ему и себе небольшую передышку после очередной слишком сильной вспышки. А потом… потом Холмс увеличил ритм, и вспышки стали следовать непрерывно, так, что Грег уже никак не мог выдержать, и мучительное и сладкое чувство в животе закручивалось все туже и туже, пока наконец не лопнуло. Грег заорал, дергаясь, не понимая, что Холмс выскользнул из него, потом перевернулся на бок, беспорядочно хватая себя за ноги, словно это могло как-тот помочь. Потом заорал еще раз и вытолкнул из-под себя подушку. Вцепился в край кровати, успокаиваясь, отходя. Холмс обнимал его и, кажется, даже гладил по спине. И Грег не был против, хотя бы по тому, что плохо понимал, что происходит. Минут через пять он вынырнул из блаженной полудремы, сфокусировал взгляд и перевернулся — Холмс сидел совсем рядом, на углу кровати, обе его руки были опущены между расставленных коленей, и в одной он держал презерватив. Холмс бессмысленно смотрел на него. Грег вгляделся, пытаясь понять, кончил ли тот. Почему-то это сейчас казалось важным. Но понять не удавалось. Он отвел колено Холмса и поднял его руку с презервативом вверх, жидкости в нем оказалось совсем немного — вероятно, предэякулянт. И теперь Грег увидел, что член Холмса был все еще твердый. — Можно я? — спросил Грег. Холмс покачал головой. — Иди в душ. До следующей среды, — сказал он. — Ладно. Грег подобрал с кресла свои шмотки и пошел в ванную. Подставил тело под горячие струи. Телу было хорошо, и, что скрывать, ему самому — тоже. Нормальный секс, не хуже любого другого в его жизни. Да что там — лучше. Если бы это был не Холмс… Но Грег был бы не Грег, если бы не решил, что подумает об этом завтра. Сейчас не стоило портить момент. Он тщательно вытерся, прислушиваясь к себе. При определенных движениях в заднице становилось немного неудобно, а еще было странное чувство чего-то инородного в животе, как будто что-то засунули туда и забыли. Но все это не было неприятным. Скорее какие-то новые, непривычные ощущения и все. Зато при воспоминании об удовольствии член дернулся, и жар потек сразу двумя струйками — от паха вверх до груди, к соскам, и от сосков вниз. Грег одернул себя, оделся и вышел из ванной. Его встретила пустая комната. Он приоткрыл дверь в гостиную, но Холмса не было и там. Что ж, тот, кажется, с ним попрощался. Грег нашел выход на лестницу и, пройдя через клуб, направился к метро. На улице подмораживало, и он поплотнее кутался в пальто, перепрыгивая через лужи. В голове было ясно и пусто, он знал, что мало что понимает в происходящем между ним и Холмсом, но сейчас ему было все равно, найдет ли он на этот вопрос ответ. Однако чем ближе становилась среда, тем больше мысли о противоречивом поведении Холмса шли на ум. Может, у Холмса просто проблемы с потенцией? Если он не кончает так долго, это вполне может быть. Но в таком случае не проще ли нанять проститутку? Почему он хотел, чтобы это был именно Грег? Или таких, как Грег, у него много? Сейчас функцию мальчика по вызову выполняет он, Грег, а потом будут следующие пять вечеров с кем-нибудь другим? Или просто Холмс решил воспользоваться первой попавшейся возможностью? Два абсолютно противоположных Холмса никак не сходились в греговой голове. Черно-белое мышление не было свойственно Грегу даже в подростковые времена, а в зрелом возрасте — тем более. Он никогда не стремился к мести преступникам, его целью было посадить преступника, чтобы оградить других. Он не исходил бессмысленной злобой и всегда пытался понять, почему люди совершают те или иные поступки. Он понимал, что есть те, кто просто слаб и слишком подвержен страстям, или те, кого толкает на преступления невыносимость собственной неправоты, а есть конченые психопаты типа Мориарти. Были еще те, кто совершал преступления почти случайно. И пятая категория — люди, развращенные властью, безнаказанностью. Обычно в пятую при определенных обстоятельствах переходили люди из первой и второй. Судя по тому, как все начиналось, Холмса следовало отнести именно к ней. Но тогда можно было бы ожидать, что в постели он будет не просто подчинять, а издеваться и унижать. Но Холмс ни разу не оскорбил его ни словом, ни, если уж на то пошло, действием. Грег действительно пошел на сделку сам, и Холмс давал ему возможность отступить, а когда Грег не отступил, делал все, чтобы Грег получил удовольствие тоже. Может, таковы как раз зависимые отношения, когда «одно лечат, другое калечат»? К среде от подобных размышлений у него уже опухла голова, а к каким-то определенным выводам Грег так и не пришел. А в среду днем позвонил Холмс и пригласил его на кофе и коньяк. Грег едва не заржал, вспомнив печальный опыт ужина. — В моем кабинете, у камина, — уточнил Холмс. — Господи, зачем это тебе? — спросил Грег. — Мне приятно находится в твоем обществе. А ты сможешь расслабиться перед… — Ты меня достаточно расслабил в прошлый раз. — Не уверен, что всегда буду это делать. — Ладно, присылай машину в пять. Грег и сам не знал, почему согласился. Но, возможно, запутанность ситуации стала слишком сильной, и плыть по течению было единственно верным выходом. В половине шестого он оказался в знакомом кабинете. На столике между креслами перед камином стояли графин, наполненный янтарной жидкостью, и два коньячных бокала. Усевшись и чувствуя тепло огня, Грег мысленно вздохнул. Они с Холмсом опять притворялись добрыми друзьями, и он сам опять позволил себя втягивать в этот бред. А если бы платой была не задница, а жизнь, он, Грег, точно так же бы тут сидел? Он молча взял чашку кофе, которую принес мужчина в черном костюме, то ли секретарь, то ли охранник, хрен разберешь. — Я взял на себя смелость заказать по-венски, как ты любишь, — сказал Холмс. — Но если ты хочешь другой… — Нет, все нормально, — прервал Грег. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от ощущения абсурдности ситуации. Не помогло. Холмс сделал глоток из своей чашки. Его лицо казалось спокойным, расслабленным. Грег уставился в огонь, пытаясь успокоиться тоже. Хаос совершенно противоположных ощущений и мыслей был так невыносим, что Грегу казалось — он сейчас взорвется. — У тебя сегодня был трудный день? — А? — Грег не сразу даже сообразил, что Холмс обращается к нему. — А… да. Стрэнджа ловили, но не поймали. Да и непонятно, того ловим или нет. Действительно ли он убийца или сбежал, потому что стал свидетелем преступления и струхнул. Или он даже не был свидетелем, а просто увидел тело, решил, что его обвинят, и деру дал. — Да, в этом деле много вопросов, — согласился Холмс. — Я написал несколько своих идей насчет расследования, завтра утром отошлю тебе письмо. — Эээ… спасибо. Холмс кивнул. — Почему ты отказался от идеи разыскивать миссис Ниддл? — Ты считаешь, что это имеет значение? Старушенция давно была не в своем уме. Не все ли равно, в какой дом престарелых ее запихнули. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но доктор Гордон — уважаемый врач. И его партнер по практике тоже ее смотрел. Так что здесь вряд ли что-то подделано. Дом она явно под давлением подарила родственничкам, но не прикопаешься. Когда она его дарила, то еще не была недееспособной. Думаешь, она что-то расскажет? — Думаю, что весьма удивителен тот факт, что старая женщина не в своем уме дарит коттедж племяннику, которого она не видела с пяти лет. Потом ее помещают в дом престарелых в другой стране, в какой — никому не известно, в том числе ее постоянному лечащему врачу. Заметь, семейному врачу, унаследовавшему практику отца и деда, которые лечили эту семью на протяжении четырех поколений. А через два месяца после исчезновения тетушки убивают племянника. Грег вздохнул: — Ты подозреваешь, что тетушку убили? — Это же очевидно, Грегори. Грег вздрогнул, но любопытство на этот раз было сильнее раздражения. — Племянник убил? — уточнил он. — Разумеется. — Но тогда почему убили его самого? — А вот это уже изложено в письме. — То есть ты знаешь, кто убийца? — Скажем так — я подозреваю, в каком направлении стоит двигаться. — Ладно. Они молча допили кофе и приступили к коньяку. Грег надеялся, что в этот раз все пойдет не так, надеялся почувствовать расслабленность, но прекрасный кофе, отличный коньяк и чертова помощь гребаного Холмса в деле, о которое он, Грег, убивался на протяжении трех с половиной недель и которому не предвиделось конца и краю, только усилили напряжение. Он был несказанно рад, когда посиделки у камина закончились. Оборвало их странное согласованное действие — неожиданно взглянув друг на друга в один и тот же момент, они словно пришли к общему решению, оба встали и направились к двери. Не кивая друг другу, не говоря ни слова. На этот раз никто не переодевался в халаты, они просто остановились между кроватью и креслами и принялись друг друга раздевать. Грег расстегивал пиджак и жилет Холмса, Холмс в то же время стягивал свитер с него. И удивительным образом никто никому не мешал. У каждого действия был свой порядок, и все происходило вовремя. Стащив друг с друга брюки и на миг соприкоснувшись сочащимися влагой членами, они оставили друг на друге мокрые следы. Потом Грег лег на постель, позволяя Холмсу целовать и ласкать себя, щурясь от слишком яркого света, который они забыли погасить, но не желая сделать ни одного движения, чтобы изменить что-то. Прелюдия была такой же короткой, как и в прошлый раз, но Грег перестал себе врать — он действительно хотел того, что происходило с ним, и, когда Холмс, после совсем небольшой подготовки, раздвинул его ноги и вошел, Грег впустил его в себя почти без сопротивления, пытаясь прочувствовать как можно больше, ощутить как можно сильнее каждый толчок. На этот раз Холмс вошел куда глубже, его яйца уперлись в задницу Грега, и двигался он почти с самого начала быстрее — так, как именно сейчас было надо, — сорванно дыша над греговым плечом. Грег закрыл глаза, ему легко было притвориться, что это не Холмс, точнее, что это, может быть, не такой Холмс, не тот, который заставлял с ним спать. Какой-то другой, который ничего подобного не делал, а может быть, просто за ним долго, настойчиво ухаживал и в конце концов соблазнил. И когда он притворился, на несколько мгновений ему стало чертовски хорошо. Все было так просто, так ясно. Холмс — всего лишь человек, с которым ему нравится спать. Приятный человек, с которым у него не клеится общение, но у них такой отличный секс, что хочется еще и еще. Однако едва он поплыл на волнах блаженства, чувствуя, что сейчас уже окажется где-то на подступах к оргазму, как Холмс внезапно вышел из него. — Хочу другую позицию, — сказал он. Грег встряхнулся, не совсем еще понимая, почему вдруг все прекратилось и что от него требуется. — Я лягу, а ты сядешь сверху, — продолжал Холмс. Он передвинулся на другую половину кровати, стащил презерватив и, прежде чем заменить его другим, расслабленно поласкал свой член. — Ну ладно, — сказал Грег. Он чувствовал какой-то подвох, но пока не понимал его. В конце концов, Холмс брал его не сзади, хотя он, Грег, был сейчас в таком состоянии, что, наверное, не возражал бы. Тело ждало продолжения, и он плевал на то, кто это продолжение собирался ему давать. Холмс надел презерватив, сжал ноги, и Грег, кое-как приладившись, начал опускаться на него. Сначала ему было даже немного прикольно — он сверху, а значит, каким-то образом главенствует над Холмсом, но когда член вошел в хорошенько раскрытый анус, Грег начал понимать, насколько ошибся. В этой позе он не только позволял Холмсу себя трахать, точнее, трахал его членом себя сам, но, получалось, и сам регулировал то удовольствие, которое мог получить. Возможно, виной тому на самом деле были неприятные ощущения в ногах, которые он не вытерпел с непривычки, а, возможно, сыграло роль то, что именно эта поза впервые дала ему прочувствовать то унижение, которому подвергал его Холмс. Сделав с десяток движений под холмсовы хриплые выдохи, Грег выругался и соскочил с члена. — Нет! — тяжело дыша, сказал он. — Нет? — удивленно и, кажется, даже растерянно переспросил Холмс. И тут же сел на постели, стягивая презерватив. Он так подобрался и так высокомерно сощурился, что производил впечатление человека, уже одетого в костюм. Грег бы не удивился, если бы Холмс пришел на какое-нибудь важное заседание именно в таком виде и никто бы ему и слова не сказал. — Ты понимаешь, что если ты говоришь «нет», сделка отменяется? — Да пошел ты! — буркнул Грег. Он бросился к креслам, схватил одежду в охапку и выбежал в гостиную. Пока он натягивал брюки, его ноги дрожали, а руки тряслись, и первый раз за эти две недели он действительно чувствовал себя изнасилованным.