Дорогой Като! Мне жаль причинять тебе боль, но лгать я больше не хочу! После встречи с Мартином, я понял, что всегда любил только его. Наши с тобой отношения были ошибкой, за которую мне стыдно. Я уезжаю с ним в Америку, возможно навсегда. Мне не хватило смелости сказать тебе это лично. Прости меня и забудь.
Будь счастлив! Иваки
Кёске потрясённо взглянул во внимательно стерегущие его реакцию глаза американца. — Ты хочешь, чтобы я написал это? Зачем? Тебе мало того горя и унижения, которые испытает Като, когда узнает о моём отъезде? Ты хочешь, чтобы я собственной рукой вонзил ему нож в сердце? Это бесчеловечно! Лицо Каллахена вновь приняло леденящее кровь выражение неумолимости. — Сняв голову, по волосам не плачут, Иваки! — безжалостно отчеканил он. — Мне нет нужды добивать твоего Като, но я не желаю, чтобы он метался за тобой по свету с целью получить объяснение твоих поступков. Да, после такого письма он, скорее всего, возненавидит тебя. Но поверь мне — лучше ненавидеть и презирать, чем мучиться от непонимания и неизвестности! — Но зачем так… жестоко? Я бы мог… — Нет! — отрезал Мартин. — Всё будет так, как я сказал! Или сделка расторгнута! Выводя своё имя, Иваки чувствовал себя смертником, подписывающим собственный приговор. Като никогда не простит ему ни этого письма, ни измены. Не сможет простить, даже если узнает правду! Жизнь без любимого подобна смерти и похоже ему, Кёске, предстоит самому привести этот приговор в исполнение! Алчные пальцы буквально вырвали лист из-под пера, едва была поставлена последняя точка. Нажатием кнопки белокурый гигант вызвал охранника и бережно упаковал злополучное письмо в файл. Знакомый амбал почтительно замер в открывшемся проёме. — Ты знаешь, что делать! — коротко бросил Мартин, протягивая ему лист бумаги и ключи Иваки. — Скажи шофёру, что мы едем в аэропорт. Дверь захлопнулась, и через минуту автомобиль плавно тронулся, постепенно набирая скорость. Но всего этого Иваки уже не слышал и не чувствовал. Чёрная, беспросветная пучина разъедающего душу отчаяния поглотила его. Спрятав лицо в ладонях, он не ощущал беспрерывного потока слёз, просачивающихся сквозь пальцы, весь пребывая в плену одной-единственной мысли, раскалённым молотом бьющейся в голове. "Не может быть! Этого не может быть!" Ещё сегодня утром влюблённый и любимый, известный актёр и просто свободный человек, он в один миг превратился в бесправную вещь, по сути — раба безжалостного маньяка! Ради спасения возлюбленного, вынужден был предать и унизить его! Отказался от всего, что было смыслом его жизни! Но мог ли он поступить иначе? Был ли у него выбор, когда на кон было поставлено самое дорогое для него — жизнь Като? В одурманенное болью сознании, как глоток кислорода, пробилось спасительное ощущение невозможности иного решения. Какую бы цену не пришлось заплатить мне, главное — ты будешь жить, Като! Я не имею права жалеть себя, жалеть о своём выборе. Если боги помогут мне не сойти с ума от боли и одиночества, может, когда-нибудь я смогу вернуться и хотя бы увидеть тебя! И ради этого я готов пройти весь приготовленный для меня Ад! Я не сдамся! Пока я знаю, что где-то в этом мире живёшь и дышишь ты, любовь моя, я не позволю себе умереть! Ведомые спасительным ощущением цепочки лихорадочных мыслей вытолкнули Иваки на поверхность поглотившего его оцепенения. Слёзы высохли. Глубокий вдох позволил расправить судорожно сведённые плечи. Откинувшись на спинку дивана, он открыл глаза и новым взглядом посмотрел на того, кто с этого момента становился его "хозяином".***
Светловолосый мужчина, пригубив виски, уже минут пятнадцать с интересом, но без особого беспокойства, рассматривал скрюченную отчаянием фигуру молодого человека напротив. Поплачь! Поплачь, мой милый! Слёзы облегчат твою душу, и ты примешь неизбежное, как принимал всегда. Как хорошо я знаю тебя, мой Иваки! Да, теперь уже мой! И скоро ты почувствуешь это! Я вновь приручу тебя, как уже сделал однажды. Я не хочу ломать тебя, я позволю тебе спасти свою гордость. Ты — совершенство! И нужен мне только таким, какой ты есть, но только любящим меня. Меня! А не этого проклятого мальчишку! Я сделаю всё, чтобы ты остался со мной… Как жаль, что нельзя и в самом деле убить Като! Выгоревшие брови над синими глазами сердито дёрнулись, но через секунду довольная улыбка согнала с лица хмурое выражение. Главное — цель достигнута! А выбор средств меня никогда не смущал! Задумавшись, Мартин на минуту отвёл взор от объекта своих дум и вздрогнул от неожиданности, когда, подняв голову, наткнулся на непроницаемый взгляд чёрных глаз. Припухшие веки выдавали недавние слёзы, но побледневшее лицо было холодно и спокойно. — Выглядишь не очень! — усмехнулся американец. — На, глотни! Он протянул Иваки бокал с виски. — Тебе ещё с журналистами в аэропорту общаться, так что надо вернуть краски твоему личику. — Журналисты? — насторожился актёр, чувствуя, что испытания на сегодня не закончились. — Ну, я же не хочу, чтобы твой отъезд походил на похищение! Страна должна знать, куда и зачем отбывает её герой! Да расслабься — журналюги свои, купленные! Зададут пару-тройку нужных вопросов, получат правильные ответы - и "бай-бай", Япония! — И какие же ответы "правильные"? — с кривой ухмылкой поинтересовался Иваки. — Скажешь, что заключил контракт с крупной киностудией, подробности — пока секрет, возможно продление. И всё! Остальное — "без комментариев". — Кстати, а что будет с моим контрактом здесь? Я ведь связан со своей студией не первый год, и не хотел бы навсегда остаться без работы в Японии! — Не волнуйся, мои агенты урегулируют все вопросы. Думаю, твоё агентство будет в восторге получить за тебя большой "мешочек золота"! Иваки отвернулся к окну. Что ж, возможно Мартин и сдержит обещание. И если ему суждено через год вернуться, "киношный" мир не закидает его камнями за подобные кульбиты! А, впрочем, сейчас Кёске было действительно всё равно. Сожалеть он мог только об одном, но этого "одного" никто и ничто вернуть ему были не в состоянии! В аэропорте всё прошло по ожидаемому сценарию — небольшая съёмочная группа новостного канала, заготовленные вопросы-ответы. И лишь в конце репортёр не удержалась: — А что думает Като-сан по поводу Вашего отъезда? — Иваки вздрогнул, спиной чувствуя, как напрягся стоящий в двух шагах Мартин. Хорошо хоть на глазах чёрные очки! Ну, что ж, Кёске, вот он, последний шаг в пропасть! "Точка невозврата". — Мы с Като-сан расстались… друзьями... Быстро распрощавшись с застывшей в ступоре журналисткой Иваки зашагал к терминалу, почти физически ощущая, как разрывается пространство и время, острым ножом фатума отсекая его от прошлой жизни.