***
Сгребая в горсти горячий, истерзанный батист простыней, Иваки судорожно выгнулся и с хриплым стоном оросил живот и грудь собственной спермой. Вслед за ним, несколькими бешеными толчками достигнув пика, кончил Мартин и обессилено накрыл собою тело любовника. Тяжёлое дыхание обожгло шею. Молодой человек тоже с трудом переводил дух. Секс-марафон с его новым "хозяином", как всегда, был долгим и изматывающим. И не только физически! Очередной приступ омерзения и ненависти к себе накрыл Иваки с головой, как и каждый раз после соития. Он не любил Мартина, не хотел его, но собственное тело, искусно возбуждаемое изощрёнными ласками, снова и снова предавало своего обладателя. Парень не мог воспрепятствовать насилию над собой, но этот неконтролируемый отклик вызывал в нём чувство отвращения к себе. Приподнявшись на локте, белокурый мужчина с неудовольствием рассматривал лицо любовника, лежащего рядом. — Опять это выражение! — нежными, ласкающими пальцами разгладил страдальчески нахмуренные брови, горькие складочки у припухших от поцелуев губ. — Месяц прошёл! Пора выходить из "комы"! — В голосе мужчины прибавилось иронии. Привычное молчание было ему ответом. Ресницы, чёрной каймой обрамлявшие глаза, даже не шелохнулись. Мартин пришёл в раздражение. — Жизнь продолжается, Иваки, как бы ты ни пытался впасть в анабиоз! И, чёрт возьми, неужели тебе самому не хочется хоть как-то компенсировать свои потери?! Ты же актёр, хороший актёр! Разве карьера в Голливуде совсем не прельщает тебя? А чем ты тогда оправдаешь своё отсутствие в Японии, когда вернёшься? Или ты передумал возвращаться? Веки Иваки дрогнули, губы сжались в тонкую линию. — Хватит страдать! Пора приниматься за дело! Мартин, обернувшись, взял с прикроватной тумбочки небольшую брошюру и шлёпнул её на обнажённую грудь молодого человека. — Вот! Твой первый шаг к "Аллее славы"! — с шутливой серьёзностью произнёс он. — Роль небольшая — пара серий! Но сериал очень популярный, поэтому ты сразу окажешься на виду! Не видя никакой реакции, мужчина разозлился уже не на шутку. — Иваки! Ты слушаешь меня? Чёрные глаза распахнулись, и Мартин вздрогнул от жгучего отчаяния, застывшего в них. — Я не могу! — на грани слышимости прошептал парень. — Чего не можешь? — Жить, дышать, работать, пока… — Шёпот прервался. — Пока что? — Мужчина напряжённо вглядывался в несчастное лицо. Кёске мучительно вздохнул и ринулся с головой в омут. — Пока не буду уверен, что с ним всё в порядке! (Он с первого дня запретил себе произносить имя возлюбленного вслух, но Мартин его прекрасно понял). Несколько минут американец, нахмурившись, размышлял. — Я могу навести справки… — наконец, неохотно предложил он. Впервые уловив в голосе мучителя колебание, Иваки решил пойти "ва-банк". — Нет! Я должен убедиться в этом лично! — Ты что, хочешь позвонить ему? — Голубые глаза недобро прищурились. На такое Кёске даже и не надеялся. — Не ему. Шимизу. Она, наверняка, в курсе всего, — теперь голос Иваки звучал умиротворённее. — Нет! — рявкнул Мартин, откидываясь на подушки. В комнате повисло напряжённое молчание. Несколько минут американец сверлил разъярённым взглядом потолок, а потом, подскочив, вцепился в плечи любовника. — Хорошо, я дам тебе сделать этот звонок! Но после ты вернёшься к нормальному образу жизни — будешь работать, общаться, сопровождать меня… И перестанешь, наконец, изображать эту безучастность в постели! — Зачарованно глядя в потемневшие от ярости синие глаза, Иваки медленно кивнул. — Обещай! — прорычал Мартин. — Обещаю, — не раздумывая, повторил молодой человек. В этот момент он был готов поклясться в чём угодно, боясь поверить, что ему удалось выпросить этот злосчастный, но так нужный ему звонок. Миллион раз за прошедший месяц он пытался представить себе все возможные реакции Като на его побег, но даже в мыслях суеверно обходил самый страшный вариант развития событий. Однако тревога день за днём, как серная кислота, разъедала душу, доводя до безумия. Он больше не мог жить в неизвестности. Любая жертва не казалась чрезмерной, лишь бы узнать, что с любимым всё в порядке. Сжимающие плечи железные руки разжались, оставляя свои следы на белоснежной коже. Мартин рывком поднялся с кровати и, накинув халат, вышел из спальни. Спустя несколько минут он вернулся с двумя телефонами – своим и Иваки. Найдя в "контактах" актёра искомый номер, собственноручно набрал его на своём аппарате и протянул мобильный Кёске. — Две минуты. И я включил "громкую связь", — с угрозой произнёс мужчина. Подрагивая от волнения, парень слушал далёкие гудки, молясь, чтобы Шимизу взяла трубку. — Алло, — слегка искажённый "громкой связью" голос менеджера едва не заставил Иваки разрыдаться. — Шимизу-сан, здравствуйте! Это Иваки… Иваки Кёске. — Иваки-сан? — Настороженность в голосе сменилась растерянностью. — Как неожиданно… Рада Вас слышать! — Я тоже, Шимизу-сан! — торопливо перебил её собеседник. — Извините за невежливость, но у меня очень мало времени. Шимизу-сан, как там Като? У него всё… нормально? Молодой человек замер в ожидании ответа. На том конце повисло молчание. Женщина не могла решить — стоит или нет говорить о попытке суицида. Но, поколебавшись несколько секунд, решилась. Пусть знает! Неостывшая обида и переживания за Като неосознанно подталкивали её доставить боль человеку, предавшему не только своего возлюбленного, но и её тоже! — Като пытался покончить с собой! К счастью, его удалось спасти! Сейчас он в реабилитационной клинике. Врачи говорят, что кризис миновал. Иваки показалось, что он ослеп, оглох и забыл, как дышать. Самый страшный из его кошмаров обрёл реальность. Он сам, пытаясь спасти любимого человека, подтолкнул того к смертельному шагу. А если эта попытка не последняя? От ужаса волосы зашевелились на голове. Совершенно забыв и о Мартине и о его предупреждениях, Кёске закричал в трубку: "Шимизу, прошу Вас, передайте ему…" — но стальные пальцы выхватили телефон из рук молодого человека и безжалостно нажали "отбой". Бесформенным мешком обрушившись на пол, Иваки замер в объятиях спасительного беспамятства.***
— Вот ты где, Иваки! — радостно окликнул Мартин, углядев, наконец, сквозь буйно цветущую зелень знакомую фигуру, замершую в ротанговом кресле на берегу маленького пруда с золотыми рыбками. Талантливая рука ландшафтного дизайнера придала этому месту вид дикорастущей природы. Тесно сплетённые живые изгороди укрывали его со всех сторон, создавая атмосферу уединённости и романтики. Молодой человек в кресле не обернулся, лишь слегка качнув головой в сторону голоса. — Рад, что ты, наконец, покинул комнату! — похвалил Мартин, опускаясь в соседнее кресло. Синие глаза пытливо ощупали измученное бледное лицо. — Ты за неделю и десяти слов, наверное, не сказал. — Ты удивлён? — Тусклый, безжизненный голос был под стать лицу. — Вовсе нет. Я предвидел такую реакцию. Но теперь, надеюсь, ты успокоился? Иваки впервые взглянул на него. — О каком покое ты говоришь? Жить, сознавая, что стал причиной попытки самоубийства любимого… Мужчина недовольно нахмурился от слова "любимого", но усилием воли подавил раздражение. — Не вини себя. Это было его решение. — Большая горячая ладонь накрыла побелевшие пальцы, сжимающие подлокотник, успокаивающе их поглаживая. — Тем более, что самого страшного, к счастью, не произошло. И, возможно, он даже сможет простить тебя, когда узнает правду, — лицемерно добавил Мартин, надеясь, что этого никогда не произойдёт. — Разве такое прощают? — чуть слышно прошелестел молодой человек. На некоторое время на полянку опустилась полная тишина, нарушаемая лишь редкими всплесками на поверхности воды. Иваки глубоко задумался, уйдя в свои мысли. Лениво накручивая на палец льняную прядь, мужчина с каким-то почти болезненным наслаждением любовался его лицом, сейчас, как никогда, поражающим своей внутренней красотой и одухотворённостью. В такие моменты он особо остро чувствовал свою одержимость этим парнем, но ни минуты не пытался с ней бороться. — Скажи, Мартин! — Кёске внезапно нарушил молчание, развернувшись и направив на американца напряжённый взгляд, в котором металось страшное сомнение. — Ты действительно убил бы Като? — Конечно, можешь не сомневаться, — не колеблясь ни секунды, твёрдо ответил тот, легко просчитывая мучивший Иваки вопрос. — В тот момент я был готов на всё! Но, поверь, не считая того, что мне нужен был рычаг давления на тебя, я никогда не желал смерти Като — ни тогда, ни сейчас. Не мучь себя, малыш, у тебя не было выбора. Теперь в широко распахнутых чёрных глазах плескалось искреннее желание поверить. Прерывисто вздохнув, Кёске опустил голову. Глядя на безвольно поникшие плечи, Мартин потаённо усмехнулся. — Если кто и виноват здесь, то это я, но не жди, что я пожалею о сделанном. Однако, — произнёс он, возвращаясь к своему обычному самоуверенному тону, — ты кое-что обещал! Я дал тебе неделю, думаю, этого достаточно. Время начинать действовать. Он извлёк из кармана знакомую брошюру и кинул её на колени собеседнику. — Займись проработкой роли. И сегодня вечером будь готов к выходу в "свет" — пора представить тебя местному бомонду. Он легко и стремительно поднялся с кресла. Несмотря на массивность и высокий рост, двигался американец с кошачьей грацией. Бесцеремонно взъерошив черноволосую макушку, непреклонным жестом приподнял лицо Иваки и впился в его губы требовательным, "хозяйским" поцелуем. — Не грусти, мой мальчик. Новая жизнь тебе понравится, обещаю, — подмигнул он на прощание. После его ухода в зелёном уголке вновь воцарилась тишина. Лёгкий ветерок тихо шевелил страницы сценария. Кёске сидел, запрокинув голову, и даже не пытался сдержать струящихся по щекам слёз. Поцелуй на губах горел, как клеймо.