Джеб, или внезапный удар

      Я был прав! Я верно расшифровал послание Хромого Томми: через два дня ко мне в камеру привели старичка-цирюльника. Он был, как мне показалось, живым призраком Ньюгейтской тюрьмы: кожа его имела дряхлый вид, но в то же время крепкие руки уверенно держали помазок и бритву. Я подумал, что давным-давно этот узник родился здесь же – в тюрьме, и в Ньюгейте же он окончит свой век.       Старик аккуратно подстриг мои волосы и сбрил бороду (арестантам бритвенные принадлежности не полагались). На следующее утро мне выдали мою обычную одежду взамен арестантской робы, посадили в полицейский фургон, доставивший меня к зданию в центре Лондона. Так я предстал перед уголовным судом.       На судебном заседании присутствовало множество людей, я заметил даже несколько женских шляпок среди слушателей дела. На первом ряду, где собиралась сторона обвинения, вольготно расположился инспектор Лестрейд с увесистой папкой бумаг и ящиком вещественных доказательств, рядом с ним сидела мисс Мэри, дворецкий мистер Эванс и мужчина с широким носом, очевидно, яркий представитель семейства Гамильтонов.       Сторону защиты одиноко представлял доктор Ватсон, очевидно, руководствуясь желанием помочь ближнему, - так присущему всем медикам. Я окинул взглядом весь зал суда, но Миссис Хадсон и Майкрофта, к моему изумлению, среди людей так и не встретил. Меня провели к месту подсудимого.       Слушатели дела оживились, журналисты разложили остро-отточенные карандаши и листки бумаги. Толпа зрителей галерки бурно обсуждала подробности убийства, пока судебные приставы, требуя тишины, не прокричали на весь большой зал: «Т-и-и-хо, леди и джентльмены! Просим соблюдать тишину и встать! Суд идет!»       В зал чинно вошел судья. Это был пожилой мужчина с усталым взглядом и таким мученическим выражением лица, словно он тащил тележку с углем или разгружал чай в порту, а не выслушал, сидя на одном месте, два предыдущих дела. Утирая потный лоб платком, он поправил парик и сел на высокий стул в готическом стиле.       После переклички нас привели к присяге с клятвой на Библии.       - Гамильтон и Холмс! – громким голосом заявил секретарь в черной паре.       Сначала была заслушана сторона обвинения; первым выступил инспектор Лестрейд, кратко рассказав суть дела и приукрасив ее некоторыми вымышленными им деталями, звучавшими более чем убедительно.       Затем судья мистер Барт дал слово сэру Гамильтону, который почти ничего не мог сказать по делу, ибо отсутствовал в день убийства, но подтвердил пропажу изумрудного колье из приоткрытой шкатулки. Потом место за кафедрой было занято мисс Мэри, между всхлипываниями и скорбными восклицаниями которой я услышал вполне точно пересказанную историю:       - Этот джентльмен приходил к нам утром полтора месяца назад. Он хотел помочь леди Гамильтон, моей хозяйке, найти пропавшую собачку. Дворецкий, мистер Эванс, проводил джентльмена к леди Гамильтон и вернулся вниз. Я слышала, как на лестнице скрипнули ступеньки... В соседней комнате ходила хозяйка, а потом звук ее шагов затих. В это время я протирала пыль в гостиной, как в комнату вошел мистер Коул… простите, - мистер Холмс… и попросил меня рассказать о пропавшей болонке. Мы беседовали какое-то время, ну минут, может, пять… Затем дворецкий принес кофе, открыл дверь, а когда послышался жуткий крик мистера Эванса: «Ее убили!», Холмс выскочил за дверь, а я страшно испугалась. Вот и все, милорд!       Судья кивком поблагодарил девушку и, уткнувшись крупным носом в бумаги, искал забытую им фамилию инспектора Скотланд-Ярда, чтобы вызвать его для дачи показаний. Его поиски прервал возмущенный голос доктора Ватсона:       - Простите, милорд! - взял слово, воспользовавшись моментом, мой бывший друг. – Но стук обуви, который слышала мисс Мэри, мог принадлежать и убийце?       Я удивился дельному замечанию доктора, не ожидая от него ничего, кроме жалости ко мне – заочно приговоренному к повешению.       Инспектор Лестрейд неодобрительно крякнул и, среди робкого шелеста зрителей, обсуждающих эту деталь, я представил, как колесо догадок голове полицейского закрутилось в поисках контр-аргумента.       - Но, доктор Ватсон, - помедлив, уверенно заявил инспектор. - Девушка служит горничной у леди Гамильтон давно и может отличить звук шагов своей хозяйки от грохота башмаков убийцы!       Толпа, задержавшая было дыхание, спокойно выдохнула.       - Да, однако… - Ватсон на долю секунды замешкался и потерялся, но, осененный предположением, выложил козырную карту. – Мисс Мэри, чем Вы можете доказать, что именно Ваша хозяйка ходила из комнаты в комнату? Может, она уже была мертва, пока Вы беседовали с моим дру… с обвиняемым?       Ватсон вдруг резко обернулся к девушке, желая увидеть ее реакцию. Примеру доктора последовал весь зал: юная мисс Мэри была сегодня в центре внимания, каждое ее слово ловили десятки пар ушей, а десятки пар глаз сверлили эту юную особу заинтересованным взглядом.       - Простите, сэр, но… - замялась девушка, покраснев как цветок мака. - Мне так неудобно говорить, но…       - Ну же, мисс Мэри! – дружелюбно улыбаясь, заметил судья Барт, подбадривая девушку. – Смелее! Вы можете доказать это? Или мы послезавтра с чистой совестью повесим невиновного человека?       Судья Барт оглянулся на свою свиту: та одобрила его язвительные слова легкими полуулыбками и кивками голов в полицейских шлемах.       - Я, право, не знаю… Но раз так, милорд… Я слышала шум воды одного известного устройства… - ответила девушка, еще пуще заливаясь краской. - Ну, которое у нас стоит в уборной комнате леди… Как же его? – спросила девушка себя, напрягая память.       - Ватерклозет? (см. прим. 13) – услужливо подсказал Ватсон.       Зрители смутились и замерли в ожидании дальнейших событий.       - То есть Вы можете сказать суду под присягой, что леди была жива в то время, как Вы и обвиняемый Холмс беседовали? – посерьезнев, спросил судья.       - Конечно, милорд, ну а как же иначе-то?.. - слегка осмелев, простодушно заметила мисс Мэри дерзким тоном.       Доктор Ватсон, словно ученик на экзамене, не смог ничего возразить на это. Зал снова наполнился шумом: я услышал чей-то дикий громкий хохот, какая-то женщина истерично вскрикнула: «Боже милостивый! Его повесят, непременно повесят!», какой-то пастор, молитвенно воздев глаза к потолку, мелко перекрестился. Судья, в который раз потянувшись за насквозь мокрым платком, застучал молоточком, призывая к порядку. Судебным приставам не скоро удалось восстановить тишину.       У меня искрой молнии мелькнула догадка. И возник единственный шанс, чтобы ее проверить.       Не дожидаясь, пока слушатели заседания обсудят между собой свидетельство юной Мэри, инспектор Лестрейд выложил перед судьей главную улику – нож с костяной резной ручкой. Это действительно был мой нож.       - Прошу взглянуть, милорд! – пригласил Лестрейд, пододвигая нож на носовом платке ближе к судье, от чего мистер Барт отпрянул, словно боясь запачкаться. – Мистер Ватсон подтвердил наличие отпечатков своего друга на этом орудии убийства.       Внимание зала снова заострилось на персоне доктора Ватсона. Мой компаньон в подтверждение слов полицейского тяжело вздохнул и, обреченно кивая, закрыл глаза от отчаяния.       Со своего места мне был прекрасно виден подарок отца: его костяная ручка была в запекшейся крови, тупое, в зарубках лезвие, удерживаемое двумя заклёпками, также испачкано пятнами.       Я не мог удержаться и впервые за все заседание посмотрел в глаза судье Барту:       - Милорд! – зрители в ожидании застыли, обернувшись на мой голос. – Я прошу Вас разрешить мне ознакомиться с орудием убийства.       Безразлично пожав грузными плечами, судья ответил беззаботным тоном:       - Пожалуйста! Извольте.       Констебль поднес мне нож, осторожно держа края платка.       Через ткань я осторожно взял нож за лезвие, повернув его рукоятку к весеннему свету из окна. Резчик по кости постарался, любовно и щедро украшая свое изделие мелкими завитками стеблей и листьев какого-то диковинного растения. Кровью была испачкана вся искусная резьба.       - Простите, сержант Чамп, я могу воспользоваться Вашими ключами от наручников? – спросил я знакомого полисмена. Неуверенно оглянувшись на инспектора Лестрейда, Чамп снял ключи с пояса и протянул их мне, предусмотрительно положив другую руку на револьвер.       - Он испортит основную улику! – тонким голоском взбунтовался Лестрейд, когда я ключами попытался сбить удерживающие лезвие заклёпки.       Наконец, мне это удалось. Рукоятка распалась на две половины, обнажив абсолютно чистое, сверкающее лезвие под ними.       Слушатели заседания, полиция, судья и, конечно же, доктор Ватсон не понимали моих действий. Тогда я принялся объяснять, демонстрируя внутреннюю сторону рукоятки:       - Милорд. Я только что доказал, что этот нож не мог быть орудием убийства.       - Что-о-о? – протяжно протрубило уязвленное самолюбие инспектора Лестрейда, словно слон в джунглях индийских колоний.       - Именно так, - не обращая внимания на щуплого инспектора, продолжил я. – Этот нож служил мне для разрезания бумаги, пока не попал в дом Гамильтонов. Обратите внимание: если бы нож был в ране долгое время, то кровь бы, миновав резьбу, затекла бы и под рукоятку, испачкав черенок лезвия, но под половинками рукояти лезвие чистое. Итак, лезвие было в ране недолго. Во-вторых, лезвие ножа тупое, а рана сделана хирургически острым предметом, крови же было немного. Да! И убить одним ударом тупого ножа сопротивляющегося человека несколько сложно, не так ли, инспектор?       Заметив недовольный взгляд Лестрейда исподлобья, я все же продолжил:       - Судья Барт, ведь я, кажется, узнаю в Вас охотника на мелкую дичь?       Судья нервно сглотнул, потрясенный моим выводом, но согласно кивнул и стал слушать.       - А теперь, милорд, как охотник, обратите внимание на следующий факт… На ноже для разрезания бумаги нет желоба для стока крови, тогда как этот элемент есть на охотничьем и боевом холодном оружии. Этот желоб предназначен для сохранения рук охотника или солдата сухими, чистыми. Рука, сжимающая нож для бумаги, непременно запачкалась бы кровью, не защищенная желобком. После чего убийца оставил бы многочисленные кровавые отпечатки по всему дому, спасаясь бегством. Но в особняке не было обнаружено ни одной капли крови, кроме как на платье жертвы и этом ноже! Я верно излагаю факты, инспектор?       Обратившись за поддержкой к Лестрейду, но так и не дождавшись ее, я уверенно подвел итог:       – Значит, истинное орудие убийства до сих пор не найдено!       Шум и ропот в очередной раз заполнили зал, репортеры судорожно скрипели карандашами, часто заменяя сломанный письменный прибор новым. Наслаждаясь произведенным эффектом, который произвели мои слова, я выдержал многозначительную паузу, а зал суда Олд-Бейли снова с интересом погрузился в беззвучный вакуум.       Затем, упиваясь тишиной, в которой слышно было биение мухи в пыльное окно, желающей выбраться на залитую весенним солнцем улицу, я набрал воздуха в легкие и, воодушевившись примером этого настойчивого, неутомимого насекомого, дерзко закончил:       - Я прошу Вас, милорд, освободить меня из-под стражи в зале суда, чтобы я мог найти орудие убийства и наказать истинного преступника по всей строгости закона!..       Зал возмущенно зароптал, но я невозмутимо завершил фразу:       - В противном случае, я готов… - голос мой слегка дрогнул, - …готов занять место убийцы на виселице.       На несколько секунд воцарилась тишина. Внезапно зал взорвался десятками одобрительных выкриков и требований немедленно снять наручники с такого достойного джентльмена, как я. Повернувшись к доктору Ватсону, я заметил капельки влаги в уголках его глаз, в которых мелькнула надежда.       Судья, почесав лоб молотком, величественно расправил свою мантию и вынес вердикт, какого не оглашал никогда за весь свой судейский стаж:       - Обвиняемый в убийстве леди Шарлотты Аннет Гамильтон, - мистер Шерлок Уильям Скотт Холмс! Доказательства, представленные суду, ясны и не подлежат никакому сомнению. Следовательно, Вы попадаете под юрисдикцию суда присяжных. Вердикт, вынесенный присяжными, гласит о Вашей виновности в этом преступлении. Суд принял во внимание изложенные вами факты и решил… Вы обязаны будете выполнить данное Вами в присутствии свидетелей слово в течение сорока восьми часов. Напоминаю Вам, что Вы находитесь под присягой. Если доказательства не будут представлены до истечения этого срока, Вы должны будете явиться в ближайшее отделение полиции для заключения Вас в тюрьму «Ньюгейт» и приведения в исполнение решения суда присяжных. Вы будете повешены за шею, пока не умрете… В настоящий момент суд освобождает Вас, мистер Холмс, из-под стражи!       Репортеры, исчерпав свой запас карандашей, молча внимали каждому слову судьи Барта. Оживившись, они вспомнили про фотокамеры и ослепили меня вспышками. Почувствовав резь в глазах, я закрыл лицо рукавом сорочки и незаметно выскользнул за дверь, оказавшись на свободе.       У меня было 2880 минут на поиски орудия убийства и преступника. Действительно, масса времени, ведь я знал, с чего начать!