За 600 световых лет от Бетельгейзе

То лето Майкрофт проводил в английском поместье матери — приехал на каникулы из Гарварда. Ему было восемнадцать, но он выглядел не меньше, чем на тридцать — в шестнадцать резко постарел. Так бывает с высшими вампирами. Как объяснял отец, гены вампиров в очередной раз вступили в противоречие с человеческими. И так уж повелось, что до шестнадцатилетия высшие наоборот выглядят сильно младше: в пять — на три, а в десять могут и на пять, а после инициации резко стареют. Майкрофту еще повезло, мог бы сразу стартануть с шестнадцати до шестидесяти. А получилось — тридцать-тридцать пять. Но и это не радовало. Лицо у него было взрослого, а мудрости при всем уме еще не набрался. Шерлок мстил за долгую отлучку, обзывал старым и толстым, а Майкрофт, хоть и притворялся безразличным, переносил это довольно болезненно. Он часами прятался в дальней комнате с зеркалом, захламленной всяких старьем, и разглядывал себя. И репетировал — отец как-то сказал, что хорошая улыбка способна сделать больше, чем оскал, но улыбки скорее как раз выходили похожими на оскалы. И кого он был способен привлечь с такой внешностью? Бледная, изнеженная кожа, глаза голубые, почти белые — чуть ли не альбинос, и волосы светлые, отливающие рыжиной. Рыжий вампир! Еще и с веснушками. Позорище! Откуда только эта рыжина взялась? Мать была блондинкой, отец брюнетом. Шерлок — брюнет. И только он, Майкрофт, как всегда, совершенно отдельное не пойми что. А еще он с поразительнейшей легкостью набирал лишние килограммы. Как можно было прибавлять сто граммов веса на каждый съеденный эклер, он не понимал, но тем не менее это происходило. И кому он такой будет нужен? Разумеется, он с самого начала был нацелен на то, чтобы создать союз с человеком. Во-первых, брак отца с матерью служил примером. Во-вторых, людской век относительно вампирского короток, проживешь с одной спутницей лет двадцать-тридцать, и можно уже поменять, не так скучно. А в-третьих… не просто так высшие вампиры рисковали связываться с людьми, несмотря на витающее в воздухе презрительное «мезальянс». Не только укрепление людских генов приносило выгоду — внешность более человеческую, человеческий запах, более плотное отражение в зеркалах, связи в человеческом мире и, как следствие, большую безопасность. Человеческий клан не мог претендовать на власть даже через детей, получавшихся в результате союза. А вот если высший вампир, занимающий кресло в Совете, женится на дочке другого высшего вампира, занимающего соседнее кресло… Тут никаких политических способностей не хватит, чтобы давление обойти. Члены Совета и так уже полагают, что ты чего-то им должен, потому что член Совета, а уж если вступает в силу и кровное родство… Нет уж, клан Холмсов-Верне всегда старался быть сам по себе. Потому и выбить его представителей из кресла главы Совета было не так просто — и никому не удавалось за двести лет. Майкрофт метил не меньше чем туда же. Век отца подходил к концу — редкий вампир доживает до четырехсот, а тому уже перевалило за четыреста пятьдесят. Занять его место представлялось совершенно естественным. Тем не менее если полвека назад власть Холмсов была крепка, теперь в рядах Совета намечался раскол. Кто-то был за грядущее назначение Майкрофта, а кто-то — явно нет. Так что, помимо необходимости в скором времени найти невесту и жениться, Майкрофту предстояло еще придумать, что бы такого значительного сделать для вампиров в целом и для высших вампиров в особенности. Отец с ним на эти темы никогда не говорил. Глава Совета всегда занят, ведь любой член Совета занимает два поста одновременно — в вампирском и человеческом мире, а Главе нужно еще лавировать между интригами Совета и других высших вампиров, устанавливать законы для низших и договариваться с главами Советов Азии, обеих Америк и Австралии. Майкрофт видел отца редко, общался больше с матерью, которую очень любил, но перед которой неизменно чувствовал себя виноватым. В том числе и за то, что она оставила любимые занятия в человеческом мире, посвятив себя детям. Майкрофт был уверен, что и обычных детей воспитывать нелегко, а уж воспитание вампиров, с их вот так разносторонне проявляющейся генетикой, с болезненностью детских и юношеских трансформаций, с эмоциональной неустойчивостью, которая опять же пришла из сочетания генов вампирских и человеческих — по крайней мере, он сам так полагал — в его глазах приравнивалось к каторжному труду. При этом еще попробуй сделать все, чтобы дети эти, плохо понимающие людей, адаптировались в человеческом мире! В любом случае он собирался надежды и отца, и матери оправдать. В каком-то смысле ему некуда было деваться. Они были последние из Холмсов-Верне, Шерлок реализовываться на политическом поприще не собирался, и не справься Майкрофт — их с Шерлоком просто затопчут, чтобы не смели поднять головы. С вампирами, впадающими в опалу, никто считаться не будет. С ними опасаются даже общаться. В человеческом мире это имело бы меньше значения, просто потому что людей больше, и даже если в одном коллективе ты не ужился, в другом вполне можешь прийтись ко двору. А вот вампиров очень мало, и падение репутации среди них фатально. Если же находишься среди людей слишком долго, то очень тянет побыть со своими. Хотя и общаясь с вампирами, Майкрофт чувствовал себя лишь чуть менее одиноким. Никто не мог сравняться с ним по уму, даже Шерлок, и Майкрофт не видел способа это преодолеть. В то лето ему надо было много о чем подумать. Он виделся с отцом весной в Америке и заметил, как тот постарел. Срок близился, и, значит, нужно было успеть на волну перемен. Одной из границ огромного имения было озеро, и Майкрофту больше всего нравилось проводить время именно здесь. Гены людей сыграли с ним и эту злую шутку — в отличие от остальных вампиров, Майкрофт любил солнце, но оно хоть и было для высших вампиров безопасным, порой доставляло ощущения очень неприятные. Озеро, окруженное деревьями, в этом смысле становилось идеальным местом отдыха. Здесь можно было и посидеть на солнце, и спрятаться в тени, и выкупаться в прохладной воде — все равно никто не увидит. По крайней мере, никто не видел раньше. Потому что в тот год на озере появился Грег. На озере появился Грег — и вся налаженная жизнь Майкрофта полетела к чертям. В тот день у него с утра было очень хорошее настроение. Шерлок несколько дней назад доигрался со своими взрывами и получил ожоги. Разумеется, все это должно было зажить, но, как и у всех высших вампиров, заживало медленно, хотя и куда быстрее, чем у людей. Поэтому Майкрофт мог на некоторое время вздохнуть свободно. Обожженного, стонущего брата было жалко, но выгоды от такого его беспомощного положения были больше. Пока Шерлок оставался в постели, он не требовал ежеминутного присмотра, кроме того, Майкрофт надеялся, что этот случай заставит Шерлока задуматься о технике безопасности, которой тот пренебрегал. Убедившись, что с Шерлоком все в порядке — настолько, насколько могло быть на данный момент, Майкрофт выбрал в библиотеке книгу одного из политиков начала века, надел широкополую шляпу и отправился на озеро. Предвкушая несколько часов в тиши и уюте, он устроился на пригорке среди деревьев на самом берегу и принялся читать. Как и обычно, здесь не происходило ничего из ряда вон выходящего, лишь изредка налетал легкий ветерок или всплескивала рыба, жужжал пролетающий мимо шмель, внезапно, но очень ненадолго подавала голос лягушка да стрекозы танцевали над водой свой брачный танец. И вдруг вся эта мирная картина оказалась нарушена. Ярдах в пятидесяти от Майкрофта с громкими визгами в озеро обрушилось человеческое тело и поплыло, то лениво, то быстро, переворачиваясь то на спину, то на живот. А потом на берег перед самым носом Майкрофта вылез голый парень лет шестнадцати-восемнадцати, по ощущениям — совсем еще мальчишка. Заметив Майкрофта, он ничуть не смутился и захохотал, капли воды искрились на его коже в лучах солнца, и сам он весь казался каким-то сказочным существом. — Грег, — сказал парень, присаживаясь рядом на корточки, к озеру лицом, так, что продемонстрировал Майкрофту тощую, но, к сожалению, очень привлекательную задницу с пушком между ягодиц. — Майкрофт, — с запозданием ответил Майкрофт. — Такая вода классная, — озвучил очевидное Грег и, развалившись на песке, сорвал травинку и принялся ковырять ей в белых зубах. От Майкрофта его отделяла какая-нибудь четверть ярда. Майкрофт постарался продолжить чтение, но Грег, находящийся так близко, его энергия притягивали внимание. Высшие вампиры уже давно обходятся без крови и не чувствуют подобного голода, но невозможно не ощутить такую свежесть. И, ощутив ее, Майкрофт с ужасом начал понимать, что привлекает его в данном случае не столько кровь, сколько нечто другое. — Тебе надо искупаться, — сказал Грег. — Мне уже пора, — возразил Майкрофт. Грег, ничуть не смущаясь его присутствия, положил руку на расслабленный член и пару раз погладил его, напоследок проведя пальцем по головке. У Майкрофта пересохло в горле. — Мне пора, — повторил он более твердо. — Я здесь в полдень и на закате. Приходи, — улыбнулся Грег и закинул руки за голову, растягиваясь еще больше, без всякого стеснения демонстрируя твердеющий член и торчащие, явно возбужденные соски. Сверкающие капли скатывались с загорелой кожи. Майкрофт не ответил. Выбравшись из зарослей, он бросился бежать, а в поместье забился в «свою» комнату и уселся на пыльный пол. Сердце колотилось бешено, и он боялся поднять глаза на отражение, сгорая от стыда. В паху тянуло совершенно определенным образом, и Майкрофт прекрасно понимал, что если бы остался у озера, то набросился бы на Грега прямо там. Не выдержав, он встал и принялся стаскивать брюки, наконец добравшись до горячего, уже занывшего члена. Скользнув по мокрой плоти рукой, Майкрофт, не в силах стоять прямо, прислонился к нагретому зеркалу. — Будь ты проклят, Грег, — сделав первое движение ладонью, прошептал он.